Россиюшка.

Людмила Ларкина.

Рассказ.

Чем дольше живу вдали от моей родины, тем чаще и ярче начинает всплывать в моих воспоминаниях один давний случай, произошедший со мной в ранней юности. Это был мой первый отпуск. Самой, желанной, почти недосягаемой моей мечтой было – увидеть море. Море мне представлялось таинственным и необыкновенным. Я мысленно плавала в его шёлковых волнах, пытаясь почувствовать дыхание этого волнующего чуда. После окончания медицинского училища и года работы по специальности, долгожданная путёвка была получена по маршруту: Боржоми, Тбилиси, Кутаиси, Батуми. Ожидаемое море оказалось для меня, действительно, потрясающим впечатлением. Волей судьбы, я в конце туристической поездки попала в город Сухуми, где ждала меня неожиданная встреча, которая потрясла меня не менее, чем море и запомнилась на всю жизнь. Об этой встрече я и хочу рассказать.

-Как зовут вас, деточки? - Спросила маленькая старушка в чёрном, открывая нам калитку незнакомого дома.
-Меня Роман, девушку Лика,- ответил мой спутник.
-Кто вас прислал ко мне? - заглядывая в глаза по-детски доверчиво, спросила нас сухонькая женщина с чисто славянским лицом и с сильным грузинским акцентом.
-На вокзале дали ваш адрес, сказали, что вы сдаёте места русским, - ответил Роман.
-А вы русские? - обрадовано заулыбалась старушка.
-Русские, бабушка,- ответила я, - понимая, что для неё мой ответ очень важен.
-Проходите, проходите, деточки. Счастье-то, какое,- вы русские, вы – русские,- повторяла засуетившаяся хозяйка маленького, незамысловатого дома.
Мы прошли во двор. Сразу почувствовалась тень от ветвей раскидистого дерева и уют от плотно-обвившего забор виноградника. Стояло чудесное Сухумское лето.
Бабушка Анас была переполнена гостеприимством, вниманием и радостью. У меня появилось чувство тепла и покоя. Домик был маленький, уютный, с запахом яблок и ароматом какой-то благоухающей травы. Хозяйка выделила мне комнату в доме. Вернее, я заняла единственный хозяйский уголок. Ярославский попутчик Роман, случайно встретившийся мне на Сухумском вокзале, помог мне устроиться в доме и, сразу же, уехал догонять свою туристическую группу, от которой он отстал. Я осталась ждать свою новую подругу с Тбилиси у гостеприимной старушки. Денег брать за жильё женщина категорически отказалась.
-Так для чего же вы принимаете людей к себе, если отказываетесь от платы? - недоумённо спрашивала я.
-Я русским духом хочу дышать, слушать речь родную и радоваться весточке с родины, -отвечала загадочная нестяжательная квартиросдатчица.
-Вы русская? - спросила я, немного, освоившись.
-Да, я чистокровная русская,- отвечала гордо, довольная моим вопросом старушка.
Слово «русская» она произнесла с каким-то достоинством, вдохнув в себя красоту и силу этого слова. Мне показалось, что только с этого момента она начала дышать полной грудью, как будто долгого была без воздуха. Глаза её посветлели и из-под траурной вдовьей одежды, чётко проявились черты обычной русской женщины.
-У вас сильный акцент и одеты вы как грузинка,- с любопытством заглядывая в её глаза, продолжала анализировать я вслух, видя, как женщина ждёт следующего вопроса.
Тут моя хозяйка совсем распрямилась и как-то сразу помолодела. Чёрный грузинский платок упал на её плечи, открыв белую седую голову. Седовласая женщина с мудрыми, вдумчивыми глазами, поведала мне такую историю.
-Давно это, деточка, было. Жила я со своими братьями, сёстрами и родителями далеко на Урале. Уже и не помню, как городишко назывался. Мне пятнадцать лет было. Несмышлёная, мамочкой обласканная, младшая из сестёр. В 1920 году грузин навалило в нашу местность много. Кто торговал, кто прятался, кто еще, чем промышлял. Сестру мою, Дарью заприметил один грузинский хлопец и стал сватать у отца. Отец наотрез отказался.
- Не отдам чужеземцу, увезёт, и не увидишь,- сетовал он.
Сестре моей было восемнадцать лет. Белолицая красавица, с косой по пояс. Крепко в душу она запала тому грузину. Он у окон наших вечерами и ночами простаивал. Отец уже начал подумывать: «Не уступить ли грузину дочь, да и тот выкуп давал хороший». Но дело до этого не дошло. В один из вечеров, бегали мы с младшим братом вокруг дома. Братишка прятался, а я, чтобы ему не скучно было, бегала за ним. Вдруг, чувствую, - кто-то накинул на меня -то ли мешок, то ли покрывало на голову. Я и пикнуть не успела. Очнулась уже на телеге от фырканья лошади. Гляжу вокруг,- никого, только звёзды с неба на меня поглядывают и, как бы стесняясь, что не могут помочь, - отворачиваются. Лошадь тронулась. Я в повозке в сене лежу, не шевелюсь. Крикнуть тоже боюсь, затаилась и думаю: «Убегу». Я поняла, что меня украли. Такие истории я слышала, что грузины крадут русских девушек и с собой увозят; только чаще по согласию, хотя соседям родители причитали, что выкрали «единственное сокровище». Если же договориться с девушкой и с её родственниками не удавалось, то крали и увозили силой. Меня ещё никто не сватал. Мала я была для замужества. В стране была смута, и голод наступал, но мои родители пока в достатке жили, при хлебе и при батраках. О замужестве дочерей всерьёз не задумывались.
Увезли меня в ту ночь далеко от моего селения, а на утро разобрались, что не ту украли. Вместо сестры меня сцапали. Мы с ней были очень похожи и волосами и глазами и голосами. Только рост другой и характер разный. Вот меня и приняли за сестру. Крал не сам жених, а его дружки наёмные. Так и попала я в Абхазию. Муж - грузин всю жизнь меня ненавидел за то, что я ему в сети попалась, а не сестра моя. Так издевался надо мной. Среди ночи в ночной рубашке выгонял, если я ему днём не угожу, или не ту еду приготовлю, или по-русски заговорю. За детей бил, когда плакали.
Женщина замолчала, переводя дух от волнения и воспоминаний. Задумалась. Слёзы выступили на глаза молчаливым страданием.
-Бабушка, Анас, а дети у вас есть,- осторожно спроила я.
-Были дети. Десятеро. Пятеро во время голодомора померли: одна от коклюша, другие от дифтерии и кори,- печально ответила старушка.
-А пятеро живы? Где они?- спросила я, старалась направить разговор в более приятное русло воспоминаний.
-Все уехали на Урал, на заработки. В Набережные Челны,- с грустью уточнила женщина.
-Они бывают здесь?- спрашивала я, чувствуя, что у самой увлажняются глаза.
- Дочки-то все в младенчестве померли.
-А сыновья?
-Сыновья бывали. Потом переженились. Мужики они ведь как? Где женщина слаще, там и дом, - с укором отвечала старушка.
-А внуки есть? Они навещают?
-Пять лет никого не вижу.
-А муж ваш жив, который украл вас?
-Да у меня другого и не было. Наши законы не позволяют.
-Какие законы?
-Законы гор. Муж бросил меня, когда мне двадцать восемь стукнуло. К тому времени я уже десятерых детей ему родила.
-А родители его помогали? Где они?
-Это, тяжёлая история. Мне свою не пересказать, а их уж и подавно. – Женщина перевела дух, обдумывая углубляться ли в подробности. Всё же решила приоткрыть некоторую завесу истории свёкра и свекрови:
-Они были мингрелами, - пояснила она.
- Мингрелы? Я такую национальность слышу впервые.
-А откуда же тебе слышать, - продолжала хозяйка свой рассказ:
-В июле восемнадцатого года Сухумский округ вошёл в состав Грузии. В феврале 1920 года грузин выбили из Гагры, из Веселого, из Туапсе, из Адлера. Отряды Нестора Лакобы взяли Сухуми. В 1921 году Сергей Орджоникидзе предложил ликвидировать союзный статус Абхазии, а в 1922 была создана Закавказская Советская Федеративная Социалистическая Республика.
Русская женщина, ставшей волей судьбы горной женщиной, знала и помнила до подробностей историю этого края, в котором ей пришлось пожить всю молодость и зрелые годы с момента, как её увезли из родительского дома. В течении пятидесяти четырёх лет она каждый день думала о своей родине и старалась запомнить и понять всё, что происходило вокруг. На момент встречи со мной, в 1974 году было ей 69 лет. Тогда она казалась мне древней старушкой. Сейчас я понимаю, что была она ещё не так стара.
Расказывала бабушка Анис долго и подробно. С её разрешения я даже начала записывать даты и события. Я любила записывать всё новое, о чём слышала, тем более, - это было для меня совершенно неожиданная история целого народа.
-Ты пиши, пиши, детка. Может, и не расскажу уже больше этого никогда.
Женщина вела рассказ учительским голосом, делая паузы, чтобы я успевала записывать.
-В 1926 году исчезли все книги, газеты, учебники на мингрельском языке, - продолжала она.
-Куда исчезли сами мингрелы?
-Их всех записали грузинами. Тогда некоторые родственники мужа исчезли совсем.
-Так, всё - таки, муж Ваш был не грузин, а мигрел?
-Он считал себя грузином. Там у них была семейная тайна, о которой мне не поведали.
-Какой язык изучали ваши дети в школе?
-Сначала изучали абхазский язык, а в 1937 году абхазский алфавит ликвидировали и все были обязаны изучать грузинский.
История абхазцев, грузин, мангрелов тесно переплеталась с историей жизни этой русской женщины. Рассказ какого-либо эпизода каждый раз завершался воспоминаними о муже:
-Муж мой ушёл в Грузию в 1933. С тех пор ничего о нём не знаю. Любила я его. Он хоть и груб был со мной, а мужская стать его - всё в моих глазах закрывала. Песни пел, как соловей и красив был, хоть картину пиши.
-Может он не бросил вас. Потом ведь война началась. Может, где жив, - старалась подбодрить я совсем закручинившуюся женщину.
-Может на Урале сгинул, - продолжила Анас. - Сестру он мою всю жизнь любил и попрекал меня, что я не такая расторопная, как она. Последний раз поехал на Урал, обещал её привезти сюда и женой сделать.
-Вы ездили на родину?
-Нет, никогда, доченька. Не бывала я там больше. Как увезли меня пятнадцатилетней краденой девочкой в лошадинной повозке, так и не видела я больше Россиюшку родимую. Всю жизнь она мне снилась. Мечтала хоть глазком увидеть сторонушку свою. В пояс поклониться земле русской, припасть к могилке родителей и дедов моих. Нет, не пришлось.
-Почему вы не поехали, если муж бывал там?- пыталась понять я.
-Он моим родителям и сестре не признался, что выкрал меня. Папа с мамой так и умерли, не узнав, что дочь их жива, что живёт на чужбине, что внуки у них есть в Абхазии.
Женщина замолчала. Затем гордо смахнула слезы с высохших щёк, отвела глаза вглубь сада и долго сидела задумавшись.
-Бабушка Анас, что я могу сделать для вас?- спросила я, чувствуя, что вот-вот заплачу от нахлынувших чувств.
-Поживи у меня, дочка. Поговори по-русски со мной. Называй меня по имени моему.
-А имя у вас тоже другое?
-Не Анас я, доченька. Анастасия я.
-Анастасия?
-Анастасия Петровна Вяземская,- ответила с достоинством женщина.
-Вы из рода Вяземских?- удивилась я.
-Эту историю ворошить не будем. Я дочь земли своих предков. Я русская.
Несколько дней я ходила, потрясённая этой историей пожилой, русской женщины, одевавшейся и разговаривающей по-грузински. Уезжая, я прощалась с её домом, ставшим мне каким-то особенно родным. Я прощалась с садом, заботливо ухоженным белыми, почти мраморными руками этой женщины. Я стояла, долго обнявшись с тутовым деревом, росшим во дворе, под кроной которого мы вечерами с Анастасией Петровной пили чай. А главное, я не могла расстаться с этой маленькой старушкой, ставшей мне более, чем родной, вобравшей в себя культуру трёх народов и, оставшейся верной земле своих предков и земле своих детей.
-Поклонись низко, доченька, земле русской. Расскажи, что я не забыла её, что помню запах колосьв в поле и радугу над Камой, дым над банями, туман над домами, - женщина сдержанно заплакала.
Плакала она не по-женски,- скупо и тихо. Плечи безмолвно дрожжали. Строгая, горная женщина с материнскими и дочерними чувствами плакала по родной России, любя не меньше родину своих детей, - Абхазию.
Немного успокоившись, бабушка Анастасия продолжала:
- Я целую каждый уголок моей родной земли. Наверное, это уже моя последняя встреча с Россией.
-Почему последняя?- спросила я, не поняв.
-Ты - моя Россиюшка: ласковая и добрая, загадочная и непокрённая, - продолжала бабушка Анастасия, обнимая меня жилистыми, белыми руками, растворясь в моих глазах тоскою маленькой, пятнадцатилетней девочки.
-Я скоро уйду. Раскажи всем, как я люблю мою Родину. Пусть любит каждый так Россиюшку нашу. Где бы мы ни были, - мы все в ответе за неё.