7 февраля исполнилось 50 лет со дня смерти одного из самых известных отечественных философов - Владимира Николаевича Лосского. Мы публикуем статью митрополита Минского и Слуцкого Филарета, написанную 5 лет назад, ко дню 100-летия со дня рождения философа

Всякий раз, когда мы отмечаем столетие со дня рождения выдающегося человека, а тем более когда оно совпадает, как в данном случае, с 45-летием со дня кончины, это невольно обращает нас к прошлому - к тому, что является хоть и недавней, но уже историей. Современная жизнь стремительно увлекает нас вперед, перенося из эпохи в эпоху и погружая в немыслимые еще вчера ситуации, которые ставят перед нами новые задачи и заставляют искать ответы на вопросы, которые ранее не возникали. Скорость исторических перемен - несомненный знак нашего времени.

       Однако, обращая сегодня мысленный взор к жизни и трудам Владимира Николаевича Лосского, мы можем предположить, что и ему были не чужды подобные переживания. Родившись в России накануне первой революции, он стал свидетелем и соучастником драматических событий и исторических трансформаций первой половины минувшего, XX столетия, включая все испытания, выпавшие на долю послереволюционных русских эмигрантов.

       Это обстоятельство, а именно известный параллелизм жизненных ситуаций первой половины минувшего века и рубежа XX и XXI столетий, - уже задает особую перспективу для восприятия и оценки богословского наследия Владимира Лосского. О нем можно сказать, что он был "богословом эпохи кризиса" (если здесь позволительна аллюзия на западную так называемую теологию кризиса). "Кризис" этот был связан прежде всего с крахом старой России и с последовавшими за ним жесточайшими гонениями на Церковь. Но его косвенным следствием также было образование на Западе очагов Православия, которые стали источниками все расширявшегося и крепнувшего православного свидетельства.

       Кризис есть суд, но не Последний суд, а значит, потенциально - время творческих прорывов и свершений. Мы называем подобную ситуацию "временем посещения Божия", временем, когда Бог призывает нас к сугубому самоиспытанию и покаянию. Будучи потрясением основ, кризисная ситуация побуждает обращаться к основаниям более глубоким, чем те, что сложились в результате исторической эволюции, то есть к основаниям несомненным, сущностным. Толь-ко так возможно преодолеть кризис, поскольку им судится то, что является преходящим, а точнее, то, что в какой-то мере оказывается оторванным от непреходящего духовного фундамента.

       Для христиан духовный фундамент - это "камень веры", незыблемое основание, положенное Спасителем и святыми Апостолами, а затем утвержденное исповеданием и боговедением святых отцов. Именно к библейскому Откровению и святоотеческому Преданию мы и должны обращаться всякий раз, когда изменяется образ мира сего и рушатся его временные устои. Думаю, таков первый и главный урок, который дает нам, православным христианам и богословам, Владимир Николаевич Лосский. И даже не столько урок, сколько пример образа действий и мысли.

       И в другом Владимир Лосский являет пример: своей жизнью он показал, что вклад каждого верного члена Церкви в ее сокровищницу заключается в том, чтобы, строя свою духовную жизнь в соответствии с Преданием, в свою очередь сделать свой личный опыт - общецерковным, щедро делиться им ради блага соборного церковного организма. Мы часто говорим о кафоличности Церкви, но далеко не всегда в полной мере переживаем и осуществляем эту кафоличность в своей жизни и служении. Это смог сделать Владимир Лосский, который был подлинным свидетелем веры, ставшей для него источником того целостного, духовно и интеллектуально богатого богословского видения, которое с очевидностью нашло свое воплощение в его произведениях.

       Лосский определяет кафоличность как "дарованный Церкви способ познания истины, способ, благодаря которому эта истина становится достоверной для всей Церкви - и для Церкви в целом, и для каждой из ее малейших частиц". И продолжает: "Вот отчего обязанность защищать истину лежит на каждом члене Церкви, как на епископе, так и на мирянине... Ибо соборность - это не абстрактный универсализм доктрины, выдвинутый иерархами, а живое Предание, хранимое всегда, повсюду и всеми"¹.

       При таком понимании кафоличности Церкви богослов есть такой же свидетель веры, как и исповедник веры, - свидетель, который в церковном Предании черпает силы и возможности для того, чтобы верно выразить в слове и ясно истолковать содержание Богооткровенной истины. И безусловно, особым даром, которым был наделен В. Н. Лосский, является способность претворять личный опыт постижения церковного Предания и Богообщения в последовательную, логически связную богословскую речь, посредством которой самые возвышенные тайны Богопознания сообщаются верным.

       При всей очевидной эрудиции Владимир Лосский не соответствовал типу "богослова-профессора", и его "патристические штудии" давали иной результат по сравнению с тем, что обычно ожидается от кабинетного ученого. Не потому ли он с таким вниманием относился к апофатическому подходу, занимающему столь важное место в восточно-христианской богословской мысли? Лосский сумел уловить духовную значимость этой богословской позиции, которая позволяет увидеть и интеллектуально осуществить единство опытного и "теоретического" Богопознания. Отсюда и его особый богословский интерес не только к творениям Каппадокийских отцов, но в особенности к текстам Ареопагита и Григория Паламы.

       Вместе с тем Владимир Лосский представляет собой также и не "левитский" тип христианского мыслителя, что тоже является знаком времени. Но было бы несправедливо и неточно назвать богословие В. Н. "мирянским" в расхожем понимании этого слова. Это богословие в полном смысле церковное, питающееся от единого благодатного источника, равно доступного всем членам Церкви Христовой. Можно даже сказать, что это богословие, которое рождается из изумления перед лицом той Божественной Полноты, которая переживается в событии церковного общения с Единой Пресущественной Троицей. "Соборность, - пишет Лосский, - есть связующее начало, соединяющее Церковь с Богом, Который открывает ей Себя как Троица и сообщает свойственный Божественному единоразличию модус существования, подает жизнь "по образу Троицы""².

       Как богослов Владимир Лосский был систематиком, точнее - синтетическим мыслителем. Он сумел в кризисный период предложить опыт неопатристического синтеза, что было своевременно и чрезвычайно важно. В этом он был не одинок - его современники также работали в подобной перспективе (достаточно вспомнить другого выдающегося русского патролога и богослова - протоиерея Георгия Флоровского). В результате восточно-православная богословская традиция получила отчетливое и убедительное выражение в контексте современной христианской мысли и науки.

       Будучи противником так называемой религиозной философии, как она сложилась в русской традиции, Владимир Лосский в своей работе опирался прежде всего и по преимуществу на святоотеческое предание. У некоторых может создаваться впечатление, что он целиком был обращен в прошлое. Это безусловно не соответствует действительности. На самом деле он был очень современным богословом, и его призыв к творческому прочтению отцов - это современный призыв. Обращение к непреходящему по своей значимости наследию Древней Церкви не означает отказа от включенности в историческое настоящее, так же, как пребывание в истории не предполагает отказа от обращения к вечному. Воссоздавая в современных условиях внутренне связную и строго церковную систему богословский представлений, Лосский искал и находил ответы на актуальные вопросы христианской мысли.

       Лучшим свидетельством глубины и актуальности его мысли является то, что он не только оказывал формирующее влияние на православных богословов последующего поколения, но и вызывал с их стороны творческую критическую реакцию (в частности, в трудах митрополита Пергамского Иоанна Зизиуласа). Это значит, что мысль Владимира Лосского остается в хорошем смысле провоцирующей, а потому значимой до сего дня.

       Вместе с тем надо также признать, что его богословское наследие еще недостаточно изучено и осмыслено. Многие проблемные и весьма современные темы, которых он касался, порой оказываются "под спудом" его несомненного авторитета. Но ни в коем случае не следует "канонизировать" во всех деталях то видение, которое он предлагает. Внутри слаженной богословской системы порой бывает трудно различить и почувствовать подлинный "нерв" его мысли. Но именно этот "нерв", быть может, и является для нас сегодня наиболее важным, когда мы обращаемся к текстам Владимира Лосского: мы должны увидеть "проблемные зоны", вступить в творческий диалог с автором, продолжить и развить те направления мысли, которые он напряженно разрабатывал, пытаясь найти удовлетворительное решение богословских проблем.

       Среди богословских тем, которые привлекали преимущественное внимание В. Н. Лосского (кроме апофатизма, о чем уже говорилось выше), безусловно основными являются тема личности и тема Церкви.

       Вопрос богословского понимания личности является "местом встречи" европейской мысли Нового времени и древнего церковного умозрения. Это весьма сложная проблема, над которой еще предстоит серьезно поработать современным богословам. Сложность эта заключается прежде всего в том, что само понятие личности возникает именно в христианском богословии, однако применяется оно в двух разных его "разделах": в теологии в узком смысле (то есть в триадологии, а также в христологии) и в христианской антропологии (то есть в учении о человеке как образе Божием). Богословский вопрос в данном случае можно сформулировать так: насколько правомерно и в каком смысле возможно сопоставлять и даже отождествлять представление о личности, как оно складывается на основе опыта человеческого существования, и представление об ипостаси, являющееся неотъемлемым элементом святоотеческого учения о ТриЕдином Боге? Владимир Лосский предложил свой ответ на этот вопрос, который сегодня требует нового продумывания и осмысления.

       Одна из задач богословия сегодня заключается в том, чтобы дать ответ на вызовы различных антропологических концепций, научных и философских, опираясь на церковное знание о человеке и на тот образ Человека, который явлен в лице Богочеловека Иисуса Христа. Необходимо искать новые пути и языковые средства для развития тех результатов, которые были достигнуты. Это особенно важно в нынешней исторической ситуации, перед лицом весьма опасных процессов дегуманизации культуры. Стараясь исполнить эту задачу, мы будем снова и снова обращаться к мысли Владимира Лосского, который так остро чувствовал духовную и интеллектуальную значимость христианского персонализма для современной культуры.

       С богословским персонализмом связано и внимание Лосского к учению о Церкви как сообществе богообразных личностей, которые обретают новое качество бытия в единстве Тела Христова. Он справедливо считал, что экклезиологическая тема является важнейшей богословской темой нашего времени.

       В самом деле, все более очевидным становится тот факт, что современная культура в целом - культура так называемого христианского мира - практически утратила понимание той особой реальности, которая именуется Церковью. Церковь все больше понимают как организацию, как объединение граждан или своего рода "клуб по интересам". Поэтому сегодня благовествование, к которому все мы призваны, должно быть не только благовестием о Боге и Сыне Божием, Господе Иисусе Христе, но и о Церкви Христовой - об истинном чуде Церкви, которая, как и Богообразная личность, с трудом постигается в своем таинственном Богочеловеческом существе.

       Владимир Лосский с особой силой на богословском языке благовествовал о кафолической Церкви Божией, верным сыном которой он был, радости и горести которой он переживал всем своим существом. Его страницы, посвященные православной экклезиологии, в высшей степени актуальны для нас сегодня.

       И здесь надо обратить внимание на весьма важное психологическое обстоятельство. Книги и статьи Владимира Лосского, которые мы читали и изучали в русских переводах, не оставляли впечатления, что их автор - эмигрант, то есть человек, оторванный, пусть волею судеб и пусть не полностью, от родины, от России. Принципиальная позиция сохранения канонической верности Московскому Патриархату была для В. Н. Лосского не результатом более или менее случайного выбора или предпочтения, не просто проявлением духовной солидарности, но осознанной богословской установкой. И это тем более важно, что он в то же время был активным сторонником и участником формирования и укрепления "французского православия".

       Не следует воспринимать такую позицию как своего рода раздвоенность или противоречивость. Напротив, в ней надо увидеть признание экклезиологического значения поместной и культурной "воплощенности" Церкви, куда бы ни привело ее историческое странствование. Источник такой позиции - в глубоком, подлинно богословском видении природы и призвания Церкви, в переживании ее кафолического вездеприсутствия и одновременно многообразия.

       Тем истинное богословие и отличается от различных его суррогатов, что оно всегда обращено к первореальности Божественного Откровения. Как и вера, богословие максималистично - оно захватывает всего человека. Но именно эта захваченность предельным и позволяет богослову видеть законность и необходимость конкретных культурно-исторических и поместных проявлений и воплощений церковного бытия, многообразия духовных путей в пределах единого Предания. И она же не позволяет ставить само понимание природы Церкви Христовой в зависимость от других аспектов социального бытия - национального, языкового, культурного и других.

       Лосский был в полном смысле членом Православной Церкви, посвятившим себя богословскому служению ей. Через свою церковную принадлежность он был един с гонимой Церковью в России, но также и со всяким иным церковным сообществом, пребывающим в единстве и общении с мировым Православием.

       Значение Владимира Лосского для православного, а также для инославного богословия XX века трудно переоценить. С этим вряд ли кто-нибудь будет спорить. Хотел бы, однако, обратить внимание на тот факт, что его влияние было многообразным, так сказать, многовекторным.

       Владимир Лосский был среди тех, кто на первом этапе экуменического движения на высоком интеллектуальном уровне представлял восточно-христианскую традицию (а по существу - богословское исповедание древней, неразделенной Церкви) на Западе. Известно, насколько плодотворным и вдохновляющим было участие Лосского в межхристианских собеседованиях послевоенного периода: его участие в патристических конгрессах, в работе англо-православного Содружества, его вовлеченность в интеллектуальную жизнь христианской Франции. Приведем только два свидетельства.

       Н. М. Зёрнов в своем очерке истории Содружества святого мученика Албания и преподобного Сергия отмечает: "В. Н. Лосский... ввел в дискуссию между Востоком и Западом паламитское богословие. Он регулярно участвовал в послевоенных конференциях Содружества, и его споры с д-ром Эриком Маскалем, представлявшим неотомистскую точку зрения, в течение нескольких лет придавали этим встречам характер блестящего интеллектуального поединка"³.

       Роуан Уильямс (ныне Архиепископ Кентерберийский) пишет: "Лосский остается, возможно, наиболее известным и влиятельным из всех современных православных авторов... предпринятая им оригинальная и творческая интерпретация восточных отцов закрепляет за ним прочное место среди богословов XX века, а практически вся восточно-православная экклезиология последних десятилетий использует его подход в качестве отправного пункта"⁴.

       Действительно, влияние трудов Владимира Лосского (и не только в области экклезиологии) было во многом определяющим для возрождения богословской мысли в греческой и других Православных Церквах, которое имело место в 1960-е годы и позднее. Общее направление и пафос "возращения к отцам", которое становится источником для богословского вдохновения и творчества, для создания неопатристического синтеза, - это магистральное направление православного богомыслия в минувшем веке, неразрывно связанное с именем Владимира Лосского. Не только его работы, вышедшие при жизни, но и посмертные публикации (здесь мы должны выразить особую благодарность французскому другу и ученику Лосского Оливье Клеману) стали воистину настольными книгами для каждого православного богослова.

       Но особой и не менее важной - по существу, чрезвычайно важной - была та роль, которую сыграли труды Владимира Лосского в деле богословского образования и церковного возрождения в России.

       Можно без преувеличения сказать, что выход в свет знаменитого восьмого сборника "Богословских трудов" в 1972 году, в котором были опубликованы основные тексты Владимира Лосского в русском переводе, стал богословским событием для Русской Церкви. Это и так малодоступное в ту пору издание сразу стало библиографической редкостью: его зачитывали до дыр, копировали разными способами или подробно конспектировали. "Очерк мистического богословия Восточной Церкви" и курс лекций по догматическому богословию стали на годы одним из основных источников для преподавателей и студентов наших Духовных школ. И то, что все трудности, связанные с публикацией этих текстов в тогдашних условиях, были благополучно преодолены, без сомнения, является свидетельством Промышления Божия.

       Почему смогло состояться это активное включение Лосского-богослова в духовную ткань русской церковной жизни 1970- 1980-х годов?

       Прежде всего, здесь надо отметить переводческий подвиг недавно ушедшей от нас Веры Александровны Рещиковой - близкого друга и ученицы Владимира Николаевича. По существу, именно ей мы обязаны формированием корпуса русских текстов Владимира Лосского. Без ее богословской эрудиции и интуиции, а также неутомимой энергии вряд ли мы смогли бы читать и воспринимать богословские тексты, написанные по-французски и в ином культурном контексте, как свои, то есть как произведения, органически продолжающие насильственно прерванную в XX веке русскую богословскую традицию.

       В содержательном же отношении главная причина в том, о чем уже говорилось: в самой богословской позиции Лосского, для которой характерны, с одной стороны, верность Преданию, догматическая строгость и пристальное внимание к наследию отцов, а с другой - дерзновенность мысли, ее направленность на творческое решение сложных проблем, поставленных "кризисным" временем.

       Богословские работы Владимира Лосского регулярно публиковались в церковной печати в России в 1960-е, 1970-е, 1980-е годы, а позднее были собраны в книги, выдержали несколько изданий. Но не все еще из его наследия переведено и опубликовано. Это касается и фундаментальной книги о Мейстере Экхардте, работа над которой заняла многие годы. Появление этого труда на русском языке сегодня имело бы важное экуменическое значение, а также по-новому раскрыло бы русскому читателю широту и глубину испытующей богословской мысли автора. Не секрет, что в нынешних трудных условиях восстановления традиций серьезного академического богословия мы порой сталкиваемся с проявлениями упрощенного подхода к великой западно-христианской традиции, к отрицанию необходимости углубленного диалога христианского Востока и Запада. И в данном случае наследие Владимира Лосского, опыт его исследовательской работы также являются для нас вдохновляющим примером.

       Богословие есть дело Церкви, но также и особое призвание отдельных ее членов. Богословская работа требует духовных усилий, сравнимых с усилиями подвижников веры и благочестия, так как является не чисто интеллектуальной деятельностью, но делом, неразрывно связанным с жизнью Церкви. Великие отцы эпохи классической патристики, которыми вдохновлялся и богословие которых так искусно доносил до нас Владимир Лосский, были не "интеллектуалами" в современном смысле, но святыми Боговидцами. Они также жили в "кризисные" эпохи. Они также воссоздавали и творчески выражали апостольское предание веры. Они были оригинальными мыслителями, которые творили "внутри" Церкви и изначального Предания.

       Символом церковного бытия является крест. Крест означает исполненный надежды, но тем не менее трудный и мучительный путь к равновесию, соразмерности и, соответственно, к духовной полноте, насколько она возможна в мире, который во зле лежит. Крестом для мысли является основоположный догмат веры - о Святой Троице. Только крестным может быть путь христианина, взыскующего "почести вышнего звания" во Христе Иисусе. Крест - это смертная агония, но за ней следует Воскресение. Крест есть универсальный христианский символ - как духовный, так и богословский.

       Нам не следует избегать трудностей на пути богословского служения Церкви и бояться острых вопросов, которые задает нам мир. Мы должны быть открыты к историческим изменения, к культурным трансформациям, к смене стереотипов общественного сознания относительно роли Церкви в жизни человеческих обществ. Но наша открытость при этом должна опираться на "камень веры", на то единство духовного опыта и богословского мышления, которое с такой убедительностью явил нам в своих трудах приснопоминаемый Владимир Николаевич Лосский.

       Его земная жизнь не была продолжительной, и многие искренно жалели, что Бог не дал ему времени для более полного раскрытия его общепризнанных в христианском мире талантов. Но мы изменили бы своей вере, если бы взялись судить Промысл Божий. Однако из глубины общецерковного сознания мы можем с полным правом сказать, что богослов Владимир Лосский и сегодня - действующий член Церкви. А наш долг в том, чтобы с не меньшей духовной энергией и богословской взыскательностью служить благу Вселенской Церкви Христовой, не оставляя в пренебрежении тех плодов, которые сторицею принес он - богослов от Бога.
       Вечная ему память!

ПРИМЕЧАНИЯ

Митрополит Минский и Слуцкий ФИЛАРЕТ, Патриарший Экзарх всея Белоруссии, Председатель Синодальной Богословской комиссии Русской Православной Церкви

Опубликовано в Журнале Московской Патриархии, № 12/2003 г.

Статьи. Новое в данном разделе.
А на небе всё по-другому Змеелов   Смайлики За горы, за горизонты   Богоявление   Эуа! Часы Терпи хорошее Обмен (рассказ) Пункт Б (повесть)	Шторм (рассказ) Сила тяготения (рассказ) Самое лучшее (рассказ) Горение (рассказ) Буду любить его всегда (рассказ) Безгрешная машина (рассказы) Чудесная причина (рассказ) Слезы на том берегу (рассказ) Трудная дорога к морю (повесть) Темная комната (повесть)