Вадик гонял на велосипеде чуть ли не с самого рождения. Тем больше радости принёс тот июнь, в который на тринадцатилетие родители подарили ему новый велик со скоростями и карбоновой рамой. Старый велосипед он хотел было отдать младшему брату Юрику, который к своему девятилетию так и не освоил железного коня.
Но Юрик к технике или, например, к спорту не тяготел. Юрик был мечтателем, в жизни которого значительных событий не происходило, зато воображение эту недостачу восполняло с избытком.
Каждый вечер братья поливали огурцы и помидоры, высаженные мамой на участке рядом с домом. И каждый вечер их двор (а по свойству звуков распространяться во все стороны равномерно – и соседние дворы) наполнялся вечерними «помидорными» воплями.
– Куда ты прёшь на помидоры? – кричал Вадик на правах старшего. – Я же сказал тебе огурцы поливать!
– Куда хочу, туда и пру! – огрызался Юрик, отвергая за старшинством право владения. - Не указывай мне, что делать!
Завязывалась перебранка, часто приводящая и к столкновению физических тел в пространстве. Разумеется, с последствиями для огорода, ибо красивые помидорные кусты, не выдерживая братских коллизий, заваливались и притаптывались, нарушая гармонию и согласованность всех элементов сада, которой так любовался дедушка Миша.
Дедушка жил с ними недавно - переселился во флигелёк на их участке по старости лет и состоянию здоровья. И вообще, он уже вошёл в период ожидания, и отрезок его жизни, проложенный когда-то из точки А, приближался к точке Б. Сам дедушка эту точку прекрасно видел, а остальные догадывались, хоть и отмахивались, как от запрещённой легенды.
Но есть в этой геометрии одно неизменное свойство - ценность остатка обратно пропорциональна его длине. Другими словами, многие старики ценят оставшиеся сантиметры выше, чем молодые оставшиеся километры.
А потому дедушка любил, считая любовь пятым измерением, как в каком-то фильме про космос и горизонт событий. И полагал любовь такой же реальной единицей, как ширина, длина, глубина и время, которого совсем не оставалось.
Любил дедушка без разбора, что придётся, что попадёт на глаза или войдёт в мысли. Со всем, что посылал новый день, легко соглашался, всё принимал и всему радовался. Всё любил. Но особенно любил внуков, потому что они видели мир ярче и детальнее, чем взрослые, поскольку дети тоже близки к крайней точке отрезка, хотя и к начальной.
Дети отвечали дедушке Мише своей любовью, находя в нём помощника по домашним заданиям, всегда готового собеседовать собеседника и готового рассказывать рассказчика.
Правда, приходили ребята к своему деду порознь, стараясь, чтобы их жизненные отрезки не пересекались и не образовывали дополнительных точек противоречия, вроде тех помидорных боёв.
При этом Вадик всё вздыхал, что дедушкино здоровье препятствует велосипедным прогулкам, состязаниям на скорость или клёвой добыче на рыбалке. А папе, как говорил дедушка, пока некогда, потому что папа, он ведь как ось на графике функций - вся семья на него нанизана. На него и на маму.
– А что ж ты Юрика не возьмёшь с собой? – улыбнулся как-то дедушка, который уже столько прогуливался, состязался и добывал в своей жизни, что, подойдя к её краю, хотел только смотреть, видеть и чувствовать. – Ты старший брат - Юрику ты, как второй отец. Поэтому не приказывай ему, а люби его и заботься. Вот увидишь, он изменит к тебе отношение, и ты приобретёшь друга на всю жизнь.
Вадика удивила неожиданная трактовка его семейного положения. Быть отцом в тринадцать лет - это слишком. Но внезапно осознанная ответственность заронила в его сердце чувство некоторой связанности с братом, которое казалось невозможным меж двух параллельных линий.
Чтобы не терять результата, в тот же день дедушка Миша взял и Юрика за живое:
– Как же я с тобой погуляю в парке, если я с трудом хожу? – ответил он на очередное воздыхание мальчика. – Присмотрись лучше к своему брату. Смотри, видишь - он старший. Ты его слушай, он имеет над тобой первенство по возрасту и по опыту. И тебе он - как второй отец, чтобы удержать тебя, если ты станешь падать. А ты ему - как первый сын.
– Да он… Думает, что он король тут, – обиженно пожаловался Юрик. – А мы равны. Ну, если не считать того, что он старше, а я младше.
– А почему не считать? – притворно удивился дедушка. – Мы не можем получить верный результат, если при подсчётах учтём не все переменные. Попробуй не гневаться и выполнять то, что от тебя просят, и увидишь, что ссоры прекратятся и ты обретёшь себе друга.
– Друга? – удивился Юрик и задумался: друг - это самое значительное, о чём может мечтать мальчик в девять лет. Наконец, поразмыслив, он пришёл к выводу: – Но друзьями становятся из-за общих интересов. Когда есть что-то общее.
Дедушка только улыбнулся.
– Друзьями становятся не по интересам, – он обнял внука и чмокнул в макушку. – А по любви. Всё прочее не важно. Только любовь соединяет невидимо и рисует произвольно, не по точкам. Это не геометрия!
Вечером, когда папа вернулся с работы и сел за ужин, он все силился понять, что не так с едой. Даже на всякий случай окрошку подсолил, но нет, не то. Он с недоумением оглядел кухню, маму, открытое в июньский вечер окно и… понял, дело не в еде:
– А что с помидорами? Сегодня разве не поливают ребята? Тишина какая-то подозрительная.
– Полили уже, за двором на великах катаются, – ответила мама, сама своим словам удивляясь и поглядывая на дедушку Мишу, который всё посмеивался и разглядывал через окно рыжевато-сиреневое облако над горизонтом, стараясь вычертить в уме числовую гармонию Фибоначчи, в соответствии с которой это облако клубилось. Почувствовав на себе вопросительные взгляды, он объяснил:
– Они преодолели неравенство, – он хихикнул и отхлебнул горячего чаю. – Которое является таковым только во времени, потому что один старше другого. А по сути является равенством и преодолевается любовью.
Папа только вздохнул и переглянулся с мамой, которая тоже не понимала математических метафор. Но, чтобы там это ни означало, главное, что срабатывает. И он вздохнул и задумался.
– Если бы вы ещё вывели формулу, как к жизни этой пристроиться, – усмехнулся папа и с любопытством открыл холодильник.
Дедушка Миша отхлебнул чаю, причмокнул и притворно посерьёзнел лицом:
– И такую проблему можно решить геометрически! Ты прочерти прямую линию отсюда и до Царствия Небесного. И следуй по ней, как по самому прямому пути. И обретёшь благополучие. И житейское и, что важно, духовное. И все прочие линии, которые тебя отвлекают, перестанут казаться лабиринтом.
К осени дедушкин отрезок жизни приобрёл вид совершенный, ибо время сместило его к самому краю, где его сердце уперлось в точку Б и перестало отсчитывать. А проще говоря, он умер.
Дедушка лежал на постели в окружении капельницы, врача реанимации, его помощницы и своих близких, которые надеялись проложить отрезок за точку Б.
Наконец, вмешательством дефибриллятора дедушка Миша вернулся в обыкновенные четыре измерения и открыл глаза, осмотрел присутствующих несмысленным взглядом и понял, что произошло.
– Не отрезок, – прошептал он. Нерасслышавшие его близкие прильнули к нему, как помидорные кусты к земле, и прислушались. – Это не отрезок. Это луч.
И он улыбнулся как ни в чём ни бывало и снова вернулся туда, откуда возвращаться не принято, кроме тех редких случаев, когда принято возвращаться.
Но его внуки, связанные дедушкиной любовью воедино и, пусть не умом, а сердцем, понимающие его математические метафоры, на всю жизнь получили прививку от той тоски, которую испытывает человек, взирающий на свою жизнь, как на короткий отрезок. Не отрезок это вовсе, а луч, конца у которого нет. И за точкой Б нет ни ширины, ни длины, ни глубины, ни времени, а есть только любовь - пятое измерение, без которого невозможна ни жизнь на Земле, ни то, что после неё.
