Интересно:
Рекомендуем посетить:
Диалоги и монологи
*** Есть единственный гений на свете - Господь, поселивший любовь в эту бренную плоть, возрастивший на мертвом граните цветы, милосердия ширь, глубина чистоты. Смерти нет, потому что Сын Божий воскрес! Что есть смерть? Просто шлюха, обнявшая шест. На нее с вожделением смотрят скопцы, и суют ей бабло дураки-мервецы. Олегу Далю Не спится, Олег Иваныч?.. Приходите, болью тираните сердце. Что сделать для вас мне? Помилуй, Господь, шута благородного, слиток бесценный, который продать не продали и взвесить не взвесили, расплавить хотели, а он накалился и сгинул… Омой его, Боже, ключами студеными. Что знаем мы все о Твоем милосердье? Что знаем мы все?.. Брат недужный мой, друг, не желающий знаться, врач и учитель, отравы напившийся в хлам, твою наготу прикрываю с любовью, прошу возвратиться, но нет ни словечка в ответ. А, впрочем, кто смел бы опять тебя вздергивать на дыбу жизни? В сегодняшнем мире у ней униженья на всякого встречного хватит с лихвой. Как капли дождя на барханах пустыни, взмывают, ударившись, лишние люди. Курится их жертва, их самосожженье – кому приносимое? Вряд ли всем тем, кто принял его на свой счет. Но молитвы, но мук добровольных вовек не спускают отвергнутым, детски взыскавшим небес. Дуэль на штопаных презервативах Пьеса-мелодрама в стишках на русском языке. Посвящается кавказской войне 2008 года. Действующие лица: Пукич – импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким славянским акцентом. Шуб - импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким западным акцентом. Джигитов - импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким восточным акцентом. Косолапов - импозантный мужчина в дорогом костюме. Говорит с легким славянским акцентом. Тамрико – девочка 8 лет с большими черными глазами. Говорит с сильным детским акцентом. Акт 1, он же последний. Пукич: Вот такие-то дела. Косолапов, надувай. Косолапов: Взял уже трехсотый. Ай!.. Пукич: Неужели злобный Шуб проколол? Джигитов: Что слышу? Так… Косолапов: Никак нет! Шуб: В горах возня… Тамрико: День рожденья у меня! Пукич: Что же, брат, пора бросать. Косолапов: Я готов, как пионер. Джигитов: Я надую тоже, сэр? Шуб: Коли можешь, надувай. Пукич: Хенде хох, козлы! Гуд бай! Косолапов: Посильнее размахнусь – и пришлепну. Джигитов: На тебе! Пукич: Раб позорный на рабе. Косолапов: Точно так. Они кругом тараканами кишат. Жаль пускать негодных в дом, как и их тараканят. Тамрико: Отчего повсюду гром? Шуб: Джигитов – идиот. Джигитов: День последний настает! Впрочем, вот тебе еще штопаный промежду глаз - угодил на этот раз! Пукич: Тридцать штопаных сюда, двадцать штопаных - туда! Разольются – не беда. Косолапов: Уловил! Мочу, мочу. Там промокло все уже. Шуб: Видеть всех вас не хочу в вашем скучном трандеже. Джигитов: Нет, поближе подберусь, чтобы дать с размаху в нос. Косолапов: Выпрямляюсь в полный рост! Пукич: Я с тобою, не робей! Все трое сталкиваются с разбега на высокой скале, держа на отлете свои штопаные снаряды. Тамрико, собирающая цветы, оказывается между бойцами и, сбитая с ног, катится в пропасть. Тамрико: Мне страшно, мама! Не хочу я умирать! Пукич, Джигитов, Шуб и Косолапов: Твою мать! Неча, дура, тут шнырять!.. ЗАНАВЕС Миротворцы «Блаженны миротворцы, ибо они сыновьями Божьими нарекутся» Господин президент, вы, конечно, считаете, что миротворцы – это бравые хлопцы, наряженные в камуфляж; их вывозят в район, где бесчинствуют дикие горцы, выдают автоматы и просят не сдерживать раж. Вы уверены, что «Не убий» - это сказки для штатских, тех, кого убивают наряженные в камуфляж, чья судьба быть статистом спектаклей бездумных и адских, где горят декорации, лезет этаж на этаж. Господин президент, «миротворцы» - от древнего слова, означающего не кровавую баню, а мир, мир любой, от незыблемого до худого, мир как цель - и, простите, не та, что повешена в тир. Только это имел Он в виду и с горы проповедал. Только этого мира творцов записал в сыновья. Завтра сильный подавится, слабым теперь отобедав, и в подножную грязь, как мы все, возвратятся князья. Из окна Таятся в чернеющих недрах Москвы (вечернее шествие автомобилей) ее непонятные дети. Вдали стоят над высотками сизые тучи. И в дремной глуши их, нежданно плеснув, за миг разлетаются, медленно тая, клочки белых перьев... Как будто бы Он еще одно наше не принял посланье. И ерничать нынче пред Ним не хочу. Луна из осоки антенн снизошла. Возьму ее череп алмазный руками. Воскликну, как тот разуверенный дух: "О, Йорик, о бедный, о бедный мой Йорик!" Столь тихо, что слышно, как где-то внизу звонит телефон у каких-то счастливцев. 1996 год Волк В набитой строительным бредом квартире, где комнат, хранящих зиянье, четыре, зарытый в Москву, как в стог сена иголка, брожу, обрастая терпением волка. Скитаюсь, бесценной судьбой обрастая. В углах одиночества плешь золотая. И если алмаз горлом всплыл втихомолку, сжимаются челюсти юного волка. Я писем не жду: по отчаянья тропам никто не гуляет с подругами скопом. И на телефон, что белеет радушно, я лапой когтистой наброшу подушку. Я сам выбрал лес, обернувшийся чащей. и в час, когда спит мегаполис пропащий, и всходит над ним моя высшая нота, я вою над тусклой страницей блокнота! 1996 год *** Тополиный пух – воплощенная лень и кружение праздных мыслей, невесомый пустяк, чепуха, дребедень, дух, что нежен и не завистлив. Он звездою плывет к твоему лицу и навеивает желанье облака считать и лелеять пыльцу, улыбаться на все мирозданье. С высоты рабочего этажа мальчугана заметив с тем же недугом, вместе с ним превращаться в чудо-пажа, шлейф несущего вслед за июньским кругом. У монумента Григорию Сковороде «Мир ловил меня, но так и не поймал». Эпитафия на могиле философа. - А ты знаешь, кто изображен на пятистах гривнах? Сковорода. - О! А хто її там намалював? Подлинный разговор. …Мир, говоришь, не поймал? Вот ты стоишь, запертый в клетке воздушной, каменный и беззащитный, даже не переставляя грязные комья лаптей. Стриженный в скобку, похожий на допотопную птицу. Корму насыпала щедро тебе молодежь золотая: семечки, пробки, окурки… Падают кегли бутылок, блядствует пир пустоты. Мир не словил, утверждаешь? Бедный мой памятник, зомби. Меньше всего здесь ты нужен. Не продавец, не политик, не покупатель-амеба в слизи под микроскопом, даже не Командор. Только бродячий философ!.. Что там в гранитной котомке? Библия по латыни, луковица, сухари?.. Киев, Контрактовая площадь. *** Если бы Бастер Китон свалился с луны в наше время, он хохотал бы месяц, словно повсюду - в креме испачканные рожи, потом бы ему стало грустно, он сел бы и слезы вытер, и, каясь, воскликнул: «Боже»!.. 18.06.2009. |
