Ирина Перова
Рождество в Другой Стране
Сверху город казался ненастоящим. Казалось, что он был сложен из конструктора лего, щедро украшен мишурой, сверкающими огоньками, мёртвыми сантаклаусами и присыпан искусственным снегом. Всё здесь каза-лось поддельным. Егорка грустно смотрел на город с тринадцатого этажа не-боскрёба. Это была Другая Страна, и он не любил её, хотя уже два года жил здесь в приёмной семье. Но особенно не любил он эту Страну в наступающее Рождество. Потому что Рождество здесь было не настоящим. А точнее, его, Рождества, и вовсе тут не было.
Он обернулся и оглядел тёмную, полупустую комнату. Свет включать не хотелось. Комната была большой, а вещей совсем мало. Егорке не нрави-лись эти вещи, все его прежние, любимые, остались далеко-далеко, в России, у бабушки, которую он не видел уже два года. И не только вещи отняли у не-го, а даже собственное имя! Не зовут, как бабушка его называла: Егор, Его-рушка, а каким-то противным и напыщенным Джорджем называют! Не при-выкнет он к этому: ни к имени чужому, ни к языку. Никогда.
И всё же Егорка был не совсем одинок. Когда-то очень давно, ещё до-ма, он нашёл под рождественской ёлкой чудесный подарок – плюшевую иг-рушку. И вот сейчас рядом с ним на подоконнике сидел маленький плюше-вый тигрёнок с полустёртыми полосками, тот самый, что был найден под ёлочкой. Только его Егорке и удалось провезти с собой в Америку, потому что он уместился в карман. Самая любимая игрушка всё же была с ним! Егорка взял тигрёнка и посмотрел в его пластмассовые, но такие живые гла-за! Ему показалось, что тигрёнок слегка улыбнулся ему. Егорка прижал его к себе и зашептал:
– Бимка, Бимка, мне так плохо, Бимка! Я домой хочу, к бабушке! А ты? Я знаю, ты тоже. Зачем они меня усыновили, Бимка? Зачем привезли сюда? С чего они взяли, что бабушка слишком старая? Помнишь, как они забрали ме-ня и увезли в детский дом? А потом сюда. Это ещё хуже, Бимка. Тебе ведь тоже здесь плохо, я вижу. Что здесь может быть хорошего? Здесь всё не так. Помнишь, как мы праздновали Рождество? Ещё давно-давно бабушка мне рассказала о Рождестве. Когда у Девы Марии должен был родиться малень-кий Христос, злой царь Ирод узнал, что это его погибель, и приказал убить всех младенцев, которые родились в то время. Он был очень жестокий, Бим-ка. Ему ведь не было их жалко! Ну, ни капельки!
Егорка на некоторое время замолк, а тигрёнок не сводил с него предан-ных пластмассовых глаз.
– Там, внизу стоит огромная ёлка, – снова заговорил мальчик, – может она и красивая, Бимка, но я даже подходить к ней не хочу. Вот у бабушки мы ставили маленькую ёлочку и украшали её старыми-старыми игрушками, но до чего же она была… – Егорка задумался, – … была радостная! Мы делали ангелочков из бумаги, бабушка научила. Они были как живые! А на ихней ёлке, Бимка, всё ненастоящее. Понял?
Егорке показалось, что тигрёнок полностью согласен с ним и даже кив-нул в ответ.
– Вот видишь, и ты это помнишь! А теперь посмотри вниз, Бимка! – он приблизил тигрёнка к стеклу. – Погляди! Здесь я не могу даже деревья из ок-на увидеть, они как гномики. Я привык, что деревья всегда выше, а здесь по-ка не спустишься, толком их и не рассмотришь. Мне бабушка сказку читала о царевне, которую в терем высокий-превысокий заперли, и она выбраться не могла из него. Вот и я здесь, Бимка, как в тереме. Только он небоскрёбом на-зывается. Приехали эти, не наши, в детский дом, увезли меня и заперли в те-рем. Хотя сказали, что усыновили. Только какой я им сын, а? Боб не похож на папу, Линда на маму. А бабушка? Разве Джорджиана, мама Боба, похожа на бабушку? Она в джинсах ходит и курит! Грустно мне здесь, Бимка. Только ты не плачь. Вот вырасту и убегу из этого терема. И тебя обязательно заберу. Только бы бабушка дождалась меня, только бы она не умерла, Бимка! Я знаю, что надо делать – бабушка меня научила. Надо молиться! Ангелы до-несут мою молитву до Бога, и бабушка не умрёт. Она меня в церковь часто водила и на Рождество тоже. Помнишь, как красиво в церкви на Рождество? Я ведь брал тебя с собой. Ты хоть и маленький был, а помнить должен. Там тоже ёлка стоит. И сейчас, наверное, стоит, в той, маленькой, бабушкиной церкви. А украшена ёлка сверху самой яркой звездой в мире. Знаешь, как она называется? Сейчас скажу: Виф-ле-ем-ская! Ещё не совсем стемнело, Бимка, и она ещё не видна. Но когда небо почернеет, другие звёзды не вылезут, а будет видна только она, Вифлеемская. Она, Бимка, путеводная. Она вела вол-хвов, ну мудрецов таких, которые шли поклониться младенцу Иисусу, несли ему подарки: золото, ладан и ещё что-то, я забыл, что. Вот, Бимка, Иисус ро-дился, а его положить даже было некуда, потому что народу в Вифлееме бы-ло полно, все пришли на какую-то перепись, и гостиницы оказались битком набиты. – Егорка вздохнул и перевёл дух. – Поэтому Мария, мама маленько-го Христа и Иосиф, Её муж, нашли себе пристанище в хлеву. Она запеленала Своего Сына и уложила его в кормушку для коров и быков, и животные со-гревали Младенца Христа, а Вифлеемская звезда не уходила с неба и улыба-лась Ему. Так мне, Бимка, рассказывала о Рождестве бабушка. Мне так жалко всегда Христа, Бимка, оттого что он лежал в холодном хлеву. Поэтому, если ты оденешь замерзающего, это всё равно, что ты укутал бы младенца Христа. А я вот сейчас здесь, в этом тереме-небоскрёбе, мне тепло, но я лучше бы сейчас очутился в хлеву, потому что из него мне ближе до моей бабушки, чем отсюда.
Егорка замолчал, и вытер со щеки слезинку. Он по-прежнему не сводил глаз с неба, но оно оставалось тёмным. Звезда не появлялась.
– Там внизу, Бимка, в картонной коробке живёт нищая. Но мне ни разу не разрешили дать ей что-нибудь из одежды. Видишь, где она? Кажется, буд-то точечка. Она, наверное, в ледышку уже превратилась. А ведь у меня одеж-ды полный шкаф!
Внезапно Егорка встревожился, снова приблизил мордочку тигрёнка к себе и испуганно зашептал:
– Послушай, Бимка, а вдруг в этой Другой Стране вообще не бывает Вифлеемской звезды, а? Ведь у них всё Рождество неправильное! Главный у них на Рождество – Санта Клаус, а не младенец Иисус! Они вообще о Нём не помнят и не говорят! Я слышал, во многих местах вообще нельзя о Христе говорить и рассказывать кому-нибудь, что в этот день Он родился. Как же Звезда может здесь появиться, если они вообще её не ждут?!
Он слез с окошка, лёг на коврик, свернувшись калачиком, и закрыл гла-за. Его губы продолжали шевелиться, он шептал себе под нос: «Но я-то, я-то жду Её и хочу видеть! Так неужели она не придёт? Хотя бы для меня одного! Что же мне делать, если она не выйдет на небо? Как я ещё попаду к бабушке, если не в рождественскую ночь, когда желания исполня… – Егорка не дого-ворил, потому что внезапный сон окутал его и утащил в свои владения.
Ещё пару часов комната оставалась тёмной и беззвучной. Если бы кто-нибудь сейчас заглянул в это окошко на тринадцатом этаже высоченного до-ма, он бы увидел сначала на подоконнике милого плюшевого тигрёнка с по-лустёртыми полосками, серьёзно глядящего наружу, потом большую комнату только лишь с самой необходимой мебелью и парой игрушек. А напоследок – мальчишку, который спал на коврике, а не на кровати и оттого казался са-мым-самым одиноким ребёнком на Земле. Его лицо было грустным и блед-ным.
Но прошло несколько минут, и Егорка заулыбался. Жаль только, что эта улыбка относилась не к реальности, а ко сну. А снилась Егорке совсем другая комната в большой, старинной бабушкиной квартире, в которой уже всё прибрано к празднику, вкусно пахнет едой, но есть ещё нельзя, до самой первой звезды. Но это ничего, это Егорке наоборот нравится: потерпеть, что-бы потом, за столом, было ещё вкуснее. И снится ему, конечно же, бабушка. Как всегда строгая, подтянутая, с белыми седыми волосами, аккуратно соб-ранными в пучок, в красивом тёмном платье, подвязанным кружевным пе-редником. Бабушка всегда готовит в таком кружевном переднике. А ещё ба-бушка часто рассказывала Егорке разные истории, и происходившие на са-мом деле и выдуманные, но все они были одинаково интересными. Бабушка – потомственная дворянка. Она и Егорку учила вести себя будто он малень-кий джентльмен. У него, конечно, не очень-то это получалось: он и подраться мог и слово плохое сказать, но одно мальчик запомнил навсегда: никогда не воровать и никогда не предавать. Вот это Егорке далось легко. Точно также легко он парил сейчас в своём сне, следя за тем, как бабушка снимает перед-ник и, слегка улыбнувшись, подходит к шкафу, достаёт ещё более красивое платье и уходит с ним в другую комнату. Егорка знает, что это сигнал. Зна-чит, пора одеваться, чтобы идти на службу. Егорка бросает последний взгляд на ёлку, всю украшенную старинными ангелами и сияющей на верхушке ли-ловой звездой, и тоже бежит одеваться.
Служба очень красивая, но Егорка так и вертится по сторонам, потому что ему хочется запомнить это навсегда, запомнить эту радость от того, что столько людей пришли на встречу с родившимся Маленьким Христом. Тот Егорка, что во сне, сейчас улыбается, почти смеётся, а тот, который лежит на ковре, плачет. Слёзы льются из закрытых глаз, потому что уже целый год он не видел ни бабушки, ни службы, ни Кати, которая тоже стоит сейчас рядом с ним в его прекрасном сне и покусывает кончик шарфа. А потом они вместе идут домой: и бабушка, и Катя со своими родителями. И Катя вдруг кричит: «Смотрите! Вот она! Вот она: Вифлеемская звезда!» Егорка поднимает голо-ву и застывает. Какое же это чудесное зрелище: на чёрно-синем небе блиста-ет одна огромная звезда! Все они останавливаются и смотрят наверх, а потом дети будто сходят с ума. Они прыгают, скачут и поют, валяются в сугробах, швыряются снежками, а через некоторое время и взрослые присоединяются к ним, и только бабушка, закутанная в белую шаль, стоит в сторонке и сдер-жанно улыбается. Но вот Егорка и Катя начинают катать снеговика, сверху на них падают белые звёздочки, и всё идёт очень хорошо, но в один из мо-ментов Егорка поднимает голову и видит, что бабушка уже повернулась к ним ко всем спиной и медленно уходит куда-то. Снежок выпадает из рук мальчика, он даже не чувствует, что его шапка сползла набок, и ухо горит от мороза. Он не понимает, куда уходит бабушка. Он хочет крикнуть, позвать её, но почему-то не может произнести ни слова. Он решает догнать её, но у него не получается даже сдвинуться с места. Что-то душное и тяжёлое нава-ливается на него. Егорка мечется, перекатывается с одной стороны на другую и, наконец, срывает с себя груз сна. Не сразу он понимает, что происходит с ним. С трудом соображает, что это был сон, прекрасный и ужасный одновре-менно. И так ему делается больно, что хочется завыть.
– Я домой хочу! – плачет он. – Я домой хочу, очень-очень хочу! Как мне попасть домой? Почему бабушка во сне ушла? Она что, умерла?
Он встаёт и, рыдая, идёт к окошку. Ему очень хочется пить, и голова кружится, но он всё равно идёт к окну, чтобы открыть его. Зачем – он и сам не знает. И в тот миг, когда Егорка берётся за ручку, в комнате вспыхивает неземной свет. Вслед за светом на небе становится видна огромная звезда. Слёзы сразу исчезают.
– Вот! – вскрикивает Егорка. – Бимка, ты видел? Она здесь! Я звал её, и она пришла. Значит, бабушка жива и ждёт меня! Теперь я точно вернусь до-мой.
Он взбирается на подоконник и протягивает навстречу звезде руки.
– Здравствуй, звезда! – ещё громче кричит мальчик. – Спасибо, что ты здесь! Я знаю, что должен тебе спеть. Сейчас, подожди.
Он сначала задумывается, а потом, припомнив тропарь от начала до конца, начинает петь:
Рождество Твоё, Христе Боже наш,
Возсия мирови свет разума:
В нем бо звездам служащии
Звездою учахуся Тебе кланятися,
Солнцу правды,
И Тебе…
Он не успевает допеть, потому что в комнату вошла рассерженная Линда. Егорка никогда не обращался к ней по имени, никогда не говорил «мама», а про себя называл её «приёмная мачеха». Линда чувствовала это, считала Егорку очень странным, но сейчас была особенно поражена. Она хо-тела, чтобы ребёнок спал в это время, а он, вместо этого, сидит на подокон-нике и распевает во всё горло что-то странное и непонятное. Нет, он, навер-ное, ненормальный! Она в ярости подошла к нему и крепко сжала его запя-стье. Это было предупреждением, но глаза Егорки, в полумраке казавшиеся огромными, смотрели без страха или мольбы о прощении. Он не боялся нака-зания, и это тоже смутило Линду. Она стушевалась и отпустила руку, не най-дя, что сказать ему, лишь молча стащила упирающегося мальчишку с подо-конника. «Что она за человек! – думал в этот момент Егорка, барахтаясь в её руках. – Даже не заметила звезды! Кем же это надо быть!»
Держа Егорку под мышкой, она подошла к выключателю и резко включила свет, разбив тем самым волшебство приближающегося Рождества. Потом швырнула Егорку на кровать и быстро задёрнула штору – отрезала его от Вифлеемской звезды. Бимка остался сидеть на подоконнике. Хорошо, что хоть его не увидела!
– Спать, спать!– нетерпеливо крикнула на ненавистном Егорке языке, выключила свет и быстро исчезла в темноте.
– Плохая, – прошептал Егорка. Он так и лежал поперёк кровати, даже и не думая залезать под одеяло. – Плохая! Со всеми хочет меня разлучить: сначала с бабушкой и Катей, теперь с Вифлеемской звездой. Бимка, звезда ещё там? Я ведь не могу ждать ещё год! В прошлый раз они заставили меня лечь спать, и я, не дождавшись Рождества, заснул, и так и не знаю, была звезда или нет. Но теперь она здесь, Бимка, и я не могу не попросить сейчас!
Свет звезды разгорался ещё сильнее и ярче, он проникал даже сквозь плотную штору, и теперь блестящий силуэт был очень хорошо виден, для этого не надо было раздёргивать занавески.
– Звезда, звёздочка, – взмолился мальчик, – ты привела мудрецов к младенцу Иисусу. Ну что тебе стоит привести меня домой?
Он всмотрелся в лучистый лик Звезды. Через пару минут он был уве-рен, что получил положительный ответ.
Егорка бросился к шкафу и начал выбрасывать с полок свитера и шта-ны, сдёргивать с вешалок куртки и джемпера. Запихал весь этот ворох в большой пакет, добавив сверху перчатки и ботинки, и подбежал к окну. На этот раз он открыл его и вгляделся вниз. Там чернела едва заметная точка – полураздетая нищая в своей коробке. Он прицелился и бросил пакет вниз. А сам, как был, в пижамке и босой, залез на подоконник. Вспомнив о чём-то, нагнулся и взял Бимку, засунул его в карман.
Нищая вылезла из своей коробки и настороженно рассматривала сва-лившийся на неё сверху дар. Насмотревшись, она обрадовалась и принялась быстро-быстро напяливать на себя всё, что было в пакете. Она была малень-кая и сморщенная, и размер её одежды равнялся размеру одежды ребёнка. Теперь ей не грозила смерть от переохлаждения. «Не иначе, как добрый Ан-гел пролетел», – подумала она и, довольная, вернулась в свою коробку.
А Егорка уже забыл о нищей. Не сводя глаз со Звезды, он расставил в стороны руки и… воспарил над землёй.
Сентябрь 2010
| |
|