Не так давно мы познакомили наших читателей с удивительной книгой архиепископа Иоанна Белгородского и Марии Городовой "Любовь долготерпит". На книгу приходит множество откликов, она не залеживается на прилавках, ее читает и молодежь, и люди старшего поколения. История Марии о своей жизни по-настоящему поразила многих: и в "Российскую газету", и на наш портал пришло множество писем.
Обсуждая вместе с Марией ее готовящиеся статьи, мы заметили, что письма на наш православный сайт приходят совсем другие, чем в Российскую газету. На "Православие и мир" пишут слова благодарности, восхищения. В "Российскую газету" приходят письма-исповеди, письма - крики души, на многих страницах повествующие о тяжелейших скорбях. Наверное, причина этого, предположили мы, в том, что у человека, живущего вне Церкви, вне таинств церковных, часто нет никакой другой возможности излить душу и найти утешение, поэтому и рассказ Марии, и ее ответы читателям стал единственным просветом в жизненных тяготах. Будем надеяться, что ответы Марии Городовой помогут им прийти к вере в Господа. Будем молиться о тех, кто пока не открыл для себя пути спасения.
А сейчас новое письмо.
«Здравствуйте, Мария! Трагедия, случившаяся с моей красавицей сестрой, потрясла весь наш городок. Прошло два года, но моя боль не утихает, наверное, потому, что до сих пор остается загадкой, что же именно произошло в тот роковой вечер. Формально, виноватых в гибели Светланы нет, это «несчастный случай», но я убеждена, что ее убила зависть. Моя сестра была слишком красива и слишком счастлива, и при этом слишком открыта. Мария, не подумайте, что пишу так, потому что любила ее, нет, так считают многие в нашем городке. Своей открытостью она была уязвима для зависти – к ней часто тянулись какие-то ущербные люди, которым она вечно помогала, а они потом ее обманывали или делали гадости.
Светлане было не полных двадцать пять, у нее все было хорошо. Любимый муж, Саша, ее боготворил, когда они вдвоем шли куда-то, все восхищались: «Какая пара!», у нее росла трехлетняя Лизонька, такая же синеглазка, как мама. За два месяца до трагедии им дали новую двухкомнатную квартиру, вместо барака, в котором они ютились раньше. Вот с этой квартиры все и началось: у них в бараке была соседка – тоже Светой звали. Близки с моей сестрой они никогда не были, соседка была на десять лет старше сестры, но, главное, завистливая очень. Без нужды с ней никто не общался, но моя Светланка, хоть особо и не привечала ее, но и не отталкивала, когда та к ней лезла – деликатная была, слишком.
Только они отпраздновали новоселье, недели не прошло, захожу к ним, а там эта Светка, а сестра объясняет – попросилась пожить, пока ей новую комнату не дадут, ее совсем в аварийном состоянии. Их барак, и вправду, давно под снос шел, Светланке с Сашей первыми квартиру дали, других долго еще расселяли. Потом, помню, прихожу недели через две, а соседка в лучшей Светланкиной кофточке красуется. Сестра объясняет: «Света как кофточку на мне увидела, так у нее глаза и загорелись, вот я и подарила – пусть носит!» Такая у меня было сестра. А соседка эта, вообще-то, никогда красотой не отличалась, но тут я ее даже не узнала – как будто расцвела в Светланкиной кофточке, порозовела вся, с Сашей кокетничает – смех, да и только. За Сашу мы спокойны были, уж очень он мою Светланку любил, но этим переменам удивились, потом подруга, с которой я была, мне сказала: «Да пусть она хоть все Светланкины кофточки наденет, а Светланкой не станет…» Да и расцвела-то она ненадолго – и на вечер не хватило: сидим, пьем чай, а из нее опять какое-то ехидство, зависть поперли. Саша, помню, в сердцах, сказал: «Достала уже», -- чувствовалось, что у них с сестрой из-за этой гостьи отношения обострились.
Когда произошла трагедия, я была в командировки в Омске, меня вызвали уже на похороны. На Саше во время похорон лица не было, потом ночью он плакал, каялся, говорил, что последние две недели между ним со Светланкой будто кошка пробежала, мир из семьи ушел, ссорились по пустякам, раньше такого не было, и он все ждал, когда этой Светке, наконец, комнату дадут. В тот злополучный вечер Саша поздно вернулся с работы, и, говорит, сам не знает, какая муха его укусила: накричал на Светланку, отшлепал Лизу… На самом деле ничего особенного, такое в любой семье бывает, они бы никогда не стали выяснять отношения ни при ребенке, ни при этой Светке, но в тот вечер моя Светланка молча натянула сапоги, прихватила пальто – семейные сцены она не выносила, бросила: «Я в магазин!», и все. Саша до сих пор убивается, что тогда ее не остановил!
Светлану нашли поздно ночью, и даже сейчас мне тяжело об этом писать, до сих пор не могу ни понять эту смерть, ни смириться с ней. Все повторяли одно: «нелепая случайность», «роковое стечение обстоятельств». Как сестра оказалась в этой части города в тот миг, когда на нее сорвался огромный строительный щит? Зачем пошла туда? Ей там нечего было делать. Мы все думаем, что она пошла посмотреть на дом, где давали комнату соседке – скоро ли? На снегу, рядом с рухнувшим щитом лежал торт, который Светланка несла домой, а вокруг валялись разбросанные апельсины.
Мария, только, пожалуйста, не подумайте, что я ищу виноватых. У меня образование инженера, я знаю, что такое случай и теория вероятности, и все же я хочу спросить: может ли зависть убить человека? Не в прямом, уголовном смысле, когда подсыпают из зависти яд, а как концентрация злобы?
Когда через несколько дней после похорон, я увидела, что Светка вроде и не собирается съезжать, а наоборот, липнет к Саше и Лизоньке – «утешает», я высказала ей все – и про ее завистливость, и про то, что у нас в городе думают про ее черную энергетику…
Говорят, ее видели в соседнем городке – такая же как раньше, завистливая, только еще больше почернела и ссохлась как-то». Елена.
Здравствуйте, Елена! Смерть – это всегда трагедия, и она всегда противоестественна. Смириться со смертью любимого, близкого тебе человека бесконечно трудно. Поэтому когда известие о смерти обрушивается на нас, мы начинаем мучительно искать причины произошедшего. Причем ищем их, не только разматывая цепочку внешних событий, но вглядываясь в духовный, внутренний план человеческого бытия. И это правильно. Другое дело, что законы духовного мира гораздо сложнее, чем это может показаться.
Святитель Василий Великий, церковный писатель и богослов, считал зависть самой опасной, самой пагубной из всех страстей, зарождающихся в душе человека. Этот порок сопровождает род человеческий с самого его начала. В Библии рассказывается о том, как зависть вошла в сердце Каина, когда он увидел, что Бог принял жертву от Авеля, но не принял от него. Каин отдал свое сердце зависти – и убил брата. Так зависть и смерть впервые оказались в одной связке. А далее – уже по всему пути следования человечества.
В Книге Притчи Соломона есть такие слова: «Не вкушай пищи у человека завистливого и не прельщайся лакомыми явствами его: потому что, каковы мысли в душе его, таков и он; «ешь и пей», говорит он тебе, а сердце его не с тобою. Кусок, который ты съел, изблюешь, и добрые слова ты потратишь напрасно» (Притч.23. 6-8) Этим словам библейской мудрости без малого три тысячи лет. А Первый псалом царя Давида начинается так: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей» (Пс.1.1). Безусловно, помимо глубокого богословского смысла, в этих словах звучит и прямое предупреждение.
И все же, Елена, это разрушительное чувство – зависть – само по себе не обладает магической силой. Иначе бы род человеческий давно прекратил свое существование. Для того, чтобы убить Авеля, снедаемый завистью Каин, должен был отвести брата в поле и там «восстать на него». А Сальери – подсыпать яд, буквально, а не метафорически.
Вот что писал в своих «Творениях» Василий Великий, посвятивший зависти целую главу: «Страждущих завистию почитают еще более вредоносными, нежели ядовитых зверей. Те впускают яд чрез рану, и угрызенное место предается гниению постепенно; о завистливых же иные думают, что они наносят вред одним взором, так что от их завистливого взгляда начинают чахнуть тела крепкого сложения,.. как будто из завистливых глаз льется какой-то губительный, вредоносный и истребительный поток. Я отвергаю такое поверье, потому что оно простонародно и старыми женщинами занесено в женские терема», – сказано это было еще в IV веке. И все-таки, отвергнутое святым, поверье о магической силе зависти все еще живо. И неслучайно. Мы все чувствуем, что зависть – губительная сила. Только кого она губит? Авеля или Каина? Моцарта или Сальери?
Вы никогда не задумывались над тем, почему Моцарт позволяет себя убить? Даже самый неискушенный школьник, взявший в руки «Маленькие трагедии» впервые, легко догадается, к чему дело клонится. Школьник догадается, а вот гений Моцарт – нет. Он доверчиво, с какой-то необъяснимой фатальность, движется к финалу. Так и хочется крикнуть: «Осторожно! Разве ты не видишь отраву в этой улыбки! Разве не слышишь, какой яд в этих словах!» В том-то и дело, что не видит и не слышит. С одной стороны, как гений, человек тонкий, чуткий, он предчувствует близость смерти. А с другой – он не видит, что смерть может исходить отсюда. Почему? Почему он не опознает зависть? Очень просто – потому что она ему не знакома. Он никогда не знал ее в себе, она никогда не входила в его сердце, и уж тем более не сжигала его адским огнем. Он не знает, что это. Поэтому Моцарт и не считывает сигналы об опасности, идущие от Сальери. Поэтому он спокойно садиться «вкушать с завистником». И даже тогда, когда, казалось бы, уже не Сальери, а сама зависть сидит напротив, он не принимает в свою душу этот грех – даже на уровне узнавания. Не увидев опасности, не распознав ее, Моцарт дает себя отравить, он умирает. Но вот парадокс! – безвременная смерть здесь жизнь, потому что есть полная свобода от греха.
В «Моцарте и Сальери» Пушкин, по меткому слову Фазиля Искандера, «с болдинской свечой в руке, провел нас по катакомбам человеческой подлости». Но не только. С прозорливостью гения Пушкин продемонстрировал нам важный духовный закон: Моцарт гибнет физически, но не духовно. А вот Сальери, сначала впустивший в свое сердце зависть, а потом отдавший его зависти безраздельно, уже не может остановиться – он идет путем дьявола до конца, а значит гибнет. По слову Василия Великого, зависть как ехидна – о которых говорят, «что они рождаются, прогрызая носившую их утробу, так и зависть обыкновенно пожирает душу, в которой зарождается».
Сил Вам Елена и помощи Божьей. С уважением, Мария Городова.
