Необыкновенные приключения с гусями, подпольными кроликами и другой живностью
Диакон Димитрий Котов называет себя учителем начальных классов, хотя образование у него не педагогическое, а художественное: в 1970-е годы он закончил два факультета Академии художеств – как монументалист и как искусствовед. Правда, однажды ему пришлось пройти практику в детском саду. У него уже было двое своих малышей, а жить молодой семье было негде. Молодому художнику пришлось пойти в кочегары. Кочегарка отапливала детсад полного дня, и после работы будущий батюшка шел к детям рассказывать сказки. «Я до того увлекался! Иногда дети уж спят, а я все рассказываю и рассказываю. С тех пор я всегда начинаю знакомство с детьми со сказки, или с рассказа о приключениях…»
В лобненской коррекционной школе давно уже нет серых облупленных стен, они все расписаны детьми. Об отношениях отца Димитрия с директором и местным управлением образования лучше всего говорит тот факт, что с этого учебного года отец Димитрий официально принят в штат школы.
Ребята вместе со своими сверстниками из воскресной школы при храме не только расписывают стены, занимаются графикой, делают мозаики в византийской технике, но и работают над книжными проектами. Созданный ими альбом «Истории с ладошку» получил специальный приз «Твори добро» на недавно завершившейся церковно-общественной выставке-форуме «Православная Русь».
Диакон о. Димитрий Котов вместе с воспитанниками на недавней выставке-форуме "Православная Русь", где воскресная школа при Храме Спаса Нерукотворного Образа получила специальный приз "Твори добро", учрежденный экспертным советом "Просвещение через книгу". Фото автора
С некоторых пор отец Димитрий увлек детей деревенской темой. Весь уходящий год они рисовали избы и сараи, домашних и лесных животных, журавлей и гусей, проселочные дороги и лесные тропинки. Из рисунков и детских рассказов сложилась целая книга о русской деревне. Долго искали красивое название, но решили назвать просто: «Наше родное».
Мозаики, выполненные учениками диакона о. Димитрия
Главным помощником отца Димитрия в художественном оформлении этой книги стал 14-летний Алеша из коррекционной школы. Он родился в деревне, и там у него осталась восьмидесятилетняя бабушка, к которой его отпускают каждое лето, чтобы он заготовил сено и дров на зиму. Алеша, пожалуй, единственный из всех ребят может разделить с отцом Дмитрием его ностальгию по деревне. Ему не надо объяснять, что такое амбар, околица или кочерга.
Почти каждый день Алеша приезжает после школы к отцу Димитрию в храм, близ которого стоит сарайчик воскресной школы. Тут с утра до вечера веселая толкотня. Дошкольники и школьники, старшеклассники и даже студенты приходят сюда не только на время занятий. Они знают, что здесь их всегда ждут, и всем хватит места у деревенской печки, и всем хватит чая из лекарственных трав, за которыми отец Дмитрий с ребятами ездит каждое лето на Оку.
Храм Спаса Нерукотворного в селе Котово, где служит диакон о. Димитрий
Отец Димитрий, держа в руках чей-то рисунок, объясняет малышам: -- Как рисовать лес? Да очень просто! Вот тут зеленые листки добавить, тут радугу. Хотя подождите… Тут такое чистое небо, голубое, что, пожалуй, добавлять ничего не надо. Ну, если только птичку…
После занятий, когда малыши разбегаются, мы садимся на скамейку у печки, смотрим на огонь и ждем, когда батюшка еще что-нибудь расскажет нам про свое детство в деревне Дмитровке.
Вот так и появились на свет эти рассказы.
Про школу и гульку Мы, дети, в деревне как птицы жили. Помню: собрался я в первый класс с цветами, а по нашей деревне торжественно, как лебеди, идут девочки в белых фартучках - как красиво, празднично! И все на них любуются, что-нибудь ласковое им говорят.
Вообще в деревне любое событие касалось всех. Вот идет по деревне парень, которому завтра в армию, рядом с ним – девушка, которая его будет ждать. Заходит парень в каждый дом и приглашает на проводы. И на эти проводы приходят и взрослые, и дети. И у всех там свои обязанности, свои радости, своя гулька, как у нас говорили. Парень у всех прощения просит, люди его в дорогу благословляют, наказы разные и пожелания дают, песни поют.
Потом, когда мы переехали в поселок, я и там школу любил. Сам поселок мне не понравился – люди живут в бараках, в тесноте, в скученности. Там уже не было деревенской открытости. Совсем другая жизнь, серенькая. Только школа - светлая, я ее любил, и учительницу Ларису Степановну. Помню, разболеешься, один день пропустишь, а она уже вечером приходит проведать.
Третий секретарь и второй поросенок Мой отец был зоотехником в колхозе. У меня видно от него любовь ко всей живности. Помню, у нас дома одно время жили какие-то постояльцы и среди них – мальчик, который выращивал шелковичных червей и сдавал их в конце лета. И мы ему помогали с ними возиться, рвали листья шелковицы, ее везде полно было ничейной, и кормили червяков. А мы ягоды лопали – они у шелковицы невероятно вкусные!
Отец мой тоже решил купить червей и выращивать их. Но его вдруг назначили председателем колхоза. И тут начались наши неприятности. Как-то приехал третий секретарь райкома партии и попросил поросеночка: спишешь, мол, чего там. Ну, отец списал. Второй раз приезжает: дай поросеночка. Тут отец отказался и пришлось ему податься в оформители. Он всю жизнь мечтал быть художником. Мы переехали в поселок, снимали там квартиру. Отец работал в ОКСе – до сих пор не знаю, что это такое. Рисовал там объявления, лозунги, плакаты, всякую наглядную агитацию.
У нас, наверное, не совсем обычная была семья. На четверых детей у нас - три баяна и три пианино! Младший брат на скрипке учился. Все стали музыкантами, один я – художником.
Еще о живности Если человек в детстве не переживет единения с природой, если этого момента в его жизни не будет, то обязательно будет какая-то ущербность. Откуда доброта в деревенских детях? От общения с природой, с животными, которые требуют от ребенка непрестанной заботы.
Зимой гуси у нас прямо в доме жили. А в сильные морозы тут же и поросёнок, и телёнок, и ягнёнок. Мы из соски их, бывало, выкармливали. Ноев ковчег какой-то! Помню ещё, как мы рыбешку майками ловили – да, обычными майками. Майка раздуется в воде как пузырь и пока рыба там барахтается, ты её рукой пытаешься ухватить. А гуси! Однажды поздней осенью они взяли и уплыли на другой берег, там цыганский табор стоял. Прикормили их там, что ли. Так отец разделся, прыгнул в холодную воду и поплыл, а вернулся уже с гусями.
Недавно вспомнил обо всем этом, когда навещал одну семью неблагополучную, мать там пьет, гуляет, мальчишка растет среди пьянства, но вот ему однажды кто-то утку принес. Мальчик так обрадовался, что прижал ее к себе, всю обцеловал ее как собачку или кошечку, и положил ее с собой спать под одеяло. Утку под одеяло – где это видано! Кто бы мне рассказал – не поверил, но это все на моих глазах было. И мне верится: вот эта детская золотинка в мальчишеской душе останется, она еще как-то проявится. Не знаю где – в армии, в каких-то драматических случаях, но проявится непременно.
О цветной памяти Я, когда оглядываюсь сейчас в детство, то вижу, что эти страницы моей жизни раза в три ярче, чем все последующие. Там, на этих первых страницах, все в солнечных цветах – в зеленых, розовых, желтых. Причем, и лето и зима. Светлая зеленая радостная жизнь – как на цветочном лугу.
Когда мы переехали из Дмитровки в поселок, то мне все там показалось серым. И я стал рваться на волю. Чудить стал. Мы с моим другом Борей Григорьевым ходили в лес, а он был за одиннадцать километров от поселка. Маме говорил, что иду к бабушке. Она жила на выходе из поселка. А бабушке говорил, что к Боре пошел. А мы с ним в лес. Помню, идем весной – красота невероятная, цветов полно, суслики прыгают. Рай, блаженство! Только к вечеру в лес приходим, и там все в цветах. Костер развели, спать хочется, но к ночи холодно, леденит прямо. На одну фуфайку легли, другой укрылись. Чуть не околели к утру. А дома-то меня хватились. Когда вернулся, думаю, сейчас лупить будут, а меня не трогают, не бьют, не ругают. Молчат. От этого мне еще обиднее стало, прямо слезы душат.
Вскоре меня отдали в интернат, в Донецк и закончилась моя вольная жизнь. Дети в интернатах затравленные. Там все подавляет подростковая толпа, и попробуй не впишись в нее – будешь белой вороной. Вот я и был белой вороной. Меня спасало то, что когда все ребята ложились спать, я им рассказывал истории, сказки, все, что угодно. Я мог рассказывать бесконечно и они это ценили. Меня как радио включали: «Ну давай, рассказывай…»
Кролиководы уходят в подполье В пятом классе я мечтал кроликов разводить, но так как держать их было негде, то родители не разрешали мне их завести. Тогда я придумал кролиководческую подпольную организацию - КПО. Стал в библиотеки ходить и читать все про кроликов, изучал теорию вопроса. Там же и Тургенев мне попался, и, кстати, очень понравился. А в школу я перестал ходить. Я был так поглощен кроликами, что уроки меня перестали интересовать. Тут я попал с гландами в больницу и там узнал, что есть такой дважды Герой Советского Союза Мельников и, когда я составлял список членов своей организации, то включил туда для верности своего приятеля по пионерскому лагерю, а для солидности - этого Мельникова.
Еще идея у меня появилась: запрудить нашу речку, а на образовавшемся острове разводить кроликов, клетки там не понадобятся, только сено завозить надо. Когда выздоровел, пришел к своему дедушке и рассказал ему про идею с островом. Он говорит бабушке: «Какой внук-то у нас умный! Будем кроликов разводить!» Но бабка на него зашумела: «Ишь, старый дурак, козу на меня повесил, теперь еще и кроликов!» В общем, и тут меня не поняли. Тогда я занял у соседки-старушки одиннадцать рублей и решил бежать на Байкал или на Дальний Восток.
Беглый охотник Еще в больнице я зачитался Аксаковым, Арсеньевым и решил стать охотником. Ужасный фантазер был и вот придумал: как доберусь до тайги, так скажу охотникам, что я из детского дома, они меня усыновят, я научусь охотиться, а потом сообщу маме, чтобы она не волновалась.
Весна была, май, тепло уже. Написал записку родителям, что хочу быть охотником, поехал, мол, охотиться. Взял хлеб, закуску и пошел пешком на станцию. Там увидел состав с углем, спросил машиниста: «Куда едет этот поезд?» «Да в Сибирь…» «Ну, это мне и надо…» Забрался в этот товарняк, спрятался удачно так.
Поймали меня в Челябинске. От угля был черный как негритенок Милиционер довез меня обратно и на моей станции сдал дежурному. Я плакал ужасно, раскаивался. Дежурный, добрая душа, спросил: «Ну теперь-то не сбежишь?.. Тогда ступай домой, мать-то ждет». И отпустил меня. Я пошел, а по дороге зашел на базар и там мне один козленок понравился – беленький с черным пятнышком, такой кудрявенький. А у меня еще денег оставалось четыре рубля и я отдаю их за козленка. Прихожу домой с козленком. Тут слезы, ор. Мать не знает чего делать – бить или целовать.
Под следствием Меня в школу потащили, я же полгода не учился. Сразу к директору в кабинет. Я директору правду рассказываю: про кролиководческую подпольную организацию, про пользу для страны, список свой показываю. Он взял его и положил в карман. Ну, оставили меня в покое, стал я учиться.
Но потом выяснилось, что директор показал мой список в милиции. Там пошли по списку, нашли дважды Героя Советского Союза, допросили его, а он ни сном ни духом ничего не знает.
И тут отец, видя, что я хожу как побитый, говорит: «Ну ладно, пойдем, куплю тебе кроликов». Я обрадовался – наконец-то меня стали понимать. Пошли, проходим мимо милиции, стоит на крыльце майор, спрашивает: «Этот?» «Этот» - говорит отец, и меня заводят. Я тогда сильно на отца обиделся. Он, оказывается, обещал майору, что приведет меня, но, зная, что добровольно я в милицию не пойду, заманил меня кроликами.
Начинается допрос, меня спрашивают: это не ваша организация из ресторана деньги таскает? Намазывают смолой руки и таскают. Я так перепугался: это что же мне шьют! Нет-нет, говорю, это не мы. «Ну, тогда рассказывай, где ваш штаб?» Я начинаю плести, что он за водокачкой, в подземных ходах. Такое им насочинял! Следователи задумались. Ну, выйди, говорят, на крыльцо, подожди, а мы тут с твоим папашей потолкуем.
Вышел, плачу – предал меня отец! Сейчас, думаю, махну через забор и больше не вернусь домой. Раньше жалко было родителей, теперь никого не жалко. Только собирался ноги унести - отец с майором выходят. Садись, говорят, в мотоцикл, поедем твое КПО смотреть. Ну, тут я совсем разревелся и признался, что все придумал. Убеждаю, что на благо родины хотел постараться, мясо бы сдавал. Майор расчувствовался: «Ну, чудак-человек, иди домой. Будешь настоящим коммунистом…»
Но вся школа узнала о моих фантазиях и меня затравили как зайца. Я не выдержал и на другой год в интернат пошел. А кроликов отец мне все-таки купил. Зимой я им грелки таскал.
Про талант Я хотел в лесники идти. Но отец решил реализовать на мне то, что у не него не получилось. И после художественной школы насильно отдал меня в художественное училище. Так и сказал: «Закончишь училище, а потом иди в лесники». И я со слезами там учился. Закончил училище, академию и до сих пор не знаю хорошо это или плохо. Я строил монументы по всей стране, обелиски, и часто мне говорили, что у меня талант. Были деньги и немалые по тем временам, но радости - никакой. Тоска гложет и гложет. От этой тоски на пижонство тянуло, на «экстрим», как сейчас говорят. Вот заработали мы однажды с приятелем в Сибири кучу денег халтурой. Три машины купить можно. Сидим в аэропорту, а деньги у нас в старом портфеле, на котором даже замка не было. И от скуки мы решили испытать судьбу – оставили свой портфель среди чемоданов других пассажиров и ушли гулять. Сорок минут шатались, приходим – портфель на месте. И опять никакой радости, пустота в душе невероятная.
В храм я пришел в 32 года, тогда многое открылось. И только занимаясь с детьми, я понял, что такое талант. Это дар Божий, который мы, родители и учителя, обязаны вызвать к жизни.
Главное – не должно быть никаких эпитетов: талантливый, способный, гениальный. Если ребенок действительно старался, то так и сказать: ты хорошо потрудился, молодец. Надо приучать его не бросать работу на полпути, а завершать начатое. Терпеть неудачи. Не первенствовать над ровесниками, а всерьез трудиться. К сожалению, светская школа учит именно первенствовать, и некоторые дети приходят к нам с такой жаждой лидерства, что для них похвала – как наркотик.
Конечно, есть дети слабые, болезненные, забитые. Им уже внушили, что они ни на что не годятся. Вот их надо поддержать, похвалить. И вот в коррекционной школе я стараюсь почаще им говорить «ой, молодчина!» или «вот это да, как ты здорово потрудился!». И как они после этого приободряются!
Воспитать у ребенка ответственность за то, что ему дано от Бога, можно только через серьезное отношение к его творчеству. Детские работы не должны валяться, а тем более выбрасываться.
И еще: чтобы дар Божий раскрылся нужно время. Не надо тут скачки устраивать. Многие обеспеченные родители втягиваются в соревнование: как поскорее из ребенка вундеркинда сделать. И дергают детей в одну школу, в другую, к одним репетиторам, к другим. И везде его торопят. А все эти «быстрей-быстрей» - это как ветер сиверко, от которого ребенок стынет, душа его продувается насквозь.
Когда я был маленьким, то мечтал: вот стану взрослым и у меня будет 99 детей. А родилось у нас с женой два сына и две дочки. Не дотянул до сказочного числа. Но недавно вдруг понял: а мечта-то сбылась. Если посчитать всех детей, с которыми я занимаюсь в трех школах, то получится не меньше девяносто девяти.
Летний лагерь воскресной школы в Псковской области. Фото автора
Дмитрий Шеваров Московская область
P.S. Книга “Наше родное» на днях выходит в свет в одном из московских издательств.
Статьи / Необыкновенные приключения с гусями, подпольными кроликами и другой живностью
Диакон Димитрий Котов называет себя учителем начальных классов, хотя образование у него не педагогическое, а художественное: в 1970-е годы он закончил два факультета Академии художеств – как монументалист и как искусствовед. Правда, однажды ему пришлось пройти практику в детском саду. У него уже было двое своих малышей, а жить молодой семье было негде. Молодому художнику пришлось пойти в кочегары. Кочегарка отапливала детсад полного дня, и после работы будущий батюшка шел к детям рассказывать сказки. «Я до того увлекался! Иногда дети уж спят, а я все рассказываю и рассказываю. С тех пор я всегда начинаю знакомство с детьми со сказки, или с рассказа о приключениях…»
