О монахах и рыцарях (на путях истории)

Заславский Виктор Александрович

Святой Иероним (Стридон - пустыня, 5-6 вв.)

В строгости и скромности жил святой Иероним
Господу жизнь свою посвятив и страстью плотской не томим.
Был он епископом, церковь он вел, Господних овец охранял,
Но комната в доме его была, куда никого не пускал.

На занавешенных полках, тесно сложены в ряд,
Книги писателей греческих, писателей римских стоят.
Библию Иероним святой выше всего почитал,
Но Платона, Гомера, Сенеку в свою проповедь часто вставлял.

И голос с небес его как-то спросил: “Кто ты, Иероним”?
И ответил тот: “Я епископ, Божий раб, христианин”.
И голос с небес ответил ему: “проверь-ка ты свой обет:
Ты читаешь своих философов вдвое больше, чем Новый Завет!

На деле же кто учитель твой – Христос или Платон?
В пустынь иди, отрекись от грехов и будешь тогда спасен”!
И пошел в пустыню Иероним, где постился и плоть изнурял,
Но все-таки даже в пещеру с собой он все свои книги взял.

Читать так и не бросил он римских и греческих книг,
Но, их читая, лучше всех он греческий знал язык.
И применение этому он в Теле Христовом нашел:
На латинский, народный язык он Библию перевел!

И глянул с небес Господь на него – и милость явил свою.
Ибо давно Иероним свою искупил вину.
Даром своим Церкви служил верный Господень раб.
И если так дела обстоят – зачем его книг лишать?

Послал мне виденье Дух Святой: в небеса открыты врата
И великое множество Божьих детей идут во славе туда.
И в первых рядах, средь святых отцов, в небесный Иерусалим
Входит святой Иероним – и все его книги с ним!

Святой Поликарп (Рим, 2 в.)

Всю ночь он провел в сырой тюрьме,
А наутро под лязг цепей
По темным проходам его повели,
Где рычали голодные тигры и львы,
Где слышались издали крики толпы,
Навстречу смерти своей.

Он старец был. Девяносто лет
Прошли над его головой,
Но из-под тонких седых бровей
Горели глаза огоньками свечей,
И не глядя на тяжесть своих цепей
Он шел, куда вел конвой.

Он христианским епископом был.
И за это на смерть осужден.
Ибо вере отцов своих изменил
И законы империи преступил.
Потому он опасен для Рима. Таких
Не милует Римский закон.

Тут яркий свет ослепил старика
И шум хлестнул по ушам.
Арена цирка была велика,
Стояли воины в два ряда,
И сходила с ума на трибунах толпа,
Что зрелищ кровавых ждала.

Громко солдат приговор прочитал,
На старца взглянув мельком.
Тот реву толпы и зверей внимал
Будто книгу читал, иль с ребенком играл,
И пред ликом смерти спокойно стоял.
Как стоял перед входом в дом.

И при виде его защемило в груди
У воина. Тихо шепнул:
“Ты веру свою в душе сохрани,
Лишь законы империи соблюди,
Лишь жертву нашим богам принеси,
А потом – приноси своему”.

“Понимаю – ответил солдату старик –
Ты жизнь бы мне даровал.
Но совет твой, прости, я принять не могу.
Девяносто лет я служу Ему
И ни разу за долгую жизнь мою
Меня Он не оставлял.

Страшен жар от огня, и свирепы львы,
Но больней на кресте умирать.
Мне же муки телесные не страшны.
И как ты с триумфом приходишь с войны,
Так и я – в небеса, что славы полны,
И мой Бог меня там будет ждать.

Скормите меня голодным зверям,
Распните, сожгите живьем –
Но победа за нами, и недругов тьмы
Сложат щиты у церковной стены,
Ведь на крови Христа – и таких, как мы –
Стоит основанье ее”.

Святой Кэдмон (Нортумбрия, 7 в.)

День на исходе, труды свершены, а сил не восполнишь отвагой.
И в чертоге высоком мы собрались, кубки наполнивши брагой.
Весело пиршество дружное шло, радость неся и покой,
Но арфу мне поднесли тогда и промолвили: «Кэдмон, спой!»

Был я проворен в сельских трудах, в сече жестокой смел,
И зорко коней от воров сторожить лучше других умел.
Но к пенью я был непригоден (был голос тому виной).
Из чертога ушел я спать, но во сне вновь услышал я: «Кэдмон, спой»!

Чуден мне был говорящего лик, но что я ответить мог?
Я не певец ведь, и оттого покинул веселый чертог!
Хотел я ему объяснить, что к чему, дабы слух пощадил он свой,
А он с пониманием мне кивнул, но снова сказал: «Кэдмон, спой».

Что же поделать – перечить ему я бы никак не посмел
И потому в руки арфу взял и послушно запел.
Пел я о том, как срединный мир был создан Божьей рукой,
И песне моей восхищенно внимал сказавший мне «Кэдмон, спой».

Наутро проснувшись, я вспомнил слова дивной песни моей
И скорее прийти поспешил в обитель Божьих людей.
Рассказал я им о видении, что видел я в час ночной
И спел им песню, что спел во сне сказавшему «Кэдмон, спой».

Было в обители этой немало ученых людей,
Что прибыли в наши края из далеких ирландских земель.
Они научили меня тому, что написано в Книге Святой,
Я ж пел о том – ибо так повелел сказавший мне: «Кэдмон, спой».

За трудом и молитвою жизнь провести за счастье казалось мне
И я навеки остаться решил в том тихом монастыре.
Богу служил я и песни писал, радуясь кроткой душой,
Ибо в сердце моем звучали слова «Кэдмон, пой».

Теперь недалек мой последний час, и теперь я сказать могу
Я счастлив прожить так, как прожил, умереть так, как умру:
Святых даров причастившись, с друзьями, в келье родной,
Средь книг, что писал во славу сказавшего мне: «Кэдмон, спой».

Кому был я друг – спасибо навек, кому недруг – я каюсь в том.
И храни вас Господь на ваших путях, как меня Он хранил на моем.
Мне же час пришел из мира уйти неведомой, смертной тропой
К тому, кто арфу мне в руки даст и скажет вновь: «Кэдмон, спой».

Ирландские миссионеры (Ирландия – Франкские земли, 6-12 вв.)

От берегов, что с малых годов
Сердцу навеки милы,
В синие дали друзья отплывали
На кораблях белокрылых

Как рыцари смелые в бой уходили,
Крест подняв над собою.
Любимые книги мечом служили,
Горящее сердце – бронею.

Слезы глотая, корабль направляли
Прочь от прибрежных скал.
Добро творить и правду любить
Каждый в душе желал.

Чтоб свет любви зажечь над землею,
Чтоб реяло истины знамя –
В путь отправлялись, влекомы волною
И белыми парусами.

Долог путь их, нелегко будет
Душам неискушенным
Главы не склонить и душой не скривить
Пред королевским троном,

В суровом бою за мечту за мечту свою
Должную славу стяжать,
Мудрость обресть, приумножить честь
И душу не проиграть.

Но в испытаниях, что на пути
Перенести придется
Руки сильней, и сильней в груди
Верное сердце бьется.

И если буря нагонит страх,
Тревогу трубя в снастях –
Смелее летит отважный курраг
С крестами на парусах.

1291. Осада Акры.

Когда на нас идет война
Девятым валом из пустыни –
Нельзя, коль совесть дорога,
На поругание врага
Отдать последнюю святыню.

Окинем с башен высоты
Врагов без края и без счета.
Поднявши старые щиты,
В последний раз сомкнем ряды
Вокруг последнего оплота.

Чтоб враг не смог своей рукой
До мирных жителей добраться,
Отпустим их морской тропой.
А наш удел – живой стеной
На стены города подняться.

Да будет мирным наших путь,
И паруса не сгинут в волнах.
Сверкнуло солнце из-за туч,
И отразился яркий луч
На шлемах, в битвах иссеченных.

Молитву пламенно свершим
Раздоры прежние забыты.
За все прощенья попросив,
Грехи товарищу простив,
Готовы мы к последней битве.

Пусть вражья рать стоит горой
И смертный час не за горами.
Пусть это наш последний бой,
Пусть света не видать за тьмой,
Но правы – мы. И Бог наш – с нами.