На синем бархате, в серебряных печатках,
напротив зыбких отражений в лужице –
в кругу девиц разнузданных и чахлых
и юношей, бледнеющих от ужаса,
пройдет за этим днём слепая искорка –
как зыбь от ветра по моей поверхности –
совсем уже за гранью, и неистово
оберегая крохи вечной верности –
внутри себя – за следующим выступом
отринется всё, что уже не сбудется,
и прогремит в ущельях гулким выстрелом,
как каблуки ломающая спутница,
но то хорошее, что мне останется,
окажется до взгляда и до запаха.
Нам вместе суждено, любовь, состариться –
уйдя к Востоку с вымерзшего Запада.
У наших деток будет в сердце лилия,
хранящая их от дурного сполоха.
Окружность, милая, всего лишь линия,
ручьём стекающая из-за полога
конструкций новых образов подобия.
Ты чувствуешь, какие нынче образы?
Смешно, когда ты смотришь исподлобья,
подсолнухи вплетая солнцу в волосы.
И не поймут другие этой стройности.
Им подавай побольше всякой внятицы.
Они не знают ничего о скорости.
Они мечтают дотянуть до пятницы.
Ужели этого с тобой нам хочется?
Порой мне чудится, что крылья вечности
спасают каждого от одиночества
и человеческой бесчеловечности,
но тут же рушится огнем на голову
геенна памяти в разрезе знания,
и вздох отчаянья навстречу холоду,
обморожению и замерзанию
растопит иней перерождения,
и наши дети за нами вырвутся
без унижения и повреждения
любым касанием любого вируса.
| |
|