---
И ничего, кроме опять себя –
как не верти меня, как меня не крути.
Хватит и так, и того, что видишь, с тебя –
если ты видишь хоть что-нибудь впереди.
И не вертись – этот страусовый ранжир
больше тебя. Потеряешь себя – не вертись.
Главное, мальчик, что ты немного пожил –
жулик, мошенник, предатель, поэт, артист.
Главное, мальчик, что дальше одно тепло –
на миллиарды лет и еще к тому.
Землю всю замело, и еще намело,
и не найти следов, чтоб уйти одному –
мимо всего, что держало и что рвалось,
выло и ныло, скулило и, колотясь,
долго кружило, вплетая в Земную ось
голос молитвы, восстановивший связь
между планетой, космосом и тобой
с тем, что внутри планеты, него и тебя.
Кажется вечной музыкой волчий вой,
и человечество смотрит в упор на тебя.
Лишь бы не впасть в отупенье вчерашних газет,
только бы не насиловать тишину.
Жальче всего того, кто оставит след,
перечеркнув созвездиями вышину.
Точка. Понять не каждому, но дано.
Завтрашнее не пугает и не спешит
сделать до срока вспомненным небом дно,
чтобы однажды и навсегда ожить.
---
Миру – мир. От восхода до сумерек
и потом до восхода опять
можно быть единицей в сумме
или выпрыгнуть сразу в пять,
чтоб потом зависать над пропастью
и шестёркой туда-сюда
извиваться змеиной кротостью,
как текущая с неба слюда –
только признаки увядания.
Лишь бы лишнее соскрести.
Оживающее Предание
оживляет кругом кресты.
Звезды жмутся и зябко ёжатся,
и летит мимо нас Земля,
и Лилит наточила ножницы,
притаившись в недрах Кремля.
Звезды падают, распадаются
по пяти сторонам. А там –
будет новая бесприданница
шелестеть по чужим домам,
но уйдёт – никуда не денется
и не скроется в никуда.
Миру – мир. Лишь поземка стелется,
пряча мёртвые города.
---
«Спугни горящую пропасть-пасть,
Готовую грызть до кости.
Спаси их! но мёртв их пастух - и нас
– как звёзды – уже не спасти».
куплет из понравившегося стиха не знаю кого
Ты точно знаешь? Откуда, брат,
такая уверенность в том,
что вся дуальность – за рядом ряд
(пусть даже ряды гуртом) –
тебе доступна? В твоих словах
есть нечто, похожее на
потертый, но – знаешь? – всё тот же лак.
Лишь внутренняя война
способна выскоблить до бела
остатки рассветной мглы.
Такие, знаешь, теперь дела,
и ничего не могли
поделать многие – не тебе
чета и не мне чета.
Когда катаешься на судьбе,
то получаешь счета.
Ведь там – глядишь – и прошло совсем.
Ни до, ни после – ни-ни.
Коль ты надкусишь – я точно съем
и ночи наши, и дни.
Мне так нельзя – я ж совсем дурной.
По правилам надо б, брат.
Иначе – мог утонуть и Ной,
если не стал пират.
У этих правил один закон –
незыблемый, как скелет,
и даже кости античных колонн
не отменили лет.
Одной иллюзией правоты,
особенно, если вдруг,
ты прав – если это, конечно, ты –
не разорвать наш круг
---
Говорила мне мама: «Иди учись –
будет легче и прямее жизнь».
Мама, расслабься – твой сын фашист,
антисемит, расист, плейбой –
при этом довольный своей судьбой,
бросил наркотики, бросил пить,
принял решение дальше быть.
Мама, всё будет, как ему быть.
Воют вены на правой ноге.
В снеге ветер в моем окне.
| |
|