Наступит день за ночью лунною,
и солнца луч блеснет в окне.
Ю. Ряшенцев
Мастер Рале из Ладного был еще в силе и вполне справлялся без подмастерьев, но раз в неделю
из столицы Горного королевства ему присылали свиток с именами тех, кому пришла
очередь ему помогать, а там уж выбирал он сам. И вот он снова стоял у окна в
глубокой задумчивости, постукивая свитком по ладони.
- Да, пожалуй, ему будет полезнее остальных, - наконец решил он и, написав что-то
на клочке бумаги, свернул записку в трубочку и распахнул дверь на узкую лестницу,
что вела наверх, на голубятню. - Май в этом году тихий, летать им легко, да и
вечера светлые уже, - сказал он сам себе и, покачав головой, усмехнулся. –
Интересно, что за урок предстоит ему завтра усвоить?!.
Жил мастер на Дубовом холме около деревни Ладное, и делал, как его дед и отец,
фонари, лампы и лампады, стеклянную посуду и расписные кружки. Это все он
продавал, а детям, которых любил порадовать, дарил деревянные «мельницы» со
свечками.
- Доброе утро! Я знал, что ты не опоздаешь, заходи, - сказал мастер, открывая
дверь новому помощнику.
На его крыльце стоял тонкий юноша лет девятнадцати в простой коричневой тунике и
грубом плаще. Звали его Арво, волосы у него были темные, а глаза серые как море
и внимательные.
- Доброе утро, хозяин! – вежливый Арво старательно поклонился, и, войдя в дом, в
нерешительности огляделся. – Надеюсь, что смогу быть тебе полезным. А вот это, -
он чуть улыбнулся, подавая Рале ивовую корзинку, накрытую холщовой салфеткой, -
тебе повар Ринке прислал.
- О, его знаменитые пироги! – обрадовался Рале, - передай ему мою благодарность.
Ну, нечего нам тут лясы точить, идем, дел по горло!
И, действительно, дел оказалось много. Сначала Арво пришлось пойти на родник к
подножию холма за водой, и он носил тяжелые ведра раз десять, наполняя огромную
бочку в кузнице. Потом он рубил дрова, чистил картошку, полол грядки… И так
целый день, с кратким перерывом на обед. Для мастера такая жизнь была привычной,
и он не менял распорядок дня даже когда приходили ученики. И только в сумерках
он показал Арво, как ковать ободки для фонарей и расписывать для них тонкие
стекла.
- Надо же, смотри-ка, у тебя получается, - тепло улыбнулся мастер, заглянув Арво
через плечо. – Молодец! И чего ты так радуешься, словно подарок получил?
- Твоя похвала ценнее, хозяин, - просияв, ответил Арво. – Спасибо!
Вечером Арво вымыл полы в доме, а Рале собрал десяток новых фонарей и аккуратно
уложил их в большую плетеную корзину.
- Сейчас за ними придут, - предупредил он, и, правда, у дверей раздался громкий
стук, и в дом Рале ввалился высокий широкоплечий фонарщик из соседнего
королевства. Он, даже не удостоив Арво взглядом, швырнул ему на руки свой мокрый
от дождя плащ и, тяжело ступая, прошел вслед за Рале в мастерскую. В прихожей на
чистом полу остались грязные следы от его кованых сапог, и безропотный Арво
снова взялся за тряпку…
Ночевать он попросился на сеновал, и Рале снабдил его лоскутным одеялом. Арво
положил под голову свой плащ, завернулся в одеяло, устроился поудобнее и вдруг
понял, что спать ему расхотелось совершенно. Этот дом, крепкий, просторный,
уютный, полный диковинных инструментов и красок, казался ему кораблем, плывущим
по зеленому морю. И вот еще минута, и этот корабль превратится в один большой
фонарь с цветными стеклами… Арво зажмурился, пытаясь разглядеть, какие изречения
написаны на каждом из них, но буквы уже расплывались. Он резко сел, тряхнул
головой и перебрался к открытой дверце сеновала. Над туманными лугами бродили
звезды, слышался то посвист, то уханье ночных птиц. Пахло сыроватым ветром и
травами…
Утром, провожая Авро, Рале сначала молча и строго смотрел, как тот собирается,
надевает плащ, сапоги, а потом, кашлянув, вдруг сказал:
- Тот фонарь, что мы сделали вчера вместе, я тебе отдаю. Подаришь кому-нибудь.
- Спасибо, - поклонился расстроганный Арво, не ожидавший никаких подарков. – Я
знаю, кто будет рад его получить!
- Хорошо, - улыбнулся Рале. – И еще вот что я хочу тебе сказать, хотя будем
надеяться, что тебе не придется делать усилие и напоминать себе об этом. Какой
бы ни была наша жизнь, мы всегда можем остаться верными воинами небесного
Королевства. Ты ведь понимаешь, о чем я?
Над столицей Горного королевства вставало мягкое майское солнце. Фонарщик,
ходивший по городу со своей неизменной лесенкой, с удивлением посмотрел вслед
юноше в скромном плаще, но Арво уже скрылся за поворотом. Он уверенно поднимался
по крутым улочкам к центру, туда, где на холме стоял королевский замок. Там еще
было тихо, но стражники уже распахнули огромные створки ворот, которые держали
открытыми по приказу короля с раннего утра до поздней ночи, чтобы каждый, кто в
этом нуждался, мог войти и попросить помощи. Арво некоторое время постоял на
мосту, глядя на высокие башни из белого камня, вспоминая все, что было у мастера,
потом откинул назад плащ и вошел во двор крепости.
- Доброе утро, Ваше Величество! – приветствовали его стражники. – С возвращением!
***
Тэлль повесила на дверь пекарни вырезанного из бумаги Ангела с позолоченными
крыльями, поставила на подоконник фонарь с разноцветными стеклами и ушла к себе
в башню. Она только что отдала хлеб и оставшиеся к вечеру пироги бродячему барду
и его другу-портняжке, заперла двери и могла отдыхать.
Тэлль любила это холодное зимнее время, когда город одевался в яркие гирлянды, а
на каждом окне появлялся теплый огонек свечи или лампадки – хрустальное окошко в
темную ночь со звездами.
У Тэлль были миндалевидные глаза и легкие руки и почти уже седые, до пола волосы.
И сама она была тоненькая, будто витражная звезда, через которую может литься
свет. Она держала пекарню на Коричной улице, раздавала хлеб бездомным странникам
и бродячим менестрелям и ждала. Чего – никто не знал, да и откуда она сама
появилась в городе года три назад, мало кто ведал. Жители города были
нелюбопытны и дружелюбно принимали всякого. Здесь почему-то все, все понимали,
что не стоит косо смотреть на чужестранцев только потому, что у них иной выговор
и другого цвета глаза. Здесь всем находился кров и работа. И каждый, кто
поднимался первый раз по широким ступеням Рыцарской лестницы, ведущей к главной
площади и собору, слышал, как из открытых окон его приветствовали, словно давно
знали:
- Здравствуй, сосед!
И от этих простых слов сразу становилось легче на душе.
В первую же неделю, как открылась ее пекарня, Тэлль подружилась с вышивальщицей
Лофти с Игольной улицы и ее маленькой дочкой Гэйли. Иногда ее навещал молодой
бард, которого те, кому он пел на бедных постоялых дворах, называли Жаворонком,
а друзья – по имени – Кайси. Вот, пожалуй, и все, кто принимал ее заботы близко
к сердцу, хотя, нет, как же можно забыть об Эрннанде - он и его семейство жили в
роще неподалеку и часто навещали Тэлль, а Лофти всегда смеялась и говорила, что
еще не видела никого, кто смог бы подружиться с горностаями.
Впрочем, в городе хорошо относились к Тэлль – здесь уважали тех, кто честно
трудится и многое умеет. А лучше нее никто не мог сварить варенье из жимолости,
испечь пироги с мокрицей, которые у нее выходили будто с земляникой.
Только в первый день лета, когда по традиции, крыльцо той, кому отдано сердце,
нужно было усыпать лепестками шиповника, к ее дому никто не подходил. Лофти, чей
порог тоже оставался чист, грустила, потому что ее муж, настоящий капитан,
уходил в плавание в мае, а возвращался к октябрю. А Тэлль только смотрела на
оборванные кусты шиповника в своем крохотном саду и молчала. Может быть, она
даже плакала вечерами у себя в башне, но об этом уж точно никто не знал.
- А почему ты ни разу не спел про Тэлль? – спросил своего друга портняжка Орик,
когда они с Кайси выбрались из города и шли по укатанной санями дороге через лес.
– Гляди-ка, вон там белка! По снежным веткам скачет. Серая совсем, а летом,
небось, рыжая, как и я! Ты вон давеча про пекаря с Ежевичного холма, у которого
мы ночевали, спел, а про Тэлль – ни разу! Почему? Тебе, что, ее пироги не
нравятся?! – и он со смехом толкнул друга локтем в бок, от чего Кайси чуть не
выронил ватрушку с морковью. – Тебя же никто не заставляет петь о ней так же
часто, как о своей невесте из Лосиного мыса, но хоть раз-то?! В благодарность, а?
- Нравятся мне ее пироги, еще как, - Кайси с удивлением посмотрел на друга, -
только про Тэлль я петь не буду. Пока, - добавил он про себя, - хотя она очень
добрая.
- Слушай, я вот тебя знаю года три уже, а ты о себе почти ничего не
рассказываешь. Чем ты занимался раньше?
- Я был придворным бардом, жил в башне, на самом верху. Недалеко от
моей комнаты была дверь, а за ней лесенка, поднявшись по которой, можно было
попасть на крышу. Мне нравилось сидеть у окошка, что там было, и смотреть на
город….- Кайси остановился, глядя вдаль, на уходившую куда-то к залитым зимним,
но ярким солнцем холмам просеку... – Там всегда было тепло. Я только один раз
простудился и охрип, когда на спор попробовал сосульку.
- Сосульку?! На спор?! – расхохотался Орик. – Ну, ты даешь! Тебе же голос беречь
надо! А потом?
- А что потом? А, потом… Один человек, который всегда ненавидел семью моего
короля, обманом захватил его страну, да еще владения по соседству, и изгнал его.
- И ты тоже ушел?
- Конечно, - фыркнул Кайси, - я там ни минуты не остался бы…
- И теперь ты странствуешь.
- Ну, вроде да.
- И ты столько лет не был на родине?
- Нет. Если вернусь, буду повешен. А этого, сам понимаешь, никому не хочется.
Хотя вернуться я мечтаю. Мне, знаешь, снится иногда, что я иду вот по этой улице,
потом по другой, затем сворачиваю к замку, вхожу во двор, поднимаюсь по лестнице
домой, в Совиную башню. А там на каждой ступеньке стаканчик, а в нем фиалка,
берусь за ручку двери, она деревянная, я ее чувствую в пальцах и просыпаюсь… Ну,
вот мы и пришли.
- Да, я - домой, а тебя, я слышал, позвали петь у пасечника. Беги, а то
опоздаешь, он на самом краю деревни живет. Эй, осторожней на мосту, он обледенел!
– крикнул Орик вслед другу, когда тот уже бежал по вьющейся по склону холма
тропе. – Осторожней! Не смотри на сосульки!
День накануне Сочельника в тот год выдался у Тэлль трудный. Еще ночью началась
такая метель, что она едва видела соседний дом и вывеску в виде сапога. А еще у
нее сорвало ветром черепицу с крыши, и теперь сильно дуло, но в такую погоду и
речи не могло быть о том, чтобы залезть и чинить.
Было еще очень рано, и Тэлль не успела даже замесить тесто, как услышала какой-то
тихий шорох на крыльце. С трудом открыв дверь, она увидела замерзшего Эррнанда,
который сразу же грациозно проскользнул внутрь.
- Доброе утро! – поздоровался он, и, забравшись к Тэлль на плечо, потерся
белоснежной головкой о ее щеку.
- Что такое, неудачная охота? – поинтересовалась Тэлль, присев на стоящую у
двери массивную табуретку. Столь ранний приход Эррнанда ее удивил: в городе было
немало охотников, и поэтому острожный горностай редко появлялся у нее в светлое
время суток.
Эррнанд, который терпел подобные вопросы только от Тэлль, фыркнул и спустился на
табуретку, а оттуда легко перебрался на подоконник.
- Вот еще, скажешь тоже! Уж и нельзя зайти к друзьям просто поздравить с новым
днем, - он сделал вид, что обиделся, а потом продолжил совсем другим тоном: -
пообещай мне кое-что.
Тэлль задумалась – ее всегда учили не давать обещаний без уверенности, что их
можно выполнить, а потом кивнула.
- Когда ты вернешься домой, возьми нас с собой, мы не хотим здесь быть без тебя.
У Тэлль замерло сердце. Такой просьбы она никак не ожидала. Да, семейство
горностаев давно приняло ее в друзья, но было все еще совершенно непредсказуемым. Тэлль и представить не могла, что ее так любят!
-Обещаю, - сказала она тихо. – Обещаю. Если только смогу вернуться.
Тэлль едва успела поставить первые хлебы в печь, как в пекарне появился суровый
и по обыкновению своему мрачный почтальон Корн.
- Хлеб готов? Нет! И о чем ты думаешь! Уже скоро восемь часов. Завтра Сочельник,
у меня полно дел. Поторапливайся, да поживее! Я долго ждать не собираюсь, а то
заберу все, что есть и не заплачу, - пригрозил он, усаживаясь у окна на
деревянный, с высокой спинкой стул.
- Сейчас, сейчас, - забеспокоилась Тэлль, - уже совсем скоро.
Корн снял теплый плащ, заткнул за пояс рукавицы и с неудовольствием огляделся.
Тэлль он считал весьма недалекой, хотя и полезной городу, раз она пекла хлеб.
Самым странным для него было то, что она каждую неделю появлялась на почте
справиться, нет ли письма, и это повторялось месяц за месяцем. Но никто и не
думал ей писать, а Тэлль, чего Корн ну никак не мог понять, все приходила и
приходила…
- Небось, и в этом году чуда ждешь? Писем тебе не будет, помяни мое слово. Так
что будешь в это Рождество опять без чудес, - Корн засмеялся и, откинувшись на
спинку стула, с победоносным видом воззрился на Тэлль, которая уже заворачивала
его хлеб в чистую холстину.
- А что такое Рождество? – вдруг спросила Тэлль.
- Ну… Э-э-э, - оказалось, ответить на такой вопрос Корну было сложно. – Суета и
одно сплошное разорение на подарки.
- Нет, - Тэлль покачала головой. – Это Праздник. День, когда родился Спаситель.
И это то чудо, которое обязательно происходит каждый год. Надежда у нас всех
появляется, понимаете?
- Не понимаю, при чем тут елки и подарки, - пожал плечами Корн. - Мы с тобой о
разных праздниках говорим, – и он, расплатившись, забрал свой хлеб и, покачивая
головой, вышел.
- Кушайте на здоровье! – крикнула ему вслед Тэлль, но он, должно быть, уже ее не
слышал.
На улице его поймал свежий, чуть сырой зимний ветер, похожий даже на февральский,
когда уже пахнет весной и чувствуется, что обновление всего близко, за дверями.
И он вдруг подумал, что бабушка, а потом мама Тэлль вот так же продавали хлеб и
говорили «на здоровье!». И было в этом что-то такое простое, чистое, как
здоровый, не приторный аромат горячей хрустящей корочки, молока и…детства; всего
того, что было в нем доброго. Корн вспомнил мамины руки, ее голос и улыбнулся.
Улыбнулся первый раз за этот долгий зимний день.
После Корна пришел сапожник за изюмом для кутьи, потом кузнец за вареньем, жена
кровельщика, у которой кончилась мука, …и так до самого вечера. А когда уже
стемнело, и Тэлль собралась идти к себе, у нее в пекарне вдруг появились сыновья
кровельщика.
- Мама сказала, что у тебя черепицу над кладовкой сорвало, - начал старший,
шестнадцатилетний Нор. – Мы сегодня не смогли, работы очень много. А вот завтра
с самого утра начнем и все поправим.
- Ребята, - изумилась Тэлль, - и вы пришли с другого конца города только для
того, чтобы сказать мне об этом?!
- Да, а что тут такого, - младший, Орни, потер нос, усыпанный веселыми
веснушками и с удивлением посмотрел на брата.
- Отец всегда говорит, что настоящий мужчина – это тот, кто помогает другим и
поддерживает. Ну, мы пошли! Ой, нам ничего не надо! – запротестовал Нор, увидев,
что Тэлль несет мешок с пряниками.
- А я не вам, - рассмеялась она, - маме отнесете. И спасибо вам всем!
До дома Лофти Тэлль добежала всего за три минуты. Свернув на Игольную улицу, она
оглянулась и увидела, как фонарь на углу покачивается под ветром, и его свет
таинственно уходит в круговерть снежинок.
- Скоро ведь и Сочельник, - тихо сказала Тэлль себе самой и постучалась в дверь.
- Как чудесно, что ты пришла, - Лофти поставила на подоконник лампу и устало
прислонилась к стене, ожидая, пока подруга снимет плащ и сапоги. – У меня Гэйли
заболела. Утром жар был, а теперь полегче, спит.
- Когда она проснется, отдай ей вот это, - Тэлль протянула подруге свой капюшон.
– Он же ей всегда нравился. Выздоровеет, будет в нем гулять, колядки петь.
Надо сказать, что капюшон у Тэлль был особенный, алый с серебряной кисточкой,
словно из какой-то другой жизни. Он совсем не подходил к ее скромному серому
плащу, но Тэлль все равно надевала его в холода, потому что больше было нечего, а уж по праздникам -
обязательно.
- Спасибо, - умилилась Лофти. – Только как же ты без него? О, знаю! Я хотела
тебе на Рождество подарить, но раз уж такое дело… - и она вручила Тэлль теплую
зеленую шляпу. – Надевай! Я сама ее сваляла. Только перышка не нашла к ней.
- Спасибо, она красивая такая. Ты не тревожься, я Эрннанда попрошу, он в лесу
найдет.
- Отлично, - кивнула Лофти и со вздохом продолжила: - Только вот бы мне уйти
надо, а я боюсь дочку оставить.
- А надо уйти? Давай я! – предложила Тэлль.
- О, спасибо! Ты меня очень выручишь. Идем на кухню, напою тебя чаем и все
расскажу. Понимаешь, сегодня должен приехать мой дядя, - Лофти повесила на крюк
над очагом медный чайник и стала резать хлеб, который принесла ее подруга, -
мамин брат. Он привезет свои изделия всякие разные, и их нужно будет помочь
развозить. Это недолго, часа за два управитесь, а потом ужинать приходите.
- А как я его узнаю? – забеспокоилась Тэлль.
- Он тебя сам углядит. Я тебе свой плащ дам. Будешь ждать его на городской
площади, он обычно в пять часов приезжает, а утром едет к себе обратно. Он очень
хороший, ты его не бойся.
На главной площади всегда заранее наряжали елку, под которой в рождественское
утро кто-нибудь обязательно находил именно тот подарок, который хотел. Вот Лофти
однажды обнаружила там удобную подставку под пальцы, а Корн, который все равно
не верил в чудеса, бумагу для писем из старинного города на море. Тэлль,
поеживаясь от ветра, обошла вокруг елки целых три раза. Она и не помышляла о том,
что там может быть подарок и для нее, но была бы счастлива, если бы там нашелся
обрывок свитка с короткой фразой: «Жив, на свободе». Она даже присела на
корточки и заглянула под тяжелые, припорошенные снегом ветки, но как всегда
ничего не нашла. Поднявшись, Тэлль снова отправилась в обход елки, теперь уже
глядя себе под ноги, чтобы не поскользнуться, как вдруг чьи-то сильные руки
обняли ее, и над ухом кто-то прогрохотал:
- Звездочка наша, как же давно я тебя не видел!
Тэлль оскорбленно высвободилась, отступила на шаг и… с радостным криком повисла
на шее у Мастера из Ладного.
- Как я рада! Столько лет прошло! Как хорошо, что с вами все в порядке!
Мастер Рале осторожно поставил Тэлль на землю и улыбнулся, поглаживая свою
небольшую белоснежную бороду. Тэлль увидела, что морщин на его благообразном
лице стало еще больше, но голубые глаза все такие же ясные и добрые. Он по-прежнему
носил белую шапочку и широкий коричневый плащ.
- Я пришла вместо Лофти, - объяснила Тэлль, - Гэйли болеет.
- Я знаю, дитя мое, - вздохнул мастер, - мы постараемся побыстрее.
Он крепко взял Тэлль за руку, и они пошли очень быстро, почти побежали. Сначала
они были у настоятеля собора, отдали ему новые хрустальные лампады, а потом они
отправились к фонарщику. Он жил в круглой башне, и они довольно долго
поднимались по лестнице, которая обвивалась вокруг башни. Мастер дал Тэлль самый
легкий мешок, но дул такой сильный ветер, что она продрогла, да и руки без
перчаток, которых у нее не было, успели замерзнуть.
- Вот счастье-то! – фонарщик просто сиял от радости. – У нас к Рождеству будут
новые фонари! Рале, дружище, как я тебе благодарен!
-Мы же договаривались на этот день, - улыбнулся мастер, - вот я и приехал. До
Рождества ты еще успеешь их разместить на столбах.
- Да, времени хватит, - важно кивнул фонарщик. – Доброго пути тебе! И еще раз
спасибо!
Так, оставляя в домах то заказанные вещи, то мельницы со свечками, которые
мастер делал для детей, они обошли почти весь город.
- Ну, вот и все, слава Богу! Можно идти к Лофти, - сказал наконец мастер
совершенно уставшей Тэлль. – Спасибо, у меня сегодня была хорошая помощница.
- Лофти – лучше, но я рада, что вижу Вас.
Дома у племянницы Рале сразу же отослал ее и Тэлль заваривать чай с сушеными
яблоками, которые он привез, а сам пошел навестить маленькую Гэйли. Через час он
появился на кухне и некоторое время молча стоял на пороге, улыбаясь и наблюдая
за тем, как Лофти и ее подруга колют орехи для завтрашней кутьи.
- Она спит. Завтра проснется здоровой.
- Что ты ей рассказывал? – полюбопытствовала Лофти.
- Я всегда рассказываю о Сокровище небесного Королевства, - строго сказал ей
дядя. – Ты же знаешь! Давайте-ка выпьем чаю, а потом я провожу Тэлль до дома.
До Коричной улицы Тэлль и мастер шли молча. Тэль говорить не могла: ей все время
казалось, что вот сейчас они завернут за угол, и она окажется на родине. И все
будет как раньше. Но, увы, увы, Тэлль понимала, что это невозможно. И мастер
Рале, которого она знала с детства, скоро уедет. А ведь когда-то они так же
ходили по зимним улицам, но в другом городе, и еловые ветки с бумажными
игрушками стояли на окнах, и снежинки медленно кружились в свете фонарей…
- У меня для тебя подарок, - сказал вдруг мастер, когда они остановились у дома
Тэлль. – Он жив и любит тебя по-прежнему, - он мягко посмотрел на застывшую на
заметенном снегом пороге Тэлль, которая боялась дышать и вся превратилась в слух.
– А теперь иди, зажги свечи на мельничке, что стоит на подоконнике, а я посмотрю
с улицы, - и он, поцеловав Тэлль в лоб, подтолкнул ее к крыльцу. – Иди, иди, дитя мое,
час уже поздний.
Тэлль дрожащими руками повернула ключ в замке, открыла дверь и сбежала по
ступенькам вниз, в пекарню. Там было совсем темно, и она долго не могла найти
кремень с огнивом, уронила солонку и деревянный бочонок с шиповником, но потом
все же их отыскала и зажгла четыре свечки, от теплого дыхания которых мельница
завертелась. По потолку побежали причудливые, хотя и совершенно не страшные тени.
Тэлль помахала мастеру рукой и замерла, глядя на него. – Как в детстве, -
сказала она тихо и не узнала свой голос, слишком звонкий и неуверенный.
А потом налетел ветер, снег повалил хлопьями, и мастер мгновенно скрылся за
поворотом.
А у себя в пекарне Тэлль еще долго стояла, глядя на протянутую через улицу
веревку с разноцветными фонариками, покачивающимися на ветру и ждала, когда
наступит утро.
***
Сочельник Тэлль всегда любила: этот особенный день, долгое ожидание Звезды.
Когда дышишь на заиндевевшее окно, покрытое морозными листьями, выглядываешь –
где она? не появилась ли?
Покупателей против обыкновения у нее было немного, и она смогла спокойно
заниматься огромным пирогом с яблоками, который всегда приносила в собор,
приходя на ночную службу. Тэлль уже положила начинку, как вдруг дверь
распахнулась, и на пороге появился величественный, высокий господин. Судя по его
тунике из дорогой ткани и расшитом золотом плаще, человек он был богатый и
влиятельный. Он бережно опустил на пол шестилетнюю дочку, очаровательную
хохотушку с мелкими льняными кудряшками, и с любопытством огляделся.
- Отец, смотри, какая красивая мельница! – девочка бросилась к окну, забралась
на табурет и стала с восхищением рассматривать диковинную игрушку.
Тэлль, привыкшая к тому, что состоятельные люди, если и заходили в пекарню, то
едва ее замечали, в любом другом случае заговорила бы с девочкой, которая сразу
ей понравилась, но теперь не могла сдвинуться с места. Она не понимала, почему
этот человек, одно имя которого приводило ее в ужас, пришел к ней. «Он отнял у
меня семью, изгнал с родины, любимого держит где-то в тюрьме, если он еще жив…
Что ему еще надо?»
Между тем князь Тэйдан, а это был именно он, рассмотрел все стоящие на полках
банки с вареньем, туески с сушеными ягодами и обратился к Тэлль:
- Хозяйка, мы здесь проездом, что посоветуешь привезти жене в подарок?
- Варенье из крыжовника с грецкими орехами, - уверенно сказала Тэлль, - оно по
старинному рецепту сварено. И пастилу из тыквы, ее здесь вот уже сто лет делают.
С этими словами она уложила в корзинку покупки и добавила от себя большой пряник
для девочки. Больше Тэйдан ничего не спрашивал, продолжая изучать полки и
выложенные на прилавке фигурки из соленого теста.
- Отец, ты купишь мне такую же мельницу? – раздался вдруг голосок Айми, которая
никак не могла оторваться от затейливой игрушки.
- Я могу тебе купить все, что захочешь, - Тэйдан подошел к дочери и погладил ее
по головке, - но мастер, который такие делает, не продает их, а дарит друзьям. А
со мной он дружить не будет.
- А со мной? – с надеждой спросила Айми.
- Ну, с тобой конечно, - заверил ее Тэйдан.
- Возьми ее, я тебе дарю, - Тэлль сняла мельницу с подоконника и задула свечи. –
Я ее заверну, чтобы не сломалась в дороге, подожди немного.
- А он тебе другую даст? – Айми хотелось удостовериться, что у хозяйки пекарни
будет новая мельница.
- Не волнуйся, непременно, - кивнула Тэлль. – Вот, держи. С Рождеством!
Тэйдан с улыбкой посмотрел на счастливую дочь и обернулся к Тэлль.
- Что это ты делаешь? – поинтересовался он, увидев, что Тэлль заплетает полоски
теса в косички и укладывает на пирог.
-Я отнесу его в собор, когда пойду на службу. Завтра ведь такой Праздник! Мне в
детстве говорили, что мы должны что-то Христу подарить в этот день. Вот я и пеку
его.
- Но ты ведь не ограничиваешься пирогом, который все с радостью съедят, -
предположил Тэйдан.
Тэлль кивнула. Ей не очень нравилось, что Тэйдан спрашивает ее о таких вещах, но
деваться было некуда.
- Да, я обещала, что буду всегда говорить правду.
- Правду? – переспросил Тэйдан, делая шаг к Тэлль, которая в страхе отшатнулась,
- правду? Тогда скажи, - он понизил голос до еле слышного шепота, - ты меня
прощаешь?
- Да, прощаю, - Тэлль, которая не ожидала такого вопроса, едва нашла в себе силы,
чтобы ответить.
- Может быть, и для меня есть надежда что-то подарить Христу! – Тэйдан взял
дочку на руки, забрал корзинку и мельницу и направился к дверям. – Это ведь у
тебя дома есть присловье, что надежда всегда есть?
- Да, - улыбнулась Тэлль сквозь слезы, - у меня на родине и правда так говорят.
Коротко рассказав жене о путешествии, Тэйдан оставил ее с дочерьми готовиться к
Рождеству, приказал слугам, чтобы его не беспокоили, взял ключи, факел и
спустился по винтовой лестнице в подземелье. Длинный пустой коридор привел его к
самой дальней камере. На кривых ступеньках, что вели в нее, уже веяло холодом и
сыростью, место было более чем мрачное. Тэйдан помедлил, позвякивая связкой
тяжелых ключей, и решительно шагнул вперед. Распахнув дверь, он откашлялся и
глухо сказал:
- Выходи, ты свободен. Я возвращаю тебе все, что отнял.
Пораженный пленник поднялся на ноги. За все время заключения он не утратил на
надежды, ни ясности ума, и даже теперь, когда его одежда превратилась в рубище,
держал спину все так же прямо. Да и слишком благородным было его сердце, чтобы
ожесточиться.
- Почему? – только и спросил он, выходя за порог.
- Это мой подарок Христу к Рождеству, и я надеюсь, спасение для меня еще
возможно. И я услышу, как Он стучит в мою дверь.
- Да будет твой дар Ему радостью, - бывший пленник поклонился и как-то по-новому
посмотрел на своего бывшего тюремщика
Поднявшись наверх, Тэйдан, заглянул к дочерям, с упоением наряжавшим елку,
постоял в дверях, глядя на их незамутненное веселье, и вдруг понял, что отпустил
пленника без оружия, когда-то тому принадлежавшего, и без теплой одежды, а ведь
на дворе-то суровая зима... Сорвав с себя теплый плащ, Тэйдан выбежал за ворота,
но никого не увидел. Только где-то далеко скрипели полозья чьих-то саней и
позвякивали дорожные колокольчики, легко и мелодично.
- Да, - удивляясь звуку своего голоса, сказал сам себе Тэйдан, - так они звенят
только у людей, едущих с чистой совестью.
Кайси шел по лесной дороге, стараясь согреться быстрой ходьбой. Да, он не первый
год странствовал, но привыкнуть к пронизывающему зимнему ветру и морозам
оказалось не так-то уж и легко. По крайней мере, ему это еще не удалось.
- Подвез бы кто, - пробормотал он, поплотнее заворачиваясь в старый плащ. – А то
сил больше нет, - несчастный менестрель приостановился, наблюдая за дятлом,
усевшимся на сосне. Даже в морозный день его красная шапочка и залихватский стук
вызвали у барда светлую улыбку.
- Значит, не так уж сильно я и замерз, - сказал он себе и вдруг услышал, как за
поворотом дороги, который он недавно преодолел, звенят колокольчики.
Кайси, которому стало любопытно, кто это едет, отбежал к обочине и стал ждать,
прыгая на одной ноге и безуспешно пытаясь согреться.
Долго ждать не пришлось. Из-за поворота показались удобные, большие сани,
запряженные тройкой серых в яблоках коней. Правил ими мастер Рале, который,
остановившись рядом с продрогшим Кайси, кивнул ему и сердито спросил:
- Судя по твоей улыбке, ты ожидал увидеть вовсе не меня?
- Да, мама мне в детстве рассказывала совсем про другие сани, - признался Кайси.
-Мне тоже, - с неожиданно мягкой улыбкой ответил мастер Рале. – Я хотел бы их
увидеть Куда тебя подвезти?
- Все равно. Лишь бы двигаться вперед.
- Негоже тебе по зиме бродить. Шел бы на это время ко мне в ученики.
- А можно?! – возликовал Кайси. – Я и мечтать не смел!
- Да хоть сейчас.
- Спасибо, - став серьезным, поклонился Кайси, - но я вынужден просить у Вас
отсрочки. Я уже давно одного человека ищу.
- Отсрочка у тебя будет, - разглядывая снежные шапки на еловых ветках, успокоил
его мастер, - но не думаю, что ты будешь использовать это время для поисков.
- Это вы о чем? – удивился Кайси. – Вы ведь знаете, кого я ищу.
- Да уж, догадаться несложно. Садись же!
- А куда вы едете?
- В город к Тэйдану.
- И вы там бываете? – поразился Кайси.
- Нет. Но после того, что я сегодня узнал, жалею, что не приезжал туда. И вообще,
как это мы не догадались раньше?!
-Не догадались о чем? – спросил менестрель, рассчитывавший получить ответ хотя
бы на этот вопрос.
- На-ка, укройся, - вместо ответа мастер подал ему новенький теплый плащ. – Тут
дорога ровная, поедем быстро. Мы должны успеть! Н-но-о!
Тэль с трудом уложила тяжелый пирог в огромную плоскую корзину с одной ручкой
посередине. В этом году он получился особенно красивым, даже через холщовую
салфетку она чувствовала аромат корицы и яблок. И ничего, что нести ей будет
сложно, это не главное. Выбравшись на улицу, она некоторое время смотрела на
темно-синее небо, заперла двери и отправилась в путь по вечерним улицам. Ей
вдруг нестерпимо захотелось узнать, где проводит эти дни мастер из Ладного, но
Тэлль и представить не могла, что он не так уж и далеко, в городке на пол-пути
между владениями Тэйдана и ее домом…
- Это Рождество будет совершенно особенным, - чеканщик Корви, запер двери своего
солидного дома на окраине города, в то время как его шумное семейство и трое
дорогих его сердцу гостей собрались во дворе. – То, что вы все здесь, у меня –
самый лучший подарок, который только можно получить к Рождеству! – продолжал он,
положив ключи в подвешенный к поясу мешочек и повернувшись к своему другу Рале,
стоявшему на крыльце рядом с ним. – Знаешь, я часто просыпался глубокой ночью от
того, что слышал стук в дверь и его голос. И я поднимался и шел открывать, но
ответом мне был только холодный ветер в лицо.
- Ты можешь гордиться своим другом, он ни минуту не усомнился в тебе даже после
стольких лет, - улыбнулся Рале. - Когда я сказал, что никуда его не отпущу в
таком виде и предложил поехать ко мне, он отказался… Мне хотелось, чтобы он был
подальше от этих мест. Прости, но ехать к тебе я его отговаривал…
- Тебе не в чем извиняться. Я тебя прекрасно понимаю. Ты хотел знать, что ему
ничего не угрожает, а что может быть безопаснее собственного дома?! - Корви
оглянулся, услышав веселый детский смех, и сбежал вниз по ступенькам. – Идем же!
– позвал он Рале. – А то еще чуть-чуть и Кайси с моим сынишкой затеют игру в
снежки, и пока суть да дело, успеют снегом обрасти что твои сугробы, а приносить
таковые с собой в церковь негоже. Какое же особенное Рождество в этом году!
Рождественским утром Тэлль позволяла себе открыть пекарню на час позже, чем
обычно. Она уложила на прилавке пряники, поправила вязаные снежинки на еловых
ветках, украшавших подоконник, присела посредине на табурет и огляделась. Где-то
в глубине души плескалась тихая радость. За окном слышался легкий перезвон
свиристелей. Вдруг дверь резко распахнулась, и высокий молодой человек в
пурпурной с серебром одежде и белоснежном плаще подхватил Тэлль на руки и
закружил ее по пекарне. Грива его седых волос темнела на глазах.
- Тэйдан отпустил меня. Он все вернул нам, мы с тобой можем ехать домой, - Арво
бережно поставил Тэлль на ноги и заглянул в ее сияющее лицо.
- Слава Богу! Я всегда, всегда знала, что ты вернешься!
- С Рождеством! О! Она так тебя ждала! – послышался с порога голос Лофти,
которая, заглянув в пекарню, в нерешительности остановилась на пороге.
- Спасибо тебе за заботу о Тэлль, - с улыбкой шагнул ей навстречу Арво.
Тэлль бросилась к ней и порывисто обняла. Лофти рассмеялась и вдруг заметила,
что длинные седые волосы ее подруги снова обретают свой солнечный оттенок.
А счастливая Тэлль смотрела поверх ее плеча на свое крыльцо, первый раз за все
это время усыпанное алыми лепестками…
А что же дальше, спросите вы? На этом чудеса Рождества не кончились. Гэйли
окончательно выздоровела, ходила с мамой и подружками по городу, пела колядки и
время от времени трогала серебряную кисточку на своем новом капюшоне.
Король Арво и королева Тэлль уехали к себе в горы, обвенчались и стали с добром
и мудростью править своими землями, которые вернул им Тэйдан. Кстати, обещание,
данное когда-то Эрннанду, Тэлль сдержала.
Мастер Рале из Ладного, который сделал еще несколько мельниц, одну из которых он
подарил Ее Величеству, а другую послал Айми и ее сестрам. А бард Кайси,
поступивший на зимнее время к нему в ученики, наконец-то спел песню про Тэлль.
Про королеву Тэлль…
2010 г.
| |
|
Христианское творчество / Анастасия Даль / Капюшон с серебряной кисточкой
