Воспоминание о прошлом во время прогулки по "Аллее одинокого монаха" на Валааме
Посвящается московскому юношеству 80-х
Время было такое,
зрели юные силы,
а с небес над Москвою
всё дожди моросили.
Над Москвою-рекою
облака проплывали,
солнце взяв под конвой,
тень на город бросали.
До утра в жарких спорах
мы искали цель жизни,
но молчал старый город,
и молчала отчизна.
Нам хотелось знать правду
и хотелось нам плакать.
Мы пошли по Арбату,
а пришли на Таганку.
Нам гадала цыганка,
но она обманула...
Ждали мы эмигрантов,
но они не вернулись.
Не дала нам ответов
власть народных советов.
Мы искали ответы
у опальных поэтов.
И всё чаще и чаще
озарял будни наши
строгий Ангел Пустыни,
нежно держащий Чашу.1
Добрели наконец мы
до родного порога.
Отовсюду гонимы
мы поверили в Бога.
На Подворье Болгарском,
словно в Царстве Небесном,
словно в тереме красном,
в доброй сказке из детства.
"Троеручица" Дева2
нам поведала тайну.
В светло-грустном напеве
нам открылось Преданье.
Смоль старинных икон,
фимиам светлозрачный
и земные поклоны
душу сделали зрячей.
Так познали мы слёзы,
испросили прощенья,
полюбили берёзы,
отказались от мщенья.
А потом вновь морозы.
Переделкино, церковь.
И замёрзшие листья
на уснувших деревьях.
Запредельные смыслы
мы душой познавали.
"Было Слово в начале",
так читалось в зачале3, -
"Слово было у Бога,
и Само было Богом".
Среди ночи глубокой
обрели мы дорогу.
Ах, московские ночи
и рассвет над рекою,
и закрытые очи
ранней смерти рукою.
Начались расставанья,
мы познали "конечность",
бытия увяданье
и всесильную вечность,
горький привкус утраты,
объясненья в парадном,
бесполезные клятвы
пред отъездом на запад...
А потом? Что потом?
Да и было ль что после?
Дымно-рыжим костром
опалила нас осень.
След замёрз на снегу...
Может ты дорасскажешь,
мёртвый узел развяжешь?
Ну, а я не могу.
Я теперь замолчу,
чётки руку согреют,
понесу по аллее
золотую свечу.
1999 г.
1. На иконе, называемой "Ангел Пустыни", изображается св. Иоанн Предтеча с ангельскими крыльями, в руках коего евхаристическая Чаша.
2. На Болгарском подворье, что на Таганке, хранится чтимая икона Пресвятой Богородицы "Троеручица" (1716 г.).
3. Для богослужебного употребления Новый Завет разделён на зачала. Перефраз: Иоан. 1,1.
Разговор с мамой
- Мама, мне страшно.
Мама, ты слышишь?
Мама.
Где же тот белый
аист, на крыше
живший?
Где твои песни?
Где твои сказки?
Где же?
В доме теперь паутина и плесень,
и маски.
Режет
смычок исковерканной скрипки
память.
Мама, зачем это?
Мама, я буду плакать...
- Сыночка мой,
всё тебе кажется это.
Аист живой.
В доме светло. Лето.
Песни мои -
все для тебя.
Слушай.
С Богом живя,
ты сохранишь
душу.
2000 г.
Капли на стекле
Как слёзы, капли на стекле;
вчерашний дождь оставил их.
А где, скажи, остаться мне:
в стране своей? в степях чужих?
Последний путь, как первый путь,
и выход - это новый вход.
Закат перегорит в восход,
и радостью задышит грусть.
Опять побег? Или возврат?
От совести не убежишь...
Закат - восход, восход - закат.
Найдешь покой, когда решишь:
что для тебя важней всего?
чего ты ждёшь от жизни сей?...
Слезами вымыто стекло.
Как слёзы, капли у дождей.
2000 г.
Уроки простоты
Господи, как просто и как чудно
сочетанье линий на коре.
В древнем храме тихо и безлюдно.
Облако почило на горе.
Всё, что было, сердце не забудет.
Всё, что будет, память сохранит.
В детском сердце веры не убудет
и Псалтирь вовек не замолчит.
Сколько можно жить и мыслить сложно?
Сердце очищаю простотой,
по траве ступаю осторожно,
измеряю время тишиной.
В простоте я обретаю смыслы,
вспоминаю заданную цель.
Снова в почках набухают листья,
и на сердце царствует апрель.
И никак мне не поставить точку,
в день такой псалмы текут рекой.
А с иконы нежно смотрят очи
Девы Всеблаженной и Святой.
1999 г.
Рассказ об одном летнем дне во второй половине 80-х и о том, как мы встретили Бога
Памяти московских друзей
Пройдём по Москве утренней,
пока нет толпы суетной.
Пойдём пустыми бульварами,
мимо витрин с товарами.
Дворами дойдём до Пресни,
погрузимся в тишь Ваганькова,
и тот, кто будил Русь песнями,
нас встретит бронзовым памятником.
Как поживаешь, Владимир?
Дошёл ли до светлого выхода?
Вырвался ли из невода,
которым ловил тебя мир?...
С кладбища выйдем на площади
города пробуждённого.
Сигналят железные лошади, -
спешат машины гружёные.
На Малой Грузинской - очередь.
Там выставка - "Двадцать художников".
Как пулемётная очередь,
картины пронзают прохожих.
Дома за чашкой кофе
обсудим искусство опальное.
Вспомним сонаты Прокофьева,
Чюрлениса звуки печальные.
Почитаем творенья классиков,
сначала Шекспира могучего,
а после - "врагов классовых" -
Гумилёва, Тарковского, Тютчева.
И ещё "Дневники..." Достоевского,
и ещё...
Но подай огня.
За Иваньковским скрылось лесом
солнце угасшего дня.
А нам нельзя расставаться,
по одному - нам смерть.
Пойдём до утра скитаться
по тихим липовым скверам.
Полночь. Прохожие прячутся,
обходя стороной друг друга.
На скамейках устроились пьяницы.
Жаль их, но мы - не их круга.
Окна задраены шторами.
За шторами - звуки радио.
Люди заняты спорами,
бытовой вычисляют радиус.
Тут тупик жизненный.
И когда мы поняли это,
захотелось нам очень сильно
кануть бесследно в Лету...
Мы не канули, но задумались.
И открылось, что в это лето
мы стояли в начале дороги,
а не в конце, как нам думалось.
Понемногу всё образумилось:
дорога вела к храму,
дорога вела к Богу.
И Бог шёл навстречу нам.
Храм на Речном вокзале,
на Соколе церковь белая,
вы нам о тайном поведали -
о Боге Живом рассказали.
Наши давние поиски,
наконец, привели к Истоку
с неба текущей реки.
И мы ушли к Богу.
Мы ушли.
1999 г.
Не теперь...
Другу
Мы увидимся, но не теперь,
а когда земли акварель
превратится в темперу1 неба,
причастится Вина и Хлеба.
Возвратится река в исток,
и Господь подведёт итог.
Я услышу твою свирель.
Мы увидимся, но... не теперь,
не теперь.
2001 г.
1. Темпера - краска, используемая в иконописи.
Небесные скрипки
Памяти инока-воина Романа
(Малышева)
Небесные скрипки играли
брату Роману.
А мы с ним вместе гуляли
по Валааму.
Как странно...
Было их десять в отряде,
десять без страха во взгляде,
и он был одним из них.
Из боя он не вернулся,
Неба душой коснулся
и на траве затих.
Небесные скрипки играли
солдату Роману.
А мы с ним вместе шагали
по Валааму,
а мы с ним пекли просфоры,
и валаамские горы
от мира нас укрывали.
Как странно...
Наверно, он сердцем понял:
ему не на Валааме
и даже не на Афоне
в вечном застыть поклоне,
землю обняв руками.
Небесные скрипки играли
святому Роману.
А мы с ним вместе гуляли
по Валааму,
и он мне оставил память,
и слёзы он мне оставил,
чтоб я их, как свечи, ставил
в его память.
Небесные скрипки играют...
2000 г.
1. Валаамский постриженник инок Роман, держа путь на Афон, оказался в охваченной огнём Сербии. Там он вступил в ряды русских добровольцев и погиб за православный сербский народ в 1994 году.
Как-то я поведал об отце Романе Архиепископу Лавру Сиракузскому и Троицкому. Владыка выслушал, перекрестился и уверенно сказал: "Он - мученик".
Я часто вспоминаю, как в первые дни моего пребывания на Валааме, мы гуляли с братом Романом (тогда послушником), любуясь живописными окрестностями острова.
Стихи
Мои стихи - мои друзья.
О, сколько раз меня спасали
сии бумажные скрижали
с их светлой тайной бытия.
Мои друзья - мои стихи,
я доверял вам скорби сердца,
а вы подарками из детства
из под моей текли руки.
Стихи мои, Творца прославьте!
Ведь это Он благоволил,
чтоб утомленный жизнью странник
псалмами сердце укрепил.
1999 г.
Мои слова
Бела бумага, как береста;
я созидаю для тихих дум
седого странника у костра,
который в сердце низводит ум.
Я собираю слова из слёз,
из терпкой русской смолы лесной,
чтобы слова в монастырь
унёс порвавший с миром читатель мой.
В мирских словах - обаянье лжи,
они пленяют своей красой,
а я спеку вам слова из ржи
и приукрашу их простотой.
Слова - как исповедь, как поклон,
как свечи, как куполов заря,
как русские витязи, что в поло?н
врагам не сдались, - мои слова.
1999 г.
Сады
Рассказ спасённого
Летний сад манит запахом трав,
пестротой озорной круговерти.
Среди статуй, аллей и забав
так нетрудно под музыку Верди
в нечестивый вступать конклав.1
Заседает совет нечестивых
среди сада роскошно, игриво:
ананасы, шампанское, сливы.
Полагаете это красиво?...
Заседает совет нечестивых.
Отгремели салютом петарды.
Сад осенний устал от молвы.
Мой корабль отстал от эскадры,
и, нарушив запрет сатаны,
я отведал крещенской воды...
Так я вышел из "вечной" игры,
из пустыни бездушного мира.
Там осталась семья и квартира,
но я вышел из глупой игры
и разрушилась власть сатаны.
Не играю я больше в спектакле,
где назначены главные роли
равнодушным к страданью и боли.
Палачи хладнокровны. Не так ли?
Не играю я больше в спектакле.
Не кляните меня, не зовите,
а поймите меня и простите.
Наша жизнь на земле коротка:
зимний сад затворяет врата,
и Садовник2 зовет со креста.
В монастырском саду тишина.
Гроздь рябины под шапкою снега.
Для убогих здесь место ночлега,
а над садом царит вышина.
И почти уже смерть не страшна.
.
Над обителью небо открыто,
и морозное утро залито
земляничным нектаром зари.
А свеча всё горит и горит,
и читаю я вслух "Маргарит".3
Сад весенний, как храма притвор,
как преддверье заветного рая.
Это понял я, лишь умирая,
покидая привычный затвор,
в запредельные выси вступая.
Райский сад встретил душу мою,
обласкал бесприютную птицу.
Я покинул мирскую темницу
и, оставив земную цевницу,4
лишь о рае теперь я пою.
Райский сад встретил душу мою.
2000 г.
1. Конклав, здесь - тайный совет, собрание.
2. Образ Садовника заимствован из Евангелия от Иоанна, сравни: Иоан. 20, 14-16.
3. "Маргарит" - древнерусский сборник святоотеческих сочинений.
4. Цевница (церк.-слав.) - музыкальный инструмент.
| |
|
Христианское творчество / Инок Всеволод (Филипьев) / ЗЕРКАЛО
