<b>Цветы из Сада Божией Матери</b><br>"Отцы-святогорцы и святогорские истории"
Кажется, никуда не деться от надвигающейся цивилизации, от суеты. Планка духовных требований христианина к себе все ниже... Времена не выбирают. Но не везде, оказывается, время одинаковое. В годы "холодных войн" и расцвета коммунистических держав на нашей земле жили старцы, ездившие на осликах, излучавшие благодать и любовь, творившие чудеса и в простоте своей не замечавшие их. Эти святые жили (а некоторые живут и сейчас) в "уделе Божией Матери" - так называют Святую гору Афон. Истории о них записал в 80-е годы афонский старец Паисий (+1994), один из самых известных современных подвижников. Эти короткие рассказы - случаи из жизни спасающихся на Афоне отцов - источают необыкновенное благоухание, аромат "Сада Божией Матери" (в греческом языке "удел" и "сад" - два значения одного слова). И только некоторые реалии мира, проникшие в наблюдения старца Паисия, выдают принадлежность событий нашему времени: "Монахи - это связисты нашей Церкви. Поэтому они удаляются подальше от мирских помех, чтобы иметь постоянную связь со Христом в молитве и помогать другим людям".
*** ...Когда я был еще новоначальным монахом и жил в Эсфигменском монастыре, благочестивый отец Дорофей рассказывал мне, что в монастырский приют приходил помогать старчик, имевший такую простоту, что считал Вознесение, являющееся престольным праздником этой обители, одной из великих святых. Поэтому, молясь по четкам, он читал и такую молитву: "Святая Божия, моли Бога о нас!" Однажды в приют пришел больной брат, однако в тот момент там не нашлось пищи, чтобы он смог ею подкрепиться. Тогда наш старчик быстренько сбежал по ступенькам вниз, спустился в подвал, просунул через окошко, выходившее на море, руки и попросил: "Святая моя Аналипсия, подай мне рыбку для брата!" И, о чудо! Большая рыбина вдруг выпрыгнула из воды прямо ему в руки. Он же, как ни в чем ни бывало, взял ее и, радуясь, приготовил ее в утешение своему брату.
***
В Иверском скиту отец Николай из общины Маркианов рассказывал об одном монахе, который отличался такой же детской простотой. Однажды, когда в их каливе пересох колодец, он опустил в него на бечевке икону святителя Николая со словами: "Святителю отче Николае, если хочешь, чтобы я и дальше продолжал зажигать перед тобой лампадку, поднимись вместе с водой - ты же можешь это сделать. Видишь, сколько людей приходят к нам, а у нас для них нет студеной воды".
И, о чудо! Вода постепенно начала подниматься, а вместе с нею и икона святителя, пока монах не смог взять ее в руки. После этого он с благоговением облобызал ее и отнес назад в храм. (Это произошло около пятидесяти лет назад.)
Отец Харалампий В монастыре Кутлумуш несколько лет назад жил один старец, отец Харалампий, очень простой и очень усердный как в духовной жизни, так и в послушаниях, которых у него было, кажется, больше, чем у всех остальных, потому что в то время в монастыре оставалось мало монахов, да и те были старые. В числе прочего на нем была и библиотека. Однако затем у него пришлось забрать это послушание, потому что он никогда не запирал ее дверей. Он говорил: "Пусть люди читают книги". Ему даже в голову не приходило, что есть такие люди, которые могут украсть книгу. Он имел совершенную невинность и простоту. Помимо своих многочисленных послушаний, он также сажал деревья для будущих монахов, потому что верил, что монастырь Кутлумуш еще возродится. Руки у него неустанно работали на благо других, а ум и сердце духовно трудились в непрестанной молитве: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя".
Отец Пахомий
В Иверском скиту, немного выше самой каливы, расположена келлия святых апостолов, в которой сейчас живут два монаха, братья по плоти. В этой общине некогда жил отец Пахомий. На его лице была явственно запечатлена святость. От был очень простым и совершено неграмотным, но исполненным благодати. Как бы кто сильно ни печалился, завидев отца Пахомия, тут же переставал скорбеть. Все его любили, даже змеи, которые его не боялись и не прятались от него. В окрестностях его каливы водилось множество змей, так как там вокруг было много воды. Два других монаха боялись змей, а отец Пахомий с улыбкой подходил к этим тварям, брал их в руки и выносил за ограду.
Однажды, когда он спешил в каливу Маркианов, то по пути нашел большую змею, которую обвязал вокруг талии, как пояс, чтобы сначала закончить свои дела, а затем вынести ее прочь. Отец Иаков, увидев его в таком виде, испугался, чему отец Пахомий очень удивился. Потом он говорил (мне):
- И что они так боятся змей?! Мой отец Андрей боится даже скорпионов! А я скорпионов собираю в пригоршню и выношу их вон, за пределы каливы. Сейчас, когда руки у меня трясутся из-за паркинсона, больших змей я просто выволакиваю.
Я спросил у старца:
- Отец Пахомий, почему змеи тебя не кусают?
На это он мне ответил:
- Где-то в каком-то месте Писания Иисус Христос говорит: "Если имеешь веру, то берешь руками змей и скорпионов, и они тебе не вредят".
Отец Тихон Старец Тихон жил на мысе Капсалы, в келлии, принадлежавшей монастырю Ставроникита. Если ему присылали деньги, он отдавал их одному благочестивому бакалейщику, чтобы тот покупал хлеб и раздавал его бедным. Однажды кто-то прислал старцу Тихону из Америки денежный перевод. Когда старец забирал его на почте, это заметил один мирянин и, будучи побежден помыслом сребролюбия, ночью пришел в келлию старца, чтобы ограбить его, надеясь найти у него еще и другие деньги. Вор не знал, что даже то, что старец тогда получил, он тотчас же отдал господину Федору, чтобы тот купил хлеба для бедных. Помучив старца, - сдавив ему горло веревкой, - он убедился, что у него действительно нет денег, и собрался уходить. Тогда отец Тихон говорит ему вдогонку: "Бог да простит тебя, дитя мое".
Этот злодей затем пошел к другому старцу с той же целью, однако там был схвачен полицией и сам рассказал, что был также у отца Тихона. Полицейский послал жандарма и попросил старца прийти на допрос, потому что вор должен был предстать перед судом. Старец огорчился и говорит жандарму: "Дитя мое, я простил вора от всего сердца".
Однако тот не придал словам старца ни малейшего значения, так как выполнял приказ, и принуждал его идти вместе с ним: "Давай быстро, старец! Здесь тебе нет ни "прости", ни "благослови"!"
В конце концов начальник пожалел старца и разрешил ему вернуться из Иериссоса к себе в келлию, потому что он плакал, как малое дитя, думая, что случившееся с ним станет причиной наказания для грабителя.
Когда он вспоминал об этом случае, то не мог своим умом понять происшедшее и говорил (мне): "Ох-ох-ох, дитя мое, у этих мирских другой устав! Нет у них ни "благослови", ни "Бог да простит"!"
Отец Августин Старец Августин имел великое сострадание к несчастным животным, поэтому все, у кого были старые или увечные животные, оставляли их где-нибудь неподалеку от его келлии, ничего ему не сообщая. Келлия отца Августина превратилась таким образом в приют для престарелых зверей со всей округи: от монастырей Каракаллы и Филофея до Иверского. Бедный старец брал в руки косу и все лето косил на зиму траву для увечных и старых животных, которых оставляли ему мирские. Если он сам находил какое-нибудь старое брошенное животное, то тоже забирал его в свой приют.
Встречая по пути какого-нибудь человека, он делал перед ним земной поклон и говорил: "Благословите!" Он не смотрел, был ли перед ним священник, монах, старик или юноша-мирянин, так как имел великое смирение и считал всякого старше себя, а себя - младше всех. Однажды, когда он сделал поклон перед кем-то из мирян, его увидел человек, имевший богословское образование, и смутился:
- Как, ты делаешь поклоны перед мирянами?!
На что отец Августин ответил:
- Да, потому что на них благодать Святого Крещения.
Великая любовь и смирение старца не имели предела. Однажды, рассказывал он мне, ему в его келлии явился диавол в виде ужасного пса, изрыгавшего из пасти огонь. Он устремился на старца, чтобы его задушить, потому что молитвы старца жгли его - как он сам ему признался. Отец Августин схватил его и ударил о стену со словами: "Злой бес, зачем ты воюешь с созданиями Божиими?"
"Бес сильный, - продолжал старец свой рассказ, - да и я не из слабых - припер его к стене. Однако после этого меня сильно мучила совесть, что пришиб диавола. Я с нетерпением ждал утра, чтобы пойти и исповедаться в том, что ударил диавола. Как только рассвело, я пошел в Провату к своему духовнику и исповедался. Но мой духовник оказался очень снисходительным. Он не дал мне никакой епитимии и велел причаститься. На радостях я всю ночь провел в молитве по четкам, а потом пошел на Божественную литургию и причастился. Когда священник вкладывал мне в уста святую лжицу, я увидел Святое Причастие в виде Плоти и Крови и разжевывал его, чтобы проглотить. Одновременно я ощутил великую радость, которой не мог вынести. Из моих глаз текли слезы, а голова сияла, подобно лампе. Я быстро ушел, чтобы отцы не видели меня, и благодарственные молитвы читал уже у себя в келлии".
Старец всегда светился, ибо его покрывала Божественная благодать. Достаточно было только посмотреть на него, чтобы забылась любая скорбь, потому что благодаря своей внутренней доброте он сеял вокруг себя радость. Его внешнее одеяние - латаный-перелатаный подрясник - было хуже тряпья, которое садовник надевает на пугало. Когда случалось, что кто-то приносил ему какую-нибудь хорошую вещь, он тут же отдавал ее другим.
В его келлию часто приходили рабочие, которые на пристани грузили монастырский лес. Когда им было что-то нужно, они шли в келлию отца Августина и брали все необходимое без спросу. Часто они забирали у него последнее. Поэтому иногда старца можно было застать лежащим без сил от недоедания. Единственный выход из этого положения состоял в том, чтобы монастырь снабжал его мукой, из которой он мог бы готовить себе что- нибудь съестное. Отец Августин где-то раздобыл старую сковородку и пек себе на ней нечто похожее на блины, которые замешивал на одной воде с солью и которые заменяли ему хлеб и прочие блюда. Когда разрешалось растительное масло, он обмакивал в него перо, крестообразно помазывал им блин и таким образом утешался в положенные дни. Некоторые монахи слегка подшучивали над старцем и спрашивали:
- Что ты ешь, отец Августин?
Тот отвечал:
- Я все время ем блины.
Если отцы давали ему соленую сардину, он берег ее, чтобы угощать гостей. Старец отрезал у сардины голову и подавал рыбу, будучи вне себя от радости, что может предложить такое угощение.
Он всегда поступал таким образом, лишая себя всего. Зато его непрестанно насыщал Христос Своей Божественной благодатью. Его любили все монахи в округе и миряне. Особенно же его любили отцы из монастыря преподобного Филофея, которые, когда он начал слепнуть, стали упрашивать его перебраться к ним. Однако старец думал о том, что будет со всеми его увечными и старыми животными, если он уйдет, и потому не соглашался. Наконец, отцы, дай им Бог здоровья, взяли к себе и его и его животных. После этого он успокоился.
В монастыре отцы заботились о нем, и он считал это великим благословением Божией Матери. Из благодарности он постоянно пел "Достойно есть", и глаза у него были полны слез радости. Пребывание отца Августина в обители было для всех большим благословением. Оно приносило огромную пользу и престарелым монахам, жившим в монастырской богадельне, потому что отца Августина посещали не только люди, но и святые, Ангелы и даже Матерь Божия. Когда старец видел Божию Матерь или святых, то очень огорчался, что остальные старцы продолжали лежать или сидеть. Он расталкивал их, говоря: "Божия Матерь!" - или, когда видел Ангела: "Ангел!"
Те, конечно, ничего не видели, но понимали, что что-то происходит, немедленно поднимались и стояли с благоговением. Однако монах, ухаживавший за старцами, считал все это прелестью и ругал старца, говоря: "Оставь старцев в покое. Не хватало еще слушать тебя с твоей прелестью!"
Однако старец продолжал всех поднимать, будучи не в силах сдержать себя от благоговения.
Когда его навещали отцы, то не успевали они спросить, как у него дела, а он уже выпытывал:
- Как поживают мои мулы и ослики?
Ему отвечали:
- Очень хорошо. И старец радовался.
- Ты как поживаешь, отец Августин?
- Слава Богу, очень хорошо.
Так, благодаря своей большой доброте, постоянно пребывая в радости, славословя Бога и непрестанно молясь, он проводил или, лучше сказать, переживал райскую жизнь в уделе Божией Матери. Внутри него пребывал Христос. Его сердце было раем. Он сподобился и в земной жизни лицезреть Ангелов, святых и даже Божию Матерь, и в загробной - радоваться вечной радостью!
Когда отец Августин уже отходил, его лицо трижды просияло подобно молнии. Бог устроил так, что при этом рядом находился и ухаживавший за старцами монах, который был поражен увиденным и убедился в истинности тех посещений, о которых говорил старец.
Отец Георгий отшельник Когда отец Георгий сидел среди ежевичных кустов и ел ежевику, его можно было принять за большого орла. Летом он кое-как перебивался на ежевике и смоквах, а зимой, когда почти ничего нельзя было найти, ему приходилось туго, потому что уже в ноябре отходят земляника и каштаны и остаются одни лишь желуди да кое-какая трава. Вареную пищу он вкушал только на престольные праздники в монастырях, расположенных в северо-восточной части Святой горы, куда он время от времени наведывался. Обычно он приходил накануне праздника и помогал или на кухне, или в уборке обители. Все вокруг ему только давали приказания, считая его умственно недоразвитым. Но если кто-нибудь узнавал его поближе, то себя начинал считать недоразвитым, а отца Георгия - богопросвещенным.
Он в любую минуту был готов исполнить волю всякого. То один звал его: "Георгий, иди сюда", то другой: "Георгий, иди сюда". Тот всегда отвечал: "Благословите!" - и бежал, куда его звали. Так продолжалось с утра до вечера. Никто не обращался к нему: "Отец Георгий", но: "Георгий". Несмотря на усталость, вечером он не шел в архондарик (гостиницу), чтобы отдохнуть, а располагался снаружи притвора, растягиваясь на мраморе, как мертвый, со скрещенными руками - таков был его устав и летом и зимой - и всегда в одной и той же одежде.
Все времена года для отца Георгия были одинаковыми, потому что он жил уже в раю, и любовь Божия то согревала его, то давала прохладу. Словно по тревоге, он быстро вскакивал с места, где лежал, и начинал молиться, неподвижно стоя на протяжении многих часов, словно статуя.
Когда я, живя еще в монастыре, впервые познакомился с ним, то, будучи новоначальным монахом и имея мирские критерии для оценки людей, принял его за сумасшедшего, как и все миряне и некоторые монахи. Однажды даже позволил себе сказать, что он сумасшедший. Когда это услышал отец Герман, старейший и добродетельнейший монах обители, то сделал мне строгое замечание: "Он святой, но юродствует Христа ради".
С той поры я начал относиться к нему с большим благоговением. Наблюдая за ним, я вскоре сам убедился, что он действительно святой.
Приходя на праздники в монастырь, он причащался и оставался в обители до вечера, чтобы помочь монахам, а затем уходил, не взяв с собой ничего на благословение. Поэтому у него не было ни котомки, ни карманов. Он жил в Саду Божией Матери, подобно птице. Такого великого самоотречения я не встречал ни у кого из отцов!
Отец Георгий полностью предал себя в руки Божии и потому чувствовал себя в полной безопасности, охраняемый Самим Христом, а также испытывал бесконечную радость, которую не в состоянии был вместить. Его сердце, окрыленное Божественной любовью, заставляло его скитаться по горам: он "брел куда глаза глядят" - в хорошем смысле слова. Он всегда пребывал в радости.
Часто он говорил вещи, которые люди, не могущие их понять, считали несуразностями. Однако его слова имели свой смысл. Встречаясь иногда с людьми, которые могли подозревать о его подвижничестве, он говорил: "Еда - жизнь, пост - смерть; еда - жизнь, пост - смерть..."
Конечно, когда кто-нибудь это слышал, начинал думать, что перед ним чревоугодник. То же самое впечатление он производил на людей, когда ему случалось есть в трапезной, потому что намеренно ел, как чревоугодник. Если на стол подавали яйца, он умудрялся перепачкаться ими, а поскольку он никогда не умывался, то казалось, что он постоянно ест яйца.
Когда кто-либо задавал ему духовные вопросы, он отвечал очень рассудительно, но, если видел, что другие им восхищаются, начинал говорить всякую несуразицу и морочить голову. Особенно он подчеркивал важность смирения и послушания. Поэтому несмотря на то, что его разум уже давно был подчинен воле Божией и воле других людей, он вновь почувствовал необхо димость святого подчинения и опять поступил послушником к одному старцу, у которого от менингита повредился рассудок, с тем чтобы ухаживать за ним и с помощью безрассудных приказов старца еще больше отсекать свою волю.
В тот период, когда он как послушник жил вместе с больным старцем, я впервые увидел отца Георгия с котомкой. В конце концов старец прогнал его. Получив награду за свое послушание, он вновь ушел в горы.
С течением времени отец Георгий становился духовно все более зрелым, и некоторые отцы начали об этом догадываться. Из-за этого он стал производить бесчинства, в том числе и перед официальными лицами.
Однажды отец Георгий увидел жандарма, поступавшего несправедливо, и дал ему два-три тумака. Этого оказалось достаточно, чтобы о нем сложилось мнение как о сумасшедшем и чтобы его отправили в сумасшедший дом. Врачи тщательно обследовали его, но ничего у него не нашли и отпустили. Однако у него остался "диплом" сумасшедшего, с которым он стал чувствовать себя намного свободнее.
Таким способом человек Божий осмеивал суету мирскую. Нам неизвестно, где он находится сейчас. Я пробовал было что-то разузнать о его местопребывании, но никто ничего не знает об этом. Отошел ли он на Небо? Жив ли еще? Его следы потерялись. Да будут с нами его молитвы. Аминь.
Старец Трифон
В пустынном месте, в котором жил старец Трифон, его трудно было отыскать. Поэтому у него не было совершенно никакого человеческого утешения. Однако когда нет человеческого утешения, тогда является Божественное утешение. Сам Бог посылает через Ангелов и святых небесную радость. Райские люди, беседующие с Ангелами и святыми, дружат даже с дикими зверями и птицами небесными. Так было и с отцом Трифоном.
Однажды благочестивейший старец Иоасаф из иконописного дома Иоасафеев со свойственным ему Авраамовым гостеприимством принимал некоторых мирян. Однако те, к сожалению, весело проведя время, соблазнились, посчитав, что монахи весело живут, хотя старец в действительности жил по-монашески. Но так как мирянам тяжело было это понять, старец Иоасаф решил, что для них будет полезным пройтись по каливам в Карее, чтобы таким образом получить пользу и избавиться от недобрых помыслов.
После того как эти миряне посетили некоторых подвижников, что произвело на них неизгладимое впечатление, он повел их в келлию старца Трифона. Когда они увидели старца в такой глуши, то были потрясены. Смиренномудрый старец Иоасаф говорит посетителям:
- У меня много знакомых людей, но нет ни той радости, которую имеет отец Трифон, ни знакомых диких зверей и птиц небесных, с которыми он дружит. Чтобы вы сами смогли в этом убедиться, я первый попробую их позвать.
Он позвал птиц, но ни одна не прилетела. Через некоторое время появился и старец Трифон с кувшином, чтобы предложить им немного воды. Старец Иоасаф говорит ему:
- Что тут за место, отец Трифон? Нет ни одной птицы!
Старец со всей простотой отвечает:
- Да как же нет?!
Он позвал их, и все это место наполнилось птицами, окружившими старца со всех сторон. Одни садились ему на плечи, другие - на скуфью! Посетители были поражены и ушли, получив духовную пользу и славя Бога.
Статьи / Православие / <b>Цветы из Сада Божией Матери</b><br>"Отцы-святогорцы и святогорские истории"
В пустынном месте, в котором жил старец Трифон, его трудно было отыскать. Поэтому у него не было совершенно никакого человеческого утешения. Однако когда нет человеческого утешения, тогда является Божественное утешение. Сам Бог посылает через Ангелов и святых небесную радость. Райские люди, беседующие с Ангелами и святыми, дружат даже с дикими зверями и птицами небесными. Так было и с отцом Трифоном. 
