«В горах мое сердце»
Глава первая, в которой ничего не происходит, но главные герои знакомятся друг с другом и тут же надолго расстаются
«Сегодня я тоже поливал мои розы…»
Антуан де Сент Экзюпери
Я так тебя люблю, что никогда
Твой путь не омрачит моя измена.
И даже если ты не скажешь «да»,
Мне самому не выбраться из плена.
Я не пытался сердце защитить,
Не зная, что тебя сегодня встречу.
Вот еду прочь… и не смогу забыть,
Душа в твоих владениях навечно.
Любовь – ты дивный светоч для сердец!
За милость, незаслуженную мною,
Благодарю Тебя, о мой Творец!
Благодарю. Живу одной хвалою.
В небесный край ведет твоя звезда
И пусть она не гаснет никогда!
- Не печалься о Вальде, дитя мое, - Иордан запер конюшню и мягко улыбнулся своей дочери Аэлинн, стоявшей рядом с ним на низком крыльце. – Мы вырастили его как боевого коня, и он поможет кому-то принести мир в наши края. Ты ведь помнишь об этом?
Дед Иордана когда-то получил от короля во владение Моховые горы с условием, что раз в год будет отдавать лучшего коня гонцам-разведчикам, охранявшим границы королевства. Теперь князь Прван, в чьих владениях и находились Моховые горы, должен был прислать очередного воина к Иордану.
- Сколько раз уже это было, но никогда ты так не переживала… - Иордан вопросительно посмотрел на дочь.
- Мне тревожно, - призналась Аэлинн, поймав на ладонь липовый лист, так походивший цветом на ее сияющие золотом волосы и вздохнула, - и Вальда мне дороже остальных, он все понимает без слов. Он словно туман, пронизанный рассветным солнцем, правда, отец?
- Да, - согласился Иордан, поглаживая аккуратную светлую бородку, - он еще и на диво умен, помимо того, что потрясающе красив. Мы с тобой должны надеяться, что он достанется достойному человеку.
Милану никогда не приходилось бывать в этих горах раньше. Стараясь не ошибиться в хитросплетениях троп, он пытался вспомнить карту, которую в городе показывал ему сотник Никодим, и, поплутав немного, наконец, оказался в долине. Деревня, как он узнал из искусно выбитой на камне надписи, называлась Облака. Такие названия ему еще ни разу не встречались, хотя за свои 20 лет он много где побывал. Милан улыбнулся и начал спускаться по еще зеленому склону.
Об Иордане, владеющем несколькими табунами прекрасных лошадей, он, конечно, часто слышал. «Жемчужные кони», как говорили на родине Милана. Вернее, в том краю, который он называл родным…
Милан зашел в храм, поговорил с Петром, начальником горных стражей, встреченным по выходе из церкви, и отправился к Иордану.
Его внушительный дом из серого камня стоял на высоком холме за селением, утопая в ярких осенних кронах. На дорогу падали шероховатые тополиные листья, было тихо и еще тепло. Милан откинул назад грубый черный плащ и вдохнул полной грудью щекочущий ноздри бодрящий горный воздух. Теперь оставалось только проехать по тропе, тянувшейся вдоль золотисто-зеленых кустов боярышника. Он спешился и вдруг замер.
Впереди кто-то пел, очень красиво и печально. Нежный голос, высокий и чистый, выводил сложную мелодию, которая, наверное, была так сродни этим горам, запутанным дорогам и свободному парению беркутов, которых он видел по пути немало.
Удивленный Милан сделал несколько шагов, кусты почти расступились, и, отводя ветку, он увидел, что на крыльце дома Иордана стоит девушка в зеленом платье, расшитом серебром. Она-то и пела, но вдруг, горестно всхлипнув, умолкла.
Милан не мог двинуться с места. Он понял, что назад ему пути нет, и почему так замирало сердце всю дорогу.
Даже если… даже если они больше не встретятся, он будет любить ее всю жизнь. Счастливый этим единственным воспоминанием, тоскующий и вечно недостойный ее любви. Может ли он хотя бы надеяться завоевать ее сердце?.. Пусть лучше она скажет «нет», и будет счастлива, пусть и вдалеке от него. А что ждет ее рядом с ним, не имеющим ни кола, ни двора?
Милан с восхищением вглядывался в ее точеный профиль и вдруг спохватился, что смотрит на прекрасную горянку из-за веток боярышника. Он не глядя подобрал поводья, которые уронил несколько минут назад и подошел к калитке.
- Добрая госпожа, да ниспошлет тебе Свои милости Господь, украсивший эти горы твоей красотой! Я ищу благородного Иордана…
Больше он ничего не смог сказать: черный с рыжим ховаварт вынесся откуда-то из за угла дома и встал у самого забора напротив Милана, угрожающе рыча.
Аэлинн легко сбежала с крыльца и подошла поближе. Она видела, что лука у незнакомца нет, да и пес смог бы ее защитить. К тому же, она чувствовала, что без ее разрешения этот высокий темноволосый воин с синими глазами, столь непохожий на других гонцов, не то что не перепрыгнет через ограду, что сделать ему было бы нетрудно, но даже и не дотронется до калитки.
А Милан всматривался в ее дивное лицо и не знал, что подумать: недоверие, затаившееся в ее нефритовых глазах, сменилось удивлением, радостью, благодарностью и вдруг… - сердце у него оборвалось - грустью. Наверное, она догадалась, зачем он приехал…
- Да сопутствует тебе победа по молитвам Архангела Михаила, доблестный воин! – в тон ему ответила Аэлинн. - Отец сейчас у начальника стражей, вон там, в доме с двумя стрелами на печной трубе.
Милан проследил за тонкой рукой и увидел на соседнем холме крепкий солидный дом.
- Вон тот, рядом с раскидистой ивой?
- Да.
- Благодарю тебя, госпожа, - Милан медлил, подбирая слова. – Не сочти меня неучтивым, но мне показалось, ты печалишься о чем-то. Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы помочь тебе…
- Твое участие и чуткость драгоценны, но… я умоляю тебя, - наконец решилась Аэлинн, - позаботься о Вальде!
- Я буду беречь его ради тебя, госпожа, - Милан поклонился, а когда выпрямился, на крыльце уже никого не было.
Он молча взялся за уздечку и ушел, не оборачиваясь, не зная, когда вернется. И, действительно, солнце не один раз поднялось над Моховыми горами, заглядывая в самые глубокие холодные озера, прежде чем он смог появиться в этих краях снова…
Иордан вышел на веранду и остановился в дверях, наслаждаясь тишиной и покоем осеннего дня. Его жена Линнэт и Аэлинн, молчаливая, как и утром, накрывали на стол.
- У нас день затаенных слез? - тихо спросил Иордан у жены, забирая у нее из рук крынку с молоком.
- Все может быть, но, надеюсь, погода останется ясной, - Линнэт мягко улыбнулась своими серыми лучистыми глазами. – Поговори с ней.
За обедом Иордан внимательно наблюдал за дочерью. Она тихо и сосредоточенно молчала, хотя не витала в мыслях где-то совсем уж далеко и сразу отзывалась на просьбу передать хлеб или соль. Но по всему было видно, что она вот-вот заплачет.
- Думаю, тебя это успокоит, - осторожно начал Иордан, - я поговорил с Миланом и вот что я тебе скажу, дитя мое: редко встречал я людей, которые были бы столь добры и благородны. Наш Петр, кстати, того же мнения. Он даже предложил Милану уйти из гонцов, перебраться сюда и занять его место. Ты же знаешь, он давно ищет себе преемника. А человек он весьма недоверчивый… Так что не тревожься о Вальде.
- Я знаю, что с Вальдой все будет хорошо, - подняла голову Аэлинн.
- Он еще обязательно сюда приедет. Люди всегда возвращаются туда, где оставили свое сердце, - Линнэт улыбнулась и обняла дочь за плечи.
Аэлинн некоторое время смотрела на зеленые пока еще луга, начинавшиеся сразу за их верандой, а потом повернулась к родителям:
- Вы правда думаете, что он вернется? – с надеждой и тревогой спросила она.
Вот уже несколько месяцев у Милана не выдавалось ни одного полностью свободного дня, чтобы навестить крестного, Феону, к которому добираться ему пришлось бы почти целый день. А о том, чтобы съездить в Моховые горы, тем более не было и речи.
Единственным человеком, который хоть немного скрашивал его суровые дни, был племянник Иордана, лесник Валерий, с которым Милан познакомился, когда забирал Вальду. Милан с Валерием оказались ровесниками и сразу подружились, хотя оба были не из тех, кто легко сходится с новыми людьми.
И вот уже март на дворе, а новости с гор приходили все более тревожные: там объявился огнедышащий змей, который уже спалил лес и целую деревню.
«Слава Богу, что никто не погиб!» – подумал Милан. Весь день он по приказу сотника Никодима устраивал беженцев, и к вечеру уже валился с ног. И теперь он ехал отчитаться и сказать о своем решении, чувствуя, как наваливается усталость, а в глазах темнеет... И так хотелось выпустить из рук уздечку, упасть в траву или на худой конец на холодные камни городской улицы и забыться, уснуть хоть ненадолго...
А в том, что разговор ему предстоял не простой, Милан не сомневался: о тяжелом характере Никодима было известно даже тем, кто никогда не служил под его началом. Милан уже попытался упросить, чтобы сотник позволил ему уехать, но тот даже не пожелал слушать. А медлить уже было нельзя. Милан весь день словно слышался шум тяжелых крыльев… Он вдруг похолодел при мысли, что где-то рядом сейчас все горит в огне... Никодиму все же придется его выслушать, пока еще не поздно во всех смыслах!
Увидеть бы ее, может быть, последний раз в жизни… Милан повернул с Нутной улицы на Сенную площадь. Зачем? Он думает только о себе! Он ведь может погибнуть… И пусть лучше она ничего не знает о его любви, чем всю жизнь со скорбью вспоминает того странного воина, что который смутил ее покой своими словами и исчез. А хранить верность его памяти из благодарности она вовсе не обязана… Спутанные мысли Милана прервал громкий голос. Кто-то звал его по имени. Обернувшись, он увидел, что к нему спешит Валерий:
- Дружище! Здравствуй!
- Рад встрече! – Милан спешился и обнял друга. – Ты из дома? У вас как?
Он не договорил, но Валерий все понял. – Тихо, в Моховых тоже, - быстро добавил он. – Я приехал за беженцами из Ракиты, дядя хочет их к себе забрать. Ты сейчас куда?
- К Никодиму, поговорить, - невесело усмехнулся Милан. – Если смогу, заеду к тебе завтра, - Милан вскочил в седло, и через миг Валерий слышал только затихающий цокот копыт, тревоживший пустые сонные улицы.
Валерий постоял некоторое время, в задумчивости рассматривая старинный, с цветными стеклами фонарь, висевший над крыльцом пекарни, за углом которой только что исчез его друг, и покачал головой. Что-то странное было в глазах Милана: печаль? скорбь? решимость? А если?..
Вдруг кто-то несильно толкнул лесника в спину, и он, обернувшись, увидел свою лошадь Длинку, которая, заскучав, не спеша жевала край его серой шляпы.
- Поедем и мы, - пробормотал Валерий, - в его трудах я не могу ему помочь, но молиться буду.
Никто из соседей Никодима не мог припомнить, чтобы тот когда-либо так сильно гневался. Конечно, он частенько распекал своих гонцов, но чтобы вот так?!. Видимо, один из них сильно провинился, раз крики сотника были слышны по всей улице Золотой Стрелы, и кое-кто даже приоткрыл ставни, чтобы разобрать все до единого слова.
- Мальчишка! Молокосос! Бестолочь! За кого ты меня принимаешь? За круглого дурака? Мало тебя пороли в детстве?! И вообще, проваливай! Чтобы духу твоего здесь не было! Чтоб глаза мои тебя не видели! И попробуй только сюда вернуться! – тяжело дыша, сотник вылетел на крыльцо своего каменного дома и с наслаждением хлопнул дверью. Уперев руки в боки, он некоторое время победоносно оглядывался вокруг, зная, что оставшийся в доме Милан не наблюдает за ним, потом глубоко вздохнул и поднял голову к ясному вечернему небу с совершенно иным выражением на лице:
- Боже, - произнес он совсем тихо, зная, что главное - это сказать от сердца, - помоги ему!
Тусклый мартовский рассвет застал Валерия еще в дороге. Когда самые крутые горные тропы остались позади, он погасил свечу в фонаре и пустил Длинку рысью. Валерий и сам не мог понять, почему отказался ночевать у дяди: что-то гнало его домой, словно он боялся увидеть вместо древних лесов одни головешки…
И только на опушке, когда по-весеннему зеленые ветви елей сомкнулись над его головой, Валерий облегченно вздохнул, хотя даже уже расседлав лошадь, покружив по дому, он все равно не успокоился… Наконец, он прикрыл поплотнее дверь и через углубился в лес. И сразу же его кружила тишина, густая и опять тревожная.
- Зачем я здесь? – Валерий нашел в просветах меж ветвей кусочек голубого неба и засмотрелся на мелькнувшую белоснежную птицу… – Чайки иногда сюда залетают с озер, - сказал он сам себе, оступился, пытаясь не упустить из виду лазоревый лоскут, поскользнулся на сырых мхах, схватился за колючий куст малины, подвернувшийся под руку, и от удивления по-мальчишески присвистнул.
Прямо перед ним в расщелине огромного, полусгнившего ствола дуба спал мальчик лет семи, весь то ли в грязи, то ли в копоти, с угольными полосами на щеках.
- После пожара в Раките, - пробормотал Валерий и мягко позвал: - Просыпайся, сейчас дождь начнется. Что ты здесь делаешь?
Сонные глаза, печальные и серые, глянули на него удивленно и сердито.
- Ничего, сплю. А ты кто?
- Здешний лесник. А ты, верно, из Ракиты?
- Да, меня Романом звать. Я убежал, когда деревня сгорела… - Роман сглотнул и замолчал. Признаваться в том, что тогда было очень страшно, не хотелось: Валерий понравился ему сразу. Было видно, что молодой лесник - человек добрый, и даже кожаный ремешок затейливого плетения, поддерживавший его золотистые волосы, казался Роману веселым.
- Я – сирота, - нехотя продолжил Роман, - а у бондаря в учениках тяжко, - вздохнул он.
- Пойдем ко мне, - предложил Валерий, - Будешь моим младшим братом. Сколько тебе лет?
- Семь.
- А мне двадцать. Ну, что скажешь?
Пытливо вглядевшись в лицо лесника, Роман, наконец, ответил:
- Я тебя не боюсь.
- Вот и хорошо. Давай руку, вылезай. Хорошо, что здесь муравейника нет.
Уже у самого хутора Валерий, пропустив Романа в калитку, остановился: всю дорогу ему слышался глухой стук копыт, который теперь стал совсем явным.
- Нас с тобой всадник нагоняет, причем спешит, - Валерий прислушался, наклонив голову, и улыбнулся Роману, – не бойся, чужие здесь редко бывают, а с твоим хозяином я поговорю. Он сейчас в Моховых горах, у моего дяди. Хотя это вряд ли он, судя по всему, это очень хорошая лошадь, дорогая, для битвы. Не хуже Вальды, на котором мой друг Милан ездит. Я буду рад, если это он, но он так занят в последнее время, что вряд ли к нам зае… - Валерий не договорил: на лужайку перед его домом вылетел на полном скаку всадник, осадил коня и легко спешился.
Роман смотрел на гостя во все глаза: на Милане была видавшая виды кольчуга, на поясе – длинный меч, а уж его Вальда… Таких лошадей Роман никогда в жизни не видел: конь был совершенно белый, почти серебряный, с дымчатой струящейся гривой.
Не выдержав, Роман выбежал на лужайку перед домом и несмело подошел к гостю, который вложил ему в ладонь длинный сухарь, посыпанный крупной солью:
- Угости Вальду, он это любит.
Некоторое время Валерий и Милан, молча улыбаясь, наблюдали, как Роман гладит Вальду по шелковистой гриве и что-то ему шепчет.
Наконец, Милан, вздохнув, повернулся к Валерию:
- У тебя все благополучно?
- Да, вот, нашел Романа в лесу, он из Ракиты, заберу его к себе жить. Идем в дом, пора завтракать.
- Доброго дня вам обоим, - улыбнулся Милан, - прости, я не останусь. У меня есть несколько минут, я только что от Феоны, - он пристально посмотрел другу в глаза, и тот все понял.
- Значит, Никодим тебя отпустил…
- Да, если это можно так назвать, - усмехнулся Милан, - хотя в тот день он был явно не в духе. Пусть с ним дальше все будет хорошо, он - достойный командир, - Милан вдруг осекся, словно думал о чем-то другом и вдруг, вытащив из своего легкого дорожного мешка свиток, протянул его Валерию.
- У меня к тебе просьба. Это для твоей сестры, когда… если она спросит обо мне, отдай ей, пожалуйста, но только если спросит!
- Я тебя понимаю, - кивнул Валерий, - но надеюсь, что скоро ты ей отдашь это письмо и сам все скажешь. Правда же, так и будет, поверь мне! Первый раз в жизни я жалею, что стал лесником, и не воином, - признался он вдруг, - иначе ты бы один отсюда не уехал!
- А я рад, что ты остаешься, по крайней мере, за тебя можно не волноваться, у вас тут тихо. Это так греет!
- У тебя есть еда в дорогу? Дать тебе хлеба? Фляжку? А трут с огнивом, чтобы разжечь костер, ты захватил? - Валерий, который не знал, как поддержать друга, попытался скрыть тревогу за ворохом вопросов.
- Все есть, не волнуйся, - улыбнулся Милан, - а вот это – тебе, ты же всегда хотел иметь фонарь от мастера Альрика.
- Ты об этом помнишь?! – поразился Валерий. – Я знал, что тебя посылали к Шумавицким озерам, где он живет, но я не думал, что ты зайдешь к нему… Когда мы виделись накануне твоего отъезда, я просто мечтал, мне ведь еще отец рассказывал о этом мастере… Спасибо!
- Я хочу, чтобы у тебя что-то осталось, - Милан порывисто обнял друга и вскочил в седло: - береги себя, тебе есть о ком заботиться.
- Бог будет с тобою, - Валерий широко перекрестил его. – Я знаю, что ты вернешься.
Наутро Валерий первый раз взял Романа с собой, отправляясь осматривать лес. Они довольно долго шли вдоль поля, потом перебежали по узкому мосту через безымянную речушку, и вдруг резко потянуло дымком. Роман встревожился: в его деревне летом часто горели торфяники, и он хорошо знал, что это такое, но то ведь летом… И вот они вышли на опушку, и Роман, вскрикнув, уткнулся в рукав Валерию, который только молча его обнял.
Почти весь лес был выжжен, а те деревья, что не сгорели, были вырваны с корнем и сильно обуглены. А ведь каждое, каждое Валерий помнил с детства, когда лесником был еще его дед.
Роман высвободился и незаметно вытер слезы. Валерий стоял рядом, сжимая кулаки. Он еще раз пожалел, что не стал воином.
- Не надо отчаиваться, - наклонился он к мальчику. – Никогда не надо отчаиваться, даже если очень страшно и видишь что-то вот такое. У нас всегда есть надежда. Иногда она похожа на птицу, что вольно парит над этим пепелищем, иногда – на неприметную на первый взгляд травинку, притаившуюся под корнем. Но ни птицу, ни траву пожар никогда задеть не сможет. Пойдем, посмотрим, что мы должны сделать сразу, а что можно отложить. – Валерий взял Романа за руку и поднял голову к ясному небу: - Да поможет Милану Господь! И нам тоже. Идем!
Вечером Валерий отвез Романа в горы: он посчитал, что у дяди безопаснее.
- Конечно, мы за ним присмотрим, - Иордан с тревогой вгляделся в усталое лицо племянника. – Не беспокойся. И еще я дам тебе десять человек в помощь, ты ведь, небось, уже с ног сбился в лесу…
- О! Это было бы чудесно! Спасибо! - просиял Валерий. – Ты не представляешь, как там тяжело одному!
- Я подумаю, как сделать так, чтобы у тебя появились помощники, только примешь ли ты их помощь? Ведь они, в отличие о тебя, не знают столько о деревьях…
- Приму с радостью. Дядя, как ты догадался, что мне без их помощи не справиться?!
- Когда кого-то любишь, долго гадать не приходится, мальчик мой, - Иордан с улыбкой потрепал племянника по светлым кудрям.
- Спасибо… - растроганно прошептал Валерий. – А где Аэлинн?
- Она на северной конюшне. Сходи за ней, и мы как раз будем садиться обедать.
Спускаясь по уже зазеленевшему склону, Валерий никак не мог решить, что рассказать сестре о Милане. И вообще, рассказывать ли… Когда он завернул за южную конюшню, которая была самой длинной, то увидел, что к нему бежит Аэлинн. Она просто сияла и с радостным криком бросилась брату на шею:
- Теперь я точно знаю, что он вернется! И я тогда Вальду увижу!
- Что случилось? – Валерий бережно поставил сестру на землю и вгляделся в ее лучистые зеленые глаза.
- Я столько раз убиралась в стойле у Вальды, а нашла только сегодня. Вот, смотри, это было между бревнами, в самом углу. Прочти, - и Аэлинн вложила брату в руку крохотный берестяной свиток.
Валерий, недоумевая, осторожно развернул его и увидел, что кто-то нацарапал на бересте чем-то острым, наверное, кинжалом, несколько слов:
«Я тоже люблю белых лошадей…»
| |
|