Рано утром, в воскресение, я отправился в храм на службу. Все было, как обычным летним воскресным утром: не далеко от входа в метро валялись жирные собаки. Они были очень недовольны людьми, которые нарушали их покой в столь ранний час. Рыжая псина даже лениво подняла голову и посмотрела на меня. Наверно, хотела сказать: «Что это за идиот куда-то тащится в воскресенье». Рядом радостные милиционеры занимались прилично одетым человеком, возвращавшимся из ночного клуба. До меня донеслось: «В таком виде вы не можете никуда ехать». И объяснения возмущенного нарушителя: «Да я выпил всего...» За представителей власти можно было быть спокойным: заработок на сегодня им обеспечен и тут на меня из-за угла буквально налетел Диоген. В одной руке у него был фонарь «Mag». В другой – бинокль, а за спиной аккуратно обвязанная надувная бочка, купленная в магазине «Спорт». Кожаный ремешок от бинокля был накинут на шею, а сам бинокль был готов к использованию. Он тут же приложил окуляры к глазам, глянул на меня, потом перевернул бинокль, снова посмотрел на меня и пробормотал: ничего не понимаю! Затем вытащил откуда-то лупу, опять поглядел на меня и опять сказал: "Ничего не понимаю". Я вежливо поздоровался с философом, не смотря на то, что тот продолжал весьма неделикатно вертеть бинокль в руках и рассматривать меня со словами: "ничего не понимаю". Я весьма разозлился и объяснил Диогену, чтобы он особенно не выпендривался, потому что всем известно, что он личность легендарная и крыть своего тезку Диогена Лаэртия, который будто бы много наврал о нем в «Жизнеописаниях и мнениях». Попутно досталось и Аристотелю. После этого он стал доставать какие-то свитки и доказывать свою историчность. На это я ответил, что мне наплевать на его документы. Тем более что теперь подделать такую бумажку два раза плюнуть. И добавил, что я очень спешу. А если он не хочет, чтобы его замели менты, стоящие снаружи, надо хотя бы штаны на себя натянуть. В ответ он стал доказывать актуальность и модность своего костюма. Спорить не хотелось, а говорить было не о чем. Можно было спросить его как он здесь, оказался. Но я не спросил. Спрашивать же о том, что он здесь делает, не было никакого смысла и так понятно: ищет человека. Он понял, что я как раз об этом думаю, и только спросил: «Где?» Я ответил взглядом, который означал: «Откуда мне знать?» Ясно было, что использовать открытое пространство для поисков – глупо. Перед нами была большая лужа. Диоген привел какое-то сложное обоснование, что человека найти можно только в грязи. Когда через минут двадцать к нам подошли стражи порядка, мы уже порядком извозились. Диоген почему-то был уверен, что человека можно найти только в грязи. Но менты положили конец нашим исследованиям и задали нам хороших пинков. Немного отчистившись, мы попробовали пофилософствовать. Первым нашим выводом было, что если человека надо искать в грязи, то уж точно не в луже. Лужа хоть и грязь, но мелковата. И тут Диоген (все-таки философ!) посоветовал искать пошире.
– Где, - говорит, - можно найти человека? В ареопаге?
– Да нет, наш ареопаг создан не Афиной, а демократической властью в ходе перестройки. Так что ты, – говорю, –
И потащились мы обратно. Он же всю дорогу меня ругал. Такие, мол, вы негодяи. Нет, у вас человека. А Сам Бог пришел и стал человеком, и пострадал за вас и умер, а вы ради Него не можете жить, как подобает, не по страстям и, не вредя ближним хотя бы. Я ему отвечаю:
– Мы не стоики и это для нас не главное.
–А что главное?
Верить в Господа Иисуса Христа.
А он мне:
– А как же вы в него верите, если то, что Он от вас требует, не выполняете?
Я ему:
–Человек слаб, - и так далее.
А он:
– Нет, – говорит, – вам бочка моя маловата, вам то и другое надо, и это для вас – бог. Вы большие идолопоклонники, чем мы. Если бы он к нам тогда пришел, мы бы так не поступили, не купились бы на всякие ваши игрушки.
– Да не приняли бы вы Его, – отвечаю я с насмешкой, – не поверили бы Ему, посчитали бы фокусником и фантазером, и еще обсмеяли бы.
А он разозлился тут и опять:
– Иди, приведи мне хоть одного святого.
Я ему:
– Было и очень много было святых, и теперь есть. Только, но мы их не знаем.
– Были-то, были, а мне сейчас не святого, а просто человека покажи, который бы не святым был, а просто человеком был. Жил бы ничего дурного не делая, людей бы любил, ближним бы не вредил.
Я ему стал про старцев рассказывать. Тут он совсем из себя вышел:
– Ну, покажи мне хоть одного старца.
Я ему, что много про них читал, и сейчас они есть, только к ним не пускают.
– А, ты что? Ты человек? Ты за себя ответь. Перешел, одним словом, на личности. Я про то, что я человек слабый и где мне уж за святостью гнаться. Надо батюшек слушать и в храм ходить молиться, а остальное и мне, и другим не по силам.
– Так ты и не пытался быть человеком. Все у тебя отговорки, то власть не та, то жизнь не та, то время не то. А ты хоть раз бы подумал, что главное идти за Ним, а не о себе заботиться. Пришли мы на какой-то пустырь, он надул свою бочку и стал фонарем поигрывать. Какой я, дескать, хороший – в бочке живу. Тут разозлился я и говорю ему:
– Не главное в бочке жить – а в церковь ходить, Таинства установленные Христом принимать. А ты не можешь этого, потому что ты – нехристь. А он говорит:
– Опять началось. Были у меня клички «собака» и «сумасшедший Сократ». Теперь еще и нехристь. А я вот хоть завтра пойду, крещусь, и буду как ты, что ты тогда скажешь?
Тут я понял, что все же очень поздно и домой идти пора, и испугался, что потеряю Диогена, и как он дальше без меня будет? Погибнет, иностранец, очень старый и … без регистрации. Но надо домой идти. Не ночевать же на пустыре безо всякого смысла. Стал я ему телефон совать, чтобы связь мобильную поддерживать. А он разозлился, растоптал:
– Так буду поступать с вашим чудотворениями.
Ну, я плюнул и пошел спать, и как знал, когда утром пришел на пустырь ни бочки, ни Диогена. Обшарил я весь пустырь, исходил вдоль и поперек, и только нашел фонарь, очень на диогеновский похожий. Может, он его и потерял. Взял я этот фонарь домой, купил батарейки – думал память о философе останется. Он-то вообще хороший, только очень наивный. Вечером я зажег фонарь. Лежу на диване смотрю на светлое пятно. И думаю: Крестился он все-таки или не крестился? Жалко его. Ищет все человека. Видно, ему тогда в те времена, когда он жил такого пенделя задали, что он в наши перелетел. Но все же, действительно, куда же все-таки люди подевались. Думаю о живых и не нахожу среди них человека. Так и вошла эта идея старика во мне, так я и хожу и ищу человека. Может быть, вы мне подскажите, где его искать
| |
|