В середине 1980-х годов эти манускрипты впервые на полчаса показали ученым. В картонной коробке, завернутые в газету, лежали коптские тексты IV века. В одном из них часто упоминалось имя Иуды. Недавно этот текст был обнародован и объявлен сенсационным. Насколько оправдан шум вокруг него, поясняет главный редактор Российского Библейского общества Михаил СЕЛЕЗНЕВ.
Находки в Египетской пустыне. Ничего нового? Евангелие Иуды (далее -- ЕИ) -- это лишь один из многочисленных гностических трактатов, которые были найдены в песках Египта. Самая известная находка была обнаружена в 1945 году в местечке Наг-Хаммади -- в общей сложности двенадцать кодексов и обрывки тринадцатого. Каждый из целых кодексов содержал по несколько книг, в частности апокрифические евангелия. После долгой работы ученые завершили их публикацию в середине 1970-х годов. В 1970-е годы в Египте были обнаружены еще четыре кодекса с гностическими текстами. Но им пришлось хуже: они тридцать лет кочевали по черному антикварному рынку, прежде чем стать достоянием ученых. Один из этих четырех кодексов и содержит Евангелие Иуды -- а вместе с ним еще три гностических текста, уже известных по находкам из Наг-Хаммади: «Апокалипсис Иакова», «Послание Петра Филиппу» и «Аллогенес» («Инородный»). В Аризонском университете сделали радиоуглеродный анализ фрагментов папируса, на котором написано ЕИ, и с большой степенью вероятности датировали документ периодом 220-340 гг. н. э. Это коптский перевод греческого трактата, написанного, очевидно, во II веке нашей эры кем-то из гностиков.
Были ли гностики христианами? Во II веке нашей эры церковная традиция только складывалась. Вокруг кристаллизующейся Церкви существовало множество околохристианских религиозно-философских школ, которые иногда объединяют под общим названием «гностические секты». Слово «гносис» по-гречески значит «знание». В основе гностицизма -- представление о том, что есть некое тайное знание, доступное только избранным. Это знание по сути своей иррационально, хотя гностические трактаты и пытаются изложить его в виде рационалистически сухой теологии, ангелологии и демонологии. При ближайшем рассмотрении это эзотерическое знание предстает перед нами как некое сочетание популярной греческой философии, античных мифов и мистерий, библейских образов и элементов древних восточных религий. Гностические учения не похожи друг на друга, подчас противоречат друг другу. Но нечто общее есть. Прежде всего -- ощущение, что мир изначально и неисправимо несовершенен, плох и зол. Человек порабощен своим телом, порабощен временем, порабощен злым миром. Но его внутреннее «я» -- не от мира сего, это искра иной, высшей реальности. Поскольку материальный мир есть зло, то Бог Ветхого Завета, создатель неба и земли, -- это бог злой или по меньшей мере несовершенный. Гностик же должен стать выше тварного мира, освободиться от него. Наставления о том, как достичь подобного освобождения, гностические евангелия вкладывают в уста Иисуса. В большинстве случаев образ Иисуса в гностических текстах бесконечно далек от учения христианской Церкви. Однако на протяжении II века христианские, околохристианские, полухристианские-полугностические, чисто гностические учения тесно переплетались друг с другом в культурной и религиозной жизни Средиземноморья. Не существовало четких границ, не было еще определено, какие книги об Иисусе признаны Церковью, какие нет. Впервые слова о том, что церковного признания заслуживают ровно четыре Евангелия (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна) встречаются у Иринея, епископа города Лион, в трактате «Против ересей» в конце II века.
Долгое время это graffito, датируемое 240 годом по Р.Х. и обнаруженное на Палатинском холме в Риме, считали языческой карикатурой на христиан. Однако в настоящее время ученые склоняются к мысли, что перед нами – изображение адепта гностической секты сифиан, на полном серезе чтивших Христа с ослиной головой. Подробнее см. здесь
Все белое стало черным Ириней Лионский едва ли не первым четко сформулировал основы нашей церковной догматики. Он же описал и те учения, от которых христианину нужно держаться подальше -- то есть гностические учения. Его трактат «Против ересей» стал одним из важнейших источников по гностицизму. Описывая в первой книге трактата разные гностические секты, Ириней пишет: «Другие говорят, что Каин происходит от высшей силы, и Исава, Корея, Содомлян и всех таковых признают своими родственниками, и учат, что поэтому они и были гонимы Творцом, но ни один из них не потерпел вреда... И это, учат они, хорошо знал предатель Иуда, и так как только он один знал истину, то и совершил тайну предания... Они также выдают вымышленную историю такого рода, называя ее Евангелием Иуды». Парадоксальное учение, изложенное здесь Иринеем, доводит до логического конца положение о том, что Творец, Бог Ветхого Завета, есть несовершенное и злое божество. Раз так, то все, кто Ему угоден -- евреи, ветхозаветные праведники, -- суть воплощение зла. И напротив, все, кто Им гоним, причастны высшей реальности. Такой «Ветхий Завет» соотносится с каноническим как фотографический негатив с оригиналом: все черное стало белым, а белое черным. Перенесенный на Новый Завет, этот принцип означает, что Иуда избран, а Двенадцать отвержены. Это самое упомянутое Иринеем Евангелие Иуды сейчас и найдено.
Книги в кувшинах Почти все гностические тексты были обнаружены в Египте, хотя гностики в начале нашей эры жили далеко не только там. Причина заключается в том, что в Египте климат суше. Для того чтобы в Греции или в Палестине папирус или пергамент не сгнил, его нужно положить в сосуд, а сосуд спрятать в защищенную от дождя пещеру. Так дошли до нас, например, Кумранские свитки. Но это очень редкий случай. А в Египте дождей нет. Если отойти чуть в сторону от Нильской долины и просто спрятать манускрипт в песок, он там будет лежать тысячелетия. Многие дневнеегипетские папирусы были просто-напросто выброшены в пустыню, на свалку и так там и лежали, пока уже в наше время их не обнаружили. Такова, например, история знаменитых папирусов из Оксиринха. Что касается гностических рукописей, судьба их объясняется тем, что к IV веку завершилось размежевание между Церковью и гностиками. В ранних монашеских общинах Египта гностические тексты еще могли пользоваться популярностью. Но к концу IV века подобные рукописи уже не хранились в монастырских библиотеках. Тогда египетские христиане отнесли гностические рукописи в пустыню и спрятали. Как и большинство гностических писаний, евангелие Иуды было, конечно же, написано на греческом. Но пески Египта донесли до нас его коптскую версию -- перевод на тот язык, на котором говорило население Египта до своей арабизации. Как отмечают специалисты по коптской литературе, ЕИ и по языку (саидский диалект коптского), и по палеографии, и по содержанию близко к уже упоминавшимся мною текстам из Наг-Хаммади.
Стоит ли христианину читать ЕИ? Если кто-нибудь внимательно прочтет текст этого древнего документа, причем с хорошими комментариями, изучит, что такое гностицизм и какое отношение он имеет к раннему христианству, -- не думаю, чтобы эти новые знания принесли читателю, независимо от его вероисповедания, какой-то вред. Фундаментальное знание, подлинная наука -- их не надо бояться. Но вот шумиха, наглая полунаука… Например, шумиха, поднятая вокруг писаний Дэна Брауна, вполне может поколебать чью-то веру -- хотя это всего лишь художественное произведение, а не документ новозаветной эпохи. Кампания, устроенная в массмедиа, в силах повлиять на сознание людей независимо от объективных достоинств того текста, вокруг которого она устроена. И даже независимо от содержания этого текста. Характерный резонанс вокруг ЕИ в современных массмедиа заставляет нас перевести взгляд с эпохи гностиков на наше время.
Три измерения текста Каждый текст существует в трех измерениях (которые, конечно, могут и совпадать друг с другом). Одно измерение -- это время, о котором текст повествует. Что нового ЕИ может нам рассказать про жизнь Иисуса и Его учеников? Я уже ответил: ничего. Оно написано намного позже канонических евангелий. Второе измерение -- время, когда текст появился на свет. Для ЕИ это середина II века нашей эры, пора расцвета гностицизма. Хотя ЕИ, конечно, важно для понимания истории гностицизма, надо сказать, что и в этом отношении оно менее значимо, чем давно известные кодексы из Наг-Хаммади. Такие тексты из Наг-Хаммади, как Евангелие от Фомы или Евангелие от Филиппа, несравненно глубже по своему философскому содержанию (и, кстати, давно уже существуют на русском языке в переводах Марианны Казимировны Трофимовой). И есть третье измерение, третий аспект. Когда мы читаем древний текст, мы неизбежно его как-то интерпретируем. Мы оцениваем его как важный, сенсационный -- или, напротив, малозначащий. Он вызывает в нашем сознании определенный отклик. Все это -- информация о нас самих, о нашем мире. Шумиха с ЕИ может дать историку современности немало пищи для раздумий.
Иуда и Пилат У Леонида Андреева («Иуда Искариот»), у Борхеса («Три версии предательства Иуды»), в шумихе массмедиа вокруг ЕИ главными героями Нового Завета оказываются Иисус и Иуда. А вот, скажем, у Булгакова -- Иисус и Понтий Пилат. Даже трудно представить себе, чтобы у Булгакова Иуда Искариот занял такое место, как у Л. Андреева или Борхеса. Мне кажется, это неслучайно. И дело не только в том, что в России 30-х годов доносчиков и предателей трудно было романтизировать. Есть несомненная взаимосвязь между нравственными проблемами, которые волнуют людей (подчас -- бессознательно), и теми интерпретациями евангелия, что рождаются в недрах культуры. В художественных произведениях, в массмедиа проявляются образы-свидетельства, говорящие что-то очень важное о культуре того или иного времени. Есть эпохи, когда главный грех -- предательство Истины из страха перед начальством (не важно, перед римским императором или местной гэбухой). Это времена тоталитарных режимов. Поэтому, в частности, столь важное место в «Мастере и Маргарите» занимает образ Пилата. А бывает, что Истину просто и банально продают за деньги. Это случай мира рыночной экономики, где все на продажу. И дурная совесть современной культуры выталкивает на передний план образ Иуды.
Христос в постхристианском мире Постоянное обращение Голливуда к евангельской тематике, фантастические тиражи Дэна Брауна, истерия массмедиа вокруг ЕИ свидетельствуют, что образ Христа по-прежнему занимает центральное место в европейской (в широком смысле слова) культуре. Вроде вот уже несколько столетий -- с эпохи Просвещения -- нам говорят, что христианство отжило свое. И действительно, христианские церкви все больше и больше утрачивают свое влияние на жизнь общества; храмы в Европе пустеют... Но образ Христа не уходит. Трансформируется, переиначивается, переписывается -- и все равно остается в центре нашей культуры, идет ли речь о высокой литературе («Доктор Живаго») или о коммерческих поделках. Так, образ некогда любимого человека, с которым трагически расстался, приходит в снах, подчас странно переиначенный, искаженный -- но все тот же. Вспомним «Солярис» Андрея Тарковского. Искусство -- своего рода «сны культуры»; это общее место современной культурологии. И образ Христа, который Новое Время стремилось и стремится оставить в прошлом, упорно возвращается к нам в этих снах: «Сел старик на кровати, Заскрипела кровать. Было так при Пилате, Что теперь вспоминать?.. Кто всего мне дороже, Всех желаннее мне? В эту ночь -- от кого же Я отрекся во сне?»
(Арсений Тарковский) То, что мы сейчас видим, это блестяще поставленный коммерческий проект -- продажа содержимого рукописи. Казалось бы, продать содержимое рукописи сложнее, чем саму рукопись -- физический объект, потенциальный музейный экспонат. На самом деле не так. Владельцы рукописи поняли, что если построить хорошую PR-кампанию, все правильно раскрутить, то от публикации можно получить ничуть не меньшие барыши, чем от перепродажи музейного объекта. То, что кампания была хорошо коммерчески продумана, видно из того, что публикация состоялась прямо перед Пасхой. Все было сделано для того, чтобы по максимуму привлечь внимание широкой общественности. На илл: Антонис Ван Дейк. "Взятие Христа под стражу" 1630 г., Вена
Наша справка
Что такое кодекс? Кодекс -- термин, которым в текстологии обозначают книги привычного нам типа, книги, которые можно перелистывать. В отличие от свитков, которые можно только разворачивать. Считается, что кодекс вошел в широкое употребление именно в результате распространения христианства, когда для литургии, для разбора Писания или догматических споров нужно было быстро находить разные места из Библии. По крайней мере, появление кодекса как типа книги совпадает с распространением христианства в Средиземноморье. Еврейская и греческая традиции знали до этого только свитки.
Что такое апокрифы? Слово «апокрифы» означает «скрытые, сокровенные тексты», то есть тексты, отличные от признанных, канонических. Можно в первом приближении разделить новозаветные апокрифы на две группы. Первая -- это апокрифы гностической традиции, в основном тексты II века н. э. Вторая группа -- порождения народной фантазии, возникшие позднее, в рамках уже сформировавшейся Церкви. Они сочинялись и в Византии, и на Руси, и на Западе в средние века. Разница между этими двумя группами очень существенная. Апокрифы, которые создавались народной фантазией, в богословском отношении кажутся смешными и местами еретическими, но в важнейших своих основах опираются на традиционное церковное представление о добре и зле. Просто их сочинители считали, что дополняют канонические евангелия: например, рассказывали дополнительные детали про детство Иисуса. А гностические тексты относятся совсем к другому, принципиально другому миру, чем церковная традиция.
Были ли предшественники у наших канонических евангелий? Ученые убеждены, что еще до написания наших четырех канонических евангелий в раннехристианских общинах циркулировали и собрания изречений Иисуса, и какие-то письменные повествования про Иисуса. Об этом пишет евангелист Лука в начале своего Евангелия. Кто не читал, может прочитать. Поскольку Иисус говорил на арамейском, некоторые ученые считают, что первые христианские тексты были написаны на арамейском (наши канонические Евангелия написаны на греческом). Существует восходящее к ранним отцам Церкви предание о том, что Евангелие от Матфея было написано первоначально на арамейском и лишь потом переведено на греческий. Так или иначе, на арамейском или на греческом у канонических евангелий были предшественники. До нас они не дошли. Могли ли какие-то отголоски этих древнейших текстов про Иисуса найти свое отражение в апокрифах, в гностических писаниях? Не исключено, что некоторые изречения Иисуса, фигурирующие в гностических текстах, восходят к той же эпохе, что и наши канонические евангелия, -- а может быть, даже и к более ранней. Это касается прежде всего так называемого Евангелия от Фомы (самый, пожалуй, известный из текстов Наг-Хаммади). Что касается повествовательного материала -- т. е. рассказов о жизни Иисуса, -- здесь все апокрифические евангелия явно вторичны по отношению к каноническим.
На самом деле. Комментарий священника
В Евангелии от Иоанна (глава 13, стих 21 и дальше) читаем: «Иисус… сказал: “Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня…” Один же из учеников Его… сказал Ему: “Господи, кто это?” Иисус отвечал: “Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам”. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: “Что делаешь, делай скорее”. Он, приняв кусок, тотчас вышел». Не были ли приказом эти слова Христа? Как предательство оказалось включенным в Божий замысел? Был ли выбор у Иуды? Комментирует протоиерей Алексий ЕМЕЛЬЯНОВ, заведующий кафедрой библеистики Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета:
-- Надо сказать, что это не единственное место в Евангелии от Иоанна, говорящее о том, что автору дано было зреть сокровенные тайны в событиях Священной истории. Текст четвертого Евангелия для рядового читателя изобилует «неясностями» и «недоговоренностями». В их числе этот эпизод, наиболее трагичный и страшный. Существуют два основных направления интерпретации этого текста. С одной стороны, по представлению ряда святых отцов, поданный кусок хлеба -- последняя попытка Божественной любви заставить Иуду одуматься (например, свт. Иоанн Златоуст, свт. Кирилл Александрийский, Блаженный Феофилакт Болгарский). Чтобы продемонстрировать святоотеческое понимание этого события, приведу цитату из фундаментального толкования Евангелия от Иоанна святителя Кирилла Александрийского: «И никто …да не думает, чтобы этот кусок стал причиною принятия сатаны предателем. Напротив, не удаляясь от истины, скажем об этом так: так как несмотря на то, что была исчерпана вся мера любви к нему (Иуде. -- прот. А. Е.) и уже не оставалось ничего для его почтения и расположения (то есть Иуда уже был наделен всеми дарами и благодеяниями, как и другие апостолы, говорящими о доверии и любви Божией, вплоть до умовения ног и самого этого жеста дружелюбия на трапезе во время Тайной Вечери. -- прот. А. Е.) …то наконец вошел сатана в него, найдя сердце его …лишенным предохранительного бодрствования». Этому вторит святитель Иоанн Златоуст: «Слова же “делай скорее” (Ин. 13, 27) не означают ни повеления, ни совета; напротив, ими Христос укоряет и показывает, что Он хотел бы, чтобы предатель исправился, и что Он оставляет его только потому, что он был неисправим». Таким образом, тайна злого выбора зреет и наконец совершается в душе человека по его собственной воле. С другой стороны, нельзя полностью отвлечься от императива, с которым Спаситель говорит Иуде: «Что делаешь, делай скорее». Господь знает, что сатана будет противиться Ему, искать человека, который бы стал его орудием. Он знает о помыслах сатаны и Иуды. И если Бог позволяет какой-либо ситуации быть, значит, у Него на это есть свой промысел. Какой -- мы не знаем. Важно помнить, что Господь не сотворил зла. Зло -- лишь искажение творения, путей Божьих, «испорченное» добро. Дьявол сам ничего сотворить не способен, он может лишь уже сотворенное Богом портить, искушать, соблазнять. Недаром святые отцы сравнивали действия сатаны с кривлянием обезьяны, поскольку враг рода человеческого есть «тварь дрожащая» и в каком-то смысле способен лишь на подделку, «передразнивание». Только Бог -- Вседержитель, а сатанинские действия осуществляются только по попущению Божию. Но попущение и воля Божия -- не одно и то же. По Своей воле Господь сотворил Адама и Еву, дав им жизнь, но лишь по попущению допустил грехопадение -- греховный выбор, сделанный человеком, обращая это, в конечном итоге, к спасению. По Своей воле Христос избирает Иуду, но не Божией волей, а собственным свободным выбором Иуда становится предателем. Господь не хочет, чтобы человек грешил, как не хочет, чтобы ученик Его предал, но Он это попускает. И интересующие нас слова являются свидетельством такого попущения. В этом проявляется богоданная свобода -- дар Бога людям и ангелам. По поводу наказа «делай скорее» можно привести важное соображение блаженного Феофилакта: «Господь как бы так говорит: вот Я оставляю тебя, делай, что хочешь; не препятствую твоему намерению, не удерживаю тебя более... Действительно, настало время Пасхи, и Христос -- Агнец, “закланный от создания мира” (Откр. 13, 8), -- хочет умереть именно вместе с пасхальными жертвами иудеев, став Агнцем, “берущим на Себя грех мира” (Ин. 1,29)». Как мог Господь избрать Иуду в число Своих двенадцати учеников? Дар свободы -- это дар любви. Христос любил Иуду и доверял ему, поэтому Он и на Тайной Вечери преподносит ему первому кусок хлеба как почетному гостю (согласно традиции того времени), и даже в Гефсиманском саду еще называет Иуду «другом» -- «друг, для чего ты пришел?» (Мф. 26, 50). Человеческому мышлению трудно совместить категории «знал» и «надеялся», у него они часто являются противоречащими. В Божией премудрости они могут быть совместимы. Доверие Христа Иуде говорит о силе любви Бога к человеку, любому -- грешнику, праведнику, теплохладному, горячему. Эта любовь может быть радостной -- когда человек на нее отвечает, но становится страданием, скорбью, когда ее предают. Но она «не перестает и всего надеется» (1 Кор. 13, 7, 8). Человеку трудно понять, почему же Христос выбрал Иуду в апостолы, потому что он не умеет любить, как Христос. Конечно, ученики могли по приказу Господа обезвредить Иуду в Сионской горнице после указания на него как на предателя (вспомним, как Петр в Гефсиманском саду выхватил нож и ударил раба первосвященника). Но Спаситель сделал все так, что никто в ту минуту ровным счетом ничего не понял (кроме, может быть, возлюбленного ученика), и этого насилия не происходит. Тайна личности Господа и всего Его дела есть великое и страшное испытание для людей, когда должны открыться «помышления многих сердец» (Лк. 2, 35). Для служения Своему делу Спаситель выбирал лиц достойных. О том, что это было именно так, говорит, скажем, случай с призванием новых учеников по пути на Страсти (Лк. 9, 57-58). Тогда трем человекам были даны совершенно разные и непредсказуемые наставления, которые могут быть объяснены только тем, Христос проникал в самые сокровенные мысли и мотивы, которыми руководствовались желавшие следовать за Ним. Такое полное и совершенное знание человеческого духа, всех его сил и способностей Господь проявлял в призвании всех Своих учеников. Он «знал всех, и не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке» (Ин. 2, 25). Христос избрал Иуду на добро, а не на зло. Христос желает, чтобы и этот ученик послужил делу возвещения Царствия Небесного. Ведь он, как и остальные ученики, был наделен даром исцелять, воскрешать, изгонять бесов, был послан благовествовать Царство. Но по тексту Евангелия можно понять, что Иуда не отрекся от всего ради Христа, а корыстно служил себе, о чем свидетельствует его порабощение страсти сребролюбия в подлой форме воровства у свои же собратьев (см. Ин. 12, 6). Итак, ни в коем случае нельзя сказать, что предательство входило в Божий замысел. Однако, как кажется, Христос подтверждает неизбежность погибели Иуды общей ссылкой на пророчества, когда говорит в своей прощальной молитве: «Никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание» (Ин. 17, 12). Кроме того, в Новом Завете содержится несколько ссылок на конкретные места из Ветхого Завета, говорящие о предательстве и его последствиях: (см. Ин. 13, 18; Деян. 1, 16-20). Господь и Сам указывает на страшную ответственность за этот грех -- «лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф. 26, 24). Как понять это видимое противоречие? В Божий замысел входило не предательство Иуды, но сам Иуда, его личность, его свободный выбор, его борьба с искушением, грехом, его спасение. Всеведение Божие -- не программа грядущих действий, так же как и пророчества, которые об этом всеведении свидетельствуют. Для Бога наше будущее есть уже настоящее, и в это будущее посвящается пророк озарением от Святого Духа. Пророчества не ограничивают человеческой свободы, а только просветляют человеческое сознание. Все пророчества об Иуде, которым надлежало исполниться, не дают никакого основания для оправдания его преступления. Наоборот, будучи предупреждениями, они усиливают ответственность за предательство. Так что Иуда действовал вопреки всем предостережениям со стороны пророков и Христа. В заключение скажу, что Слово Божие неисчерпаемо. Поэтому все вышеприведенные соображения не раскрывают до конца тайну интересующих нас строк. В этих словах Господа и бесконечность Его любви, и обличение предателя, и последнее предупреждение Иуде, и властное повеление сатане, и определение исполнения срока спасительной Голгофской жертвы.
В Евангелии от Иоанна (глава 13, стих 21 и дальше) читаем: «Иисус… сказал: “Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня…” Один же из учеников Его… сказал Ему: “Господи, кто это?” Иисус отвечал: “Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам”. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: “Что делаешь, делай скорее”. Он, приняв кусок, тотчас вышел». Не были ли приказом эти слова Христа? Как предательство оказалось включенным в Божий замысел? Был ли выбор у Иуды?
