В разговорах о выборах нового патриарха светские СМИ настойчиво проводят идею борьбы «церковных партий». Конечно, официально никаких церковных партий нет и быть не может, но как же могут состояться выборы, если нет борьбы партий? Значит, партии все-таки есть... Чья возьмет? Выборы патриарха – это настоящая интрига. Можно ли говорить, что в среди кандидатов есть очевидный лидер? Или это только нам так кажется? Если сегодня в Церкви всего лишь две главные партии - либералы и консерваторы, то кто же окажется сильней? На кого эти партии похожи? Существует ли церковный аналог «Единой России»…
Эти вопросы естественно возникают в голове у журналистов, пишущих на предсоборные темы в светских СМИ. Никто не знает, но что похожи выборы патриарха, но писать порой приходится и о том, чего не знаешь. Большинство журналистов знают простой рецепт: взять за основу какой-нибудь прошлогодний текст о выборах президента и переписать его под новую тему. Задумается ли кто-то о том, что необходимо изменить не только фактуру, но и саму логику изложения материала?
Кто такие церковные «правые» и «левые»? Кто такие церковные «либералы» и «консерваторы»? Казалось бы, не имеет смысла сомневаться в том, что эти устоявшиеся понятия имеют право на существование в любом контексте, когда речь идет о борьбе за власть.
Однако власть Церкви не имеет ничего общего с формулированием политических или экономических программ. Могут ли вне этого контекста существовать либералы и консерваторы? Относительно какого центра православные могут уйти вправо или влево?
Митрополит Кирилл – «либерал»? На каком основании сделаны эти выводы? Он ездит в Ватикан, общается с протестантами и мусульманами. Утверждать, что всё это он делает исключительно по своей собственной инициативе можно в двух случаях. Во-первых, когда «аналитик» совершенно не знаком с жизнью Церкви. Во-вторых, когда есть намерение исказить реальность и подогнать ее под своё лекало.
Правда в том, что действия митрополита Кирилла регулярно получают одобрение Священного Синода. Это документы – журналы заседаний синода – находятся в открытом доступе. Под ними стоят подписи и тех его членов, которых светские журналисты записали в консерваторы. Таким образом, митрополит Кирилл проводит всю работу в полном согласии со Священным Синодом. Взаимодействие с политическими лидерами, межхристианский и межрелигиозный диалог - это те направления деятельности, за которые митрополит Кирилл отвечает в силу своих служебных обязанностей. Никакой реальной оппозиции его деятельности в последние годы не было.
Боюсь, что в массовом сознании недоверие вызывают как раз таланты митрополита Кирилла как богослова и проповедника. Настоящий консерватор должен быть необразован, косноязычен и груб. И не случайно, что на роль такого «консерватора» пару лет назад попал именно Диомид (Дзюбан), бывший епископ Чукотки. Он идеально соответствует указанным признакам.
Митрополит Климент – «консерватор»? Никаких аргументов здесь не приводится. Скорее он воспринимается как альтернатива митрополиту Кириллу и «качества» митрополита Климента журналисты подбирают в противовес «либеральному» кандидату. Митрополит Климент десять лет провел в Америке и хорошо знает церковную жизнь разных православных юрисдикций. Его скептическое отношение к Зарубежной Церкви может иметь серьезные основания. Между тем, для «консерваторов» характерно прямо противоположное – внимательное, дружественное отношение к зарубежникам.
Митрополит Климент поддерживает рабочие отношения с государственной властью, что также не характерно для церковных «консерваторов». Они сторонятся власти, демонстрируют свое недоверие и жестко ее критикуют.
Подводя итог можно сказать, что миф о «правых» и «левых» - это инструмент разделения Церкви, попытки противопоставления одной ее части другой без достаточных на то оснований.
* * *
Аналогии с политической жизнью проникли в Церковь в первой половине 1990-х годов. Романтический период деконструкции коммунистического режима с его многочисленными собраниями, демонстрациями и митингами создал иллюзию того, что и в церковной жизни «необходима ясность». Духовенством и мирянами такой подход был воспринят очень настороженно. И только в последствии, когда в Церковь пришли новые верующие, эти взгляды получили распространение. Для невоцерковленных людей было естественным воспринимать Церковь исходя из опыта своей прежней жизни.
Я прекрасно помню подпольные встречи христиан в Москве в конце 1980-х годов. Там собирались все – православные, католики, протестанты, старообрядцы, совершенно спокойно заходил на эти встречи игумен Герман (Подмошенский), ближайший сподвижник иеромонаха Серафима (Роуза). Это было блаженное время, когда и в голову никому не могло прийти разделить собравшихся острым лезвием политической терминологии. Такие попытки были бы сразу обличены как антихристианские. Еще свежи были в памяти воспоминания о том, что в советских тюрьмах христиане сидели рядом и помогали друг другу…
Во второй половине 1990-х, стало ясно, что основной вопрос всех дискуссий достаточно прост: какая церковная традиция подлежит восстановлению? Однако ответ на это вопрос и порождает все известные разделения. Когда в истории Церкви был тот «золотой век», который необходимо вернуть? Это ранняя Церковь или Церковь Визатийской империи? Это Киевская Русь или царствование Алексея Михайловича? Это синодальный период или время подготовки и проведения Поместного собора 1917-18 годов? Другими словами, сегодня в церковной жизни нет того «центра», относительно которого можно говорить о «правых» и «левых».
Необходимо помнить, что традиция – это вовсе не то, что никогда не меняется. Традиция позволяет нам изменяться, оставаясь самими собой. И здесь возникает еще один трудный вопрос: что необходимо восстанавливать, «реставрировать», а где необходимо приноравливаться к тому, что происходят в мире и в обществе?
Множественность возможных ответов порождает растерянность и стремление более жестко обозначить свои позиции. Затем возникает необходимость идеологического оправдания своей позиции как единственно верной. Еще один шаг – и все остальные уже враги, предатели, еретики… «либералы» или «консерваторы».
Это путь в тупик.
Не стоит впадать в заблуждение, что жизнь Церкви можно легко объяснить, если редуцировать ее до борьбы группировок и идеологических споров. Однако желания разобраться и услышать своих церковных собеседников у журналистов немного.
Могу предположить, что полгода назад разговоры о «церковных группировках» были еще возможны, так как вся церковная жизнь строилась в «тени патриарха Алексия». Как только патриарха Алексия не стало, произошла парадоксальная вещь: не стало и повода для соперничества. Разговоры о «церковных группировках» имели смысл не сами по себе, а именно в «тени патриарха».
И уж совсем нелепо утверждать, что церковному руководству нужна «партия власти». В Церкви нет демократических процедур, основанных на либеральном понимании прав и свобод человека. У Церкви нет нужды сочинять теории о суверенной демократии.
В Церкви есть иерархичность и соборность. Кроме того, не стоит забывать, что епископы – люди верующие. Для них судьба Церкви важнее, чем личные амбиции. (Впрочем, это не означает, что последних нет совсем).
* * *
Между тем, перед новым патриархом встанет ряд системных вопросов, которые далеко не каждый сумеет решить. Они не имеют прямого отношения к идеологии, но требуют осмысления с точки зрения богословия, церковного права и традиций церковного управления.
Во-первых, предстоит наладить приходскую жизнь. В последние годы в этом направлении достижения очень скромные. Дружных, крепких приходов крайне мало. Священников в семинариях не учат быть руководителями, лидерами общин. Молодые священники не понимают, как организовать и сплотить прихожан. Для многих обузой является воскресная школа для детей или даже беседы перед крещением.
Сами прихожане не знают, что такое община и какие у нее могут быть формы деятельности. Для них в большинстве случаев приходская жизнь начинается с посещения богослужения и заканчивается редкими беседами со священником. Не удивительно, что такие «прихожане», не получив начальных знаний о Церкви, с удовольствием рассуждают о «консерваторах» и «либералах».
Есть проблемы и административного уровня – практика беспричинного перевода священников с прихода на приход разрушительна прежде всего с точки зрения формирования общин. Не будем забывать, что возникла она сравнительно недавно. В ХХ веке это был эффективный инструмент богоборческой власти по борьбе с активными священниками и большими приходскими общинами. Пора задать вопрос: на каком основании этот инструмент используется сегодня церковной властью?
Во-вторых, новому патриарху предстоит провести реформу церковного управления. Сложившаяся система синодальных учреждений малоэффективна. В ней есть и дублирование функций и отсутствие консолидированной политики в отношений, например, информационной деятельности. В условиях кризиса система церковного управления может растерять и те достижения, которые были отмечены в последние годы. В частности, это относится к такому стратегически важному направлению как религиозное образования и катехизация.
В-третьих, предстоит осмыслить, что же такое Русская Православная Церковь сегодня. Как должны строиться отношения внутри «классического патриархата», каковым в последние годы стал Московский Патриархат. В какой степени Автономные Церкви в его составе могут оказывать влияние на церковную жизнь в России и наоборот? Что значит хранить единство Церкви в условиях различных политических систем, идеологических предпочтений и культурного контекста?
Ясных ответов на эти вопросы сегодня нет. И даже в условиях стабильного развития эти вопросы решать крайне трудно. Очевидно, что в условиях кризиса необходимо огромное мужество даже для того, чтобы поставить эти вопросы.
Конечно, всегда остается альтернатива: можно всё заморозить, оставить так, как есть. Никто не удивится. Но все мы в глубине сердца надеемся, что новый патриарх не будет «компромиссной фигурой», единственной задачей которого станет соблюсти «баланс интересов».
Итак, когда Поместный собор выбирает Патриарха, он выбирает не партию и не группировку. Он выбирает конкретного человека, призванного стать достойным преемником великих Русских Патриархов. И в этом выборе соединяются две воли – воля человеческая и воля Божия.