Первый расчёт уже выкатывал из гаража, щупая ноги мягкой струёй выхлопа. Второй натужно взвыл, и тронулся за ним.
Ах, как жалел сейчас Лёха, что ехать ему не в первом расчёте, не на его «Лихаче»
( как он называл свою машину ), а командиром второго расчёта, на второй машине. Словно услышав его мысли, Медведев скомандовал:
- Лёша - первый ход, Серёга, идёшь на второй.
На ходу вскочив в машину, Лёха благодарно посмотрел на командира.
Резанув воздух сиреной, машины рванули с места, стали набирать ход. Лёха, счастливо улыбаясь, хлопнул по плечу сидящего рядом Сапарова, для которого это был лишь первый, серьёзный выезд:
- Не дрейфь, молодой, расслабься! Сейчас лафа начнётся!
Сапаров, втянув голову в плечи, то и дело нервно поправлял пояс.
Захрипела рация. Голос диспетчера звучал необычно напряжённо:
- «Четыреста пятнадцатый», я «Сургут - девять», ответь...
Медведев подняв трубку:
- «Сургут - девять», я - «Четыреста пятнадцатый», приём...
- «Четыреста пятнадцатый», тьфу, чёрт побери! Саша, Лёшка с тобой? Он записку сумасшедшую оставил, когда уезжал! Не выпускай его из машины!!! Саша, я тебя прошу! Он невменяем! – орала в трубку диспетчер, игнорируя все правила открытой связи!
Лёха вжался в сиденье. Словно пойманный за руку вор, смотрел на командира. Смотрел умоляюще...
- «Сургут - девять», я – «Четыреста пятнадцатый» - голос Медведева звучал глухо, но твёрдо, - следую к месту пожара в полном составе. Ситуация под контролем. - он сделал паузу, - оперативную обстановку доложу по прибытии. Конец связи.
После секундной паузы снова захрипела рация:
- «Четыреста пятнадцатый», я - «Сургут - девять»...
Медведев, прошептав что-то беззвучно, щёлкнул тумблером: выключил рацию. Полуобернувшись к отсеку пожарных, потряс в сторону Алексея кулаком.
Разрезая воздух пронзительной сиреной, расчёты неслись уже через центр города. Встречные машины пугливо прижимались к обочине, испугано мигая аварийными огнями.
- Что, молодой, очко играет? – Медведев вдруг совершенно спокойно посмотрел на Сапарова – не ссы, братуха, керосином, сейчас мы покажем кузькину мать! А-а, Лёха? - он перевёл взгляд на Алексея...
- А то... – Лёха уверенно выдержал взгляд.
Машина, накренясь от скорости, свернула с главной дороги и понеслась мимо аккуратных домиков немецкого посёлка со странным названием «Люксембург».
Вот уже виден чёрный столб дыма в небе и парящие в воздухе хлопья сажи, какие бывают при горении резины. Толпа снующих взад и вперёд зевак расступилась, пропуская головную машину.
Медведев щёлкнул тумблером, схватил трубку рации:
- «Сургут - девять», я – «Пятнадцатый»...
Ответом был нервный голос тёть Нины:
- «Сургут - девять» на связи...
- Высылай третий ход! Самим тут не управиться, как поняла? Приём...
- Поняла, высылаю.
Медведев выскочил из кабины, на ходу застёгивая ремень шлема. Лёха, увидев испуганные лица толпящихся перед горящим домом людей, бодро, со смешинкой в голосе заорал:
- Расступись народ, посторонись! Конница идёт! Чичас будем воевать! Ну, кось-ка милая, посторонись! – обратился он, щерясь откровенной улыбкой, к перепуганной насмерть симпатичной девушке.
Успев даже ещё и задорно подмигнуть ей, он привычным движением открыл люк заднего отсека. Схватил лежащий наготове рукав первой помощи и легко побежал к дому. За ним растерянно семенил Сапаров. Оценивая обстановку, он выбрал оптимальную позицию.
- Молодой! - крикнул он Сапарову, - ты как?
Сапаров стоял бледный, стараясь унять дрожь в руках.
- На-ка вот, побалуйся водичкой, а я к Медведеву мигом...
Он, сунув в руки оторопевшему новобранцу ствол, опустил забрало шлема и исчез в вихре дыма между домом и добротной кирпичной времянкой.
Рукав зашевелился, дёрнулся, и тугая струя с силой ударила в стену дома.
Сапаров, чуть не плача, пытался поймать трясущейся рукой рычаг переключения режима. А струя, словно издеваясь над молодым бойцом, резвилась, срезая штукатурку на стене дома.
Из дымового вихря вынырнула блестящая боёвка Лёхи. Подбежав к Сапарову, он...хохотал!
- Мил ты моя, да ты чё ж ствол, как девку, держишь?! Держи его крепко...И вот сюда, в крышу, меть! – он направил струю на стреляющую шифером крышу дома, - во, так и держи! Понял? – он по доброму улыбнулся бойцу...
- Понял командир, понял! - орал не своим голосом Сапаров.
Лёха бесцеремонно заржал:
- Да ты чего орёшь то? Народ перепугаешь... Подумают ещё, что здесь и в самом деле пожар...
Сапаров раз за разом, бестолково кивая, жалко улыбался.
- Ну, вот и молодец видишь, как у тебя получается, так держать! – и снова куда-то убежал.
Медведева он нашёл перед домом:
- Командир, что скажешь хорошего?
По лицу Медведева было заметно что ситуация выходит из-под контроля. Он нервничал:
- Лёша, второй расчёт я поставил к соседнему дому, там уже тоже горит синим пламенем... А ты давай с молодым справляйся здесь.
- Понял, работаем!
По лицу командира Лёха понял, что тот чего-то не договаривает.
- Что ещё? – он в упор смотрел Медведеву в глаза.
- Старичёк, хозяин дома, видно в шоке. Сказать ничего толком не может, только повторяет с ужасом «Газовые баллоны!»...Неужели в доме?
- Что будем делать? – Лёха сосредоточенно морщил лоб.
- Отведи молодого подальше от дома. Пусть издаля лупит... Ка-б чего...
- Понял. Что ещё?
- Поддержи его вторым стволом, а я народ разгоню. От греха подальше!
- Помощь будем звать?
- Нет! - отрезал Медведев, всё равно не успеют, если сейчас ахнет...
Подъехал третий ход с резервной цистерной воды.
Пока Медведев объяснял не до конца ещё проснувшемуся Толику, что необходимо сделать, к Лёхе подвели под руки женщину. Растрёпанные волосы, бледное, как известь лицо. Она, трясясь всем телом, указывала рукой на горящий дом и истерично кричала:
- Дети! Дети там!!!
У Лёхи похолодело за пазухой!!! Он заглянул в обезумевшие глаза женщины:
- Где? Сколько?
- Там...Там... хрипела женщина, указывая слабеющей рукой на дом,
- Саша и Леночка... Спаси их...
Не дослушав её, Лёха бросился едва ли не под колёса тронувшегося ЗиЛа:
- Толян, стоять!
Взвизгнув тормозами, ЗиЛ остановился поперёк дороги.
Махнув рукой Медведеву, Лёха рванул крышку люка. Схватив из ячеек два АСВ он, тяжело дыша набрасывал один на плечи, другой молча протягивал подбежавшему Медведеву:
- Дети там... Двое, мальчик и девчушка!
Объяснять что-то было не нужно. Медведев отработанным движением водрузил баллоны с воздухом на могучие плечи и только крикнул Толику:
- Толик, плесни на нас!
Толик, открыл кран, рванул рычаг газа. Мотор взвыл, и из патрубка сбоку ударила по асфальту струя.
Пока Лёха с Медведевым подставляли под неё свои тела, Толик подбежал к ним, неся два старых бушлата. Швырнул их на асфальт и ногами втаптывал в лужу воды. Потом бешено зыркая, вмиг протрезвевшими глазами, набросил один бушлат на голову сначала Лёхе, другой Медведеву.
Когда они побежали к дому, он осенил их крестным знамением и только после этого, остановив напор воды, тоже побежал к горящему дому.
Взлетев на крыльцо дома, Медведев на секунду остановился перед дверью. Посмотрел на Лёху и не своим голосом прохрипел:
- Я сказал: « Не лезь поперёк батьки в пекло!»
Лёха успел заметить как он, закатив глаза к небу, что-то прошептал. Потом натянул на лицо свою старомодную противогазную маску и, накинув на голову мокрый бушлат, прогундосил сквозь выпускной клапан:
- Ну-ка, поберегись, сынок!
Лёха, прижавшись к стене дома, кивнул:
- Готово!
Медведев, заревев по-медвежьи, со страшной силой ударил ногой дверь на уровне замка!
Дверь с треском влетела в дом!
Взрыва не последовало, только вихрем всосало в образовавшийся проём клубы дыма с крыльца.
Лёха, поправив на голове спадающий бушлат, рванулся было внутрь, но Медведев грубо осадил его:
- Стоять, Трезор!!! Я иду первым! И, защищаясь от адского жара рукой, вбежал в дом!
За ним юркнул в оглушающее треском пламя Лёха.
В дико пляшущем вихре огня и дыма он не сразу увидел командира.
Мозг его работал предельно чётко: «Медведев ринулся в правую сторону, значит левая сторона – его!» Присев на корточки, он нащупал стену, и «гусиным шагом» засеменил к ближайшей двери. Дверь открыта. Упав на пол, он вглядывался в светлую полоску над полом по периметру комнаты:
- Саша, Лена! - орал не своим голосом Лёха, стараясь перекричать шум пожара, - ответа не было...
Заглянул под кровать, распахнул дверцы платяного шкафа – пусто...
Начинало припекать спину, ноги, руки... Лёха, сжавшись, подумал о том, каково сейчас Медведеву в брезентовом командирском плаще, если даже ему, в специальном жаростойком костюме, так припекает!
«Вот уж точно «Конь в пальто!» - подумал Лёха про Медведева, переползая по-пластунски в следующую комнату. «Ишь, «Не лезь поперёк батьки!»!.. Твоё дело пожаром руководить, а не лазать раком по комнатам. Этому я обучен! ...И комбез я специально для такого случая сконструировал...
Он старался изобразить в голосе злость, говорил громко пытаясь своим голосом перебить нарастающий страх.
»А ещё этот идиотский старомодный противогаз. Он же через пять минут по морде стечёт, расплавленный!»
Протискиваясь в щель в двери, он понял, что изнутри дверь чем-то подпёрта.
«Господи! Нет!!! Это ведь не дети?!! Пожалуйста, Господь Иисус!!! – взмолился про себя Лёха!
Просунув в щель голову, он облегчённо выдохнул
– Уф-ф!
Подпирала дверь изнутри, сорвавшаяся со стены книжная полка. Отшвырнув её на середину комнаты, Лёха приник лицом к дощатому полу:
- Саша, Лена – надрывно гудел он через маску. Ответа не было.
Ощупав взглядом все углы комнаты и не найдя места, где мог бы быть хоть один ребёнок, он почувствовал, что его одолевает отчаяние!
От жара с треском лопнуло стекло в оконной раме. Приток воздуха оживил пляшущие на комоде и шторах языки пламени. Оно на глазах, набирая силу, угрожающе загудело, заревело.
Лёха почувствовал, что маска на лице начинает издавать специфический запах горящей резины!
- «Только не сорвись, голубчик, только не запаникуй! - уговаривал он сам себя...- Иначе тут ты и останешься!»
Нестерпимо жгло лицо! В сапоги, казалось, плеснули раскалённого металла!
- «Вперёд, только вперёд!!!» – гудело за запотевшим стеклом маски.
Он выполз в коридор, и перебирая ладонями по горящим обоям на стене, продвигался вперёд.
Ударившись шлемом о стену, огляделся: тупик? Нет! На правой стороне стены светлел проём ещё одной двери. Спасительная полоска над полом, где ещё можно было с трудом что-то разглядеть, становилась всё тоньше и тоньше! В коридоре горело всё: потолок, пол, стены, картины на них...
Быстро работая локтями, он прополз в помещение – это кухня.
Лёха распахнул дверцы шкафа, провёл рукой под столом – пусто. Прильнув к полу, он ещё раз прощупал взглядом каждый квадрат пола кухни – детей здесь нет!
За его спиной, совсем рядом, раздался громкий хлопок, и вместе с ним хищное змеиное шипение.
Из-за дверцы баллонного отсека газовой плиты вырывалось пламя!
«Шланг перегорел! Сейчас будет цирк! Что делать?!! - лихорадочно соображал Лёха... – а что делать, баллон выносить пока ещё не поздно! Эта сторона дома проверена – детей нет. Всё равно пробираться к выходу!»
Он, забыв про раскалённый металл в сапогах, рванул на себя капающую пластиком дверную ручку баллонного отсека. Взбесившаяся змея горящего шланга, изрыгая полтора метровую струю синего пламени, ослепила Лёху, с силой ударив по стеклу защитной маски, заплясала в адском танце!
Вскрикнув от неожиданности, он отлетел в сторону. Баллон выпал из отсека, придавив к полу шланг.
Трясущейся рукой он долго не мог расстегнуть кобуру топорика. Когда же наконец топор оказался в его руках, он опасливо протянул руку к баллону. Подцепил остриём за дужку и, пятясь, пополз в коридор. Шланг вырвался, из под катающегося по полу баллона и теперь снова хлестал огненной струёй, по вцепившейся в ручку топора руке! Задымилась рукавица. Лёхе даже показалось, что он уже слышит запах горящей своей плоти!!! Бушлат давно уже слетел с головы и остался гореть в углу кухни. Нестерпимо жгло шею, уши!!! Лёха уже не щупал стену. Он только из всех сил, работая руками и ногами, стремился скорее уйти из этого ада!
Вот уже и просвет входной двери. Барабаня по обувному шкафу, врывается с улицы тугая струя.
И вдруг, корёжа и бросая на пол завесу огня, - спасительный зонт разбрызгиваемой воды –это ребята прикрывают его выход!
Струи воды на секунду исчезают, и в дымовом просвете – слезящиеся глаза Сапарова. За ним, придерживая рукав, - Толик. Оба напряжённо всматриваются в глубину коридора. А увидев на полу извивающуюся фигуру, с тикающей бомбой на прицепе, снова мощным напором прикрывают ползущего. Лёха видит, как Сапаров, передав ствол Толику, пригибается и, прикрыв рукавом лицо, бежит ему навстречу. Вырывает из его рук топор и, крича что-то на казахском языке, сам волочёт баллон к выходу. Толик, не скупясь, поливает дымящуюся фигуру на полу водой и кричит не своим голосом:
- Лёша, я прикрою, выходи!
Лёха пытается встать и бежать к выходу, но ноги не слушают его. Отчаянно цепляясь за стены, он ползёт к проёму двери. Ещё один рывок, ещё, ещё!!! Оттолкнувшись ногами от стены, Лёха выкатился из двери на крыльцо.
Толик, направив на него струю, орал что-то, переводя взглял с Лёхи на проём двери.
Судорожно нащупав и расстегнув ремень шлема, Лёха отбросил его, сорвал с лица маску. Сбросил с плеч АСВ. Сноп прохладных брызг уколол лицо, залил грудь.
Толик, перекрыв на секунду напор воды, заорал, тыча пальцем в сторону улицы:
- Дети! Дети там! Нашлись! В доме их нет!
Лёха оглянулся вокруг и... задохнулся от страха!
- Толик, командир уже вышел?!!!
- Нет!!! Нет ещё!!!
Схватив в руку шлем, Лёха, что было сил, на последнем дыхании рванулся в дом, оставив лежать АСВ на терраске
- Толик, прикрой!!! – успел только крикнуть он.
Толик вбежал в коридор, и встав на одно колено, долбил струёй в спину исчезающему в огне Алексею.
А тот, по змеиному извиваясь на полу, кричал не своим голосом:
- Командир! Командир!!!
От запаха палённых волос, снова стало страшно. Лицо снова словно окунулось в раскалённую печь!
Вот перед ним догорают распахнутые створки зала.
- Вперёд! - ревел Лёха, продираясь сквозь завалы горящей мебели, - Вперёд! Я успею! Конечно успею!!!
Перекатившись через кучу дымящегося тряпья, он упёрся грудью в ноги в сапогах!
- Командир!!!
Медведев, прислонившись спиной к стене, сверкал обезумевшим взглядом и трясся всем телом!
Его рвало жёлтой пеной. Шлем на его голове съехал на затылок; на груди, болтаясь на шланге, капала резиной на плащ горящая противогазная маска.
- Командир, держись! – Лёха обхватил его за грудь, и, что было сил, потянул обмякшее тело к выходу.
- Нет! Нет, Лёша, - хрипел он, роняя на горящий пол плевки пены со рта, - Дети!!!
- Командир, дети живы! - кричал Медведеву на ухо Лёха, продолжая пробираться сквозь пылающие головёшки на полу.
Неожиданно он почувствовал знакомый с детства пугающий шум в ушах – предвестник обморочного состояния!
- «Нет!!! Пожалуйста, Господь Бог, не сейчас! Дай мне вынести командира!!! Он ни при чём!!! – в отчаянии взмолился Лёха продолжая пробираться к выходу
Он почувствовал поднимающийся из глубины живота противный комок рвоты. Остановился на мгновение, обжигая гортань, вдохнул палящего смрада пожара и, широко раскрыв глаза, задохнулся в приступе кашля!!!
Мутилось сознание, руки и ноги, словно ватные, переставали слушаться. Он думал сейчас только об одном – «Ни в кое случае не разжимать правую ладонь, намертво вцепившуюся в пояс Медведева!»
Не видя ничего перед собою, он попытался ещё, хоть на сантиметр, подтянуть командира ближе к выходу, но тело его обмякло и с распластанными руками уже безжизненно лежало в проходе.
Лёха увидел его покрасневшее лицо, барашки опалённых ресниц, бровей, и полуоткрытый рот, испачканный желтоватой пеной...
Ещё раз, из всех сил, дёрнув Медведева обеими руками за пояс, Лёхе удалось протащить его в проём двери! Вот уже он – спасительный коридор... Ещё немного... Ещё пару рывков...
«Не ссы, братуха, керосином!» - вспомнил он пошлую медведевскую поговорку... И вдруг...
- Командир, командир! Это мы! Мы здесь! - услышал он над собой радостное мычание Сапарова сквозь маску АСВ!
Приоткрыв один глаз, Лёха успел увидеть исчезающие за углом сапоги Медведева – его волоком тащили к выходу. Потом почувствовал что и его тащат по полу сильные руки.
Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой Лёха, словно извиняясь за слабость, бормотал:
- Ребята, не могу...Надышался я ...
Его вынесли на улицу и, прислонив спиной к дереву, хлестали по щекам, не давая потерять сознание.
И только ведро воды, выплеснутое в лицо, смогло привести его в чувство.
Он увидел слева от себя фигуру Медведева. Его рвало!
Несколько женщин, склонившись над ним, поддерживали его голову. Кто-то расстёгивал боёвку на его груди, кто-то пытался снять с плеч АСВ.
Лёха, превозмогая головную боль и сильное головокружение, огляделся. Первое отделение, сбив пламя с соседнего дома, тремя стволами работало теперь по окнам и крыше догорающего дома, откуда только что вышел он с Медведевым. Пламя, потеряв силу, превратилось в дымный смрад.
Лёха почувствовал, что дыхание восстановилось; медленно встал. Кружилась голова и к горлу снова подкатывал комок рвоты, но расслабляться было ещё рано: огонь грозил перекинуться теперь на стоящий слева дом!
Подбежал, задыхаясь, Сапаров:
- Командир, ты как?
- Жить буду – нашел в себе силы шутить Лёха.
- Там вон сарайчик горит...
- Вижу!
Алексей пригнувшись, побежал шатаясь к пристройке,
- За мной!
Стоящая невдалеке от дома пристройка, полыхала бодрым пламенем. Запах горящей поленницы вдруг напомнил Лёхе детство. Он слабо улыбнулся...
Взметнув тучу пыли, подъехал ближе Толик на резервном ходу. Развернул машину самым оптимальным образом и, выскочив из кабины, закопошился под крышкой люка, налаживая насос.
Сапаров суетливо бегал вокруг машины, открывая и снова закрывая крышки отсеков.
- Ах ты ж, дурачина - Лёха заулыбался, - в первом отсеке рукав! Давай сюда его!
Сапаров, хлопая опалёнными ресницами, жалко вертел головой. Подбежав к нужному отсеку, Лёха рванул из него рукав. Неправильно сложенный, рукав шлёпнулся на землю; слабая смотка рассыпалась беспорядочными кольцами. Лёхе захотелось сказать Сапарову крутое словечко за неправильно свёрнутый рукав, но, увидев его глаза, он только укоризненно покачал головой.
Он наклонился, чтобы распутать рукав, и, в ту же секунду, воздух содрогнулся от страшного взрыва!
Многотонной тяжестью тело его отбросило под колёса автоцистерны, а, мгновение спустя, в крышку отсека с грохотом вонзился рваный осколок разорвавшегося газового баллона.
На том самом месте, где секунду назад стоял Лёха!
Сейчас он лежал под колёсами машины, и со страхом смотрел на шатающуюся над его головой цистерну. Вокруг всё загудело, затрещало. Окрестность была освещена пламенем словно днём.
Пошатываясь и мотая головой, Лёха выполз из под машины, и в то же мгновение мозг опалила мысль:
«Молодой! Где Сапаров! Не убило?» Он, прикрываясь от бушующего пламени рукой, озирался по сторонам, ища силуэт в боёвке. От толпы зевак на пригорке не осталось ни одного! Только дряхлый старик, отчаянно работая клюкой, спотыкаясь и размахивая свободной рукой, спешно ретировался от места взрыва.
Из-за небольшого пригорка, неожиданно показалась фигура в боёвке, напоминающая Сапарова.
Только теперь он едва ли не полз на четвереньках, со страхом взирая на ревущее пламя.
У Алексея отлегло от сердца! Он хотел улыбнуться бойцу, поднять его дух, но вместо этого закричал:
- Где Толик? Толяна видел?
Сапаров беззвучно, словно рыба на суше, открывал рот, и только отрицательно мотал головой.
- Не шуми Лёша, тута я – вдруг послышалось за спиной, - хватай другой рукав, и вперёд!
Лёха обрадовано хлопнул водителя по плечу:
- Жив? Ну молодец! Давай, Толик, жми на всё катушку!
Не обращая внимания на Сапарова, Лёха схватил запасной рукав, и, успев только опустить забрало, побежал к полыхающей стене дома.
Пламя, встретившись с водой, гневно зашипело, изрыгнув в небо сноп искр, и стало превращаться в дымно-паровое облако.
Сзади кто- то тронул его за плечо:
- К-к-командир, давай я...
Сапаров, втянув голову в плечи, опасливо косился на густые клубы дыма, протягивал руку в стволу.
- Давай, давай, молодой, добей здесь; а я пойду с другой стороны и шарахну вторым стволом. Он передал ствол в трясущиеся руки бойца.
По дороге к ним бежал, спотыкаясь об осколки кирпичной кладки, пришедший в себя Медведев.
Увидев Лёху живым и невредимым, он, едва не плача, хрипел:
- Лёша, сынок!!! Жив?!!
Подойдя к нему, командир схватил его своими огромными ручищами и с силой прижал к себе!!!
- А что делать, командир, пахать-то кому-то нужно...
Медведев растроганно смотрел на него. На лице его блестели... капли воды.
- Командир, пусти, там вон нужно отметиться... ты кинь мне сюда бойца, бо сам, боюсь, не справлюсь...
- Сейчас, Лёша, сейчас... Ребята помогут.
К ним по дороге спешно катил первый ход с не отвинченными по обе стороны рукавами. Махнув им рукой, Лёха растворился в облаке дыма.
Когда пламя было сбито, и бойцы уже заливали чадящие дымом и паром комнаты дома, Лёха устало снял измазанный грязью и застывшими каплями смолы шлем.
- Парни, дальше справитесь сами?
- Командир, какой разговор!..
Не ответив ничего, Лёха устало вышел на дорогу. Там уже снова толпился народ, суетливо сновали тут и там проворные старушки. Подмигивая маяками, неслась по улице карета «Скорой помощи»...
Лёха вдруг увидел сидящего на пригорке Медведева. Его шлем небрежно валялся в стороне, защитный плащ - словно черкеска распласталась на мокрой траве. Он сидел, обхватив голову руками, и молчал.
- Командир, тебя что, задело? - Лёха испугано склонился над Медведевым, пытаясь заглянуть ему в лицо.
Медведев сделал жест рукой - «Присядь...»
Лёха присел рядышком, закурил. Не глядя, протянул пачку товарищу. Медведев не пошевелился... Сидели молча. Лёха то и дело жадно впивался в сигарету, и задумчиво смотрел на суетящихся людей.
Из подъехавшей кареты «Скорой помощи» выбежала крохотная девушка в белом халате, и, оглянувшись по сторонам, сразу заспешила в сторону пригорка. Лишь мельком взглянув на Алексея, она обратилась к Медведеву:
- Вам нужна помощь? Вам плохо?
Секундная пауза... Медведев медленно поднял голову, перевёл взгляд на Лёху... и вдруг они оба захохотали! Девушка внимательно и серьёзно смотрела на обоих; потом натренированным движением раскрыла саквояж и потянулась за шприцом.
А Лёха с Медведевым, уже не обращая внимания на собирающуюся вокруг них кучку людей, хохотали! Раскатисто и звонко.
- Нервный срыв, констатировала «Дюймовочка» в белом халате, заряжая шприц из вскрытой ампулы.
Женщины из толпы зашептались, не перставая смотреть на двух сумасшедших героев.
- Так, «Дюймовочка» строго сжала красивые губки, - закатать рукава обоим !
Она решительно подошла к Медведеву:
- Сначала Вам...
Медведев, вытирая грязной рукой проступившие от смеха слёзы, грузно поднялся с травы.
- Дорогая, а можь чего внутреннего у тебя найдётся, для сугреву. Что мне эти укольчики... И вообще, я не понял: здесь что, кому-то показалось, что я не свежо выгляжу? – он молодецки подкинул вверх прядь кучерявых волос.
Пробиваясь через толпу к центру круга, спешили измазанные гарью и глиной ребята первого отделения.
Скоро за ними показались и Толик с Сапаровым. Кто-то заскандировал:
- Мо-лод-цы! Мо-лод- цы! Мо-лод-цы!...
Медведев устало улыбался! Бойцы, не снимая боёвок, попадали на мокрую траву рядом с Алексеем. А Медведев, подставив под шприц «Дюймовочки» запястье, словно в бреду горячо шептал:
- Милая ты моя, понимаешь, мы живы, живы! Все!!!
Он, обернувшись, кивнул в сторону Лёхи:
- Вот, этот поганец мог сегодня погибнуть, а он жив! Всем чертям назло!!! Он остался жив после взрыва, и теперь будет жить три жизни!
Толпа вокруг разрослась так, что теперь уже даже с пригорка не было видно её края. Он таял в темноте проулка. Говор сотни голосов сливался в восторженный гул, раздвигающий сгустившуюся темень наступившей ночи.
«Дюймовочка» и водитель «Скорой Помощи» с интересом следили за происходящим
Медведев, разволновавшись, курил. Лёха, откинувшись на мокрую траву, грыз стебель травинки и счастливо улыбаясь, наслаждался... жизнью.
Прошло ещё не меньше часа, прежде чем были собраны все рукава, весь инвентарь.
Лёха, окружённый галдящими женщинами, писал протокол пожара, а Медведев деловито докладывал в УПО о его ликвидации. Наконец, все расселись по машинам. Резанув на прощанье воздух рёвом трёх сирен, караван медленно покатил по посёлку.
Ехали молча. Но вдруг Сапаров, указывая по направлению движения каравана, радостно воскликнул:
- Командир, смотри!
Съехав на обочину, там стояла машина с красным крестом на корпусе.
Когда головная машина поравнялся с нею, Медведев потянул рычаг и коротко отсалютовал оглушительным воем сирены. В ответ заработали синие маяки «Скорой помощи» и маленькая ручка в белом халате прощаясь махала до тех пор, пока последний расчёт не скрылся за поворотом
В часть вернулись далеко за полночь. Бойцы принялись разбирать завалы в отсеках, менять рукава, приводить машины в боевую готовность; а Лёха с Медведевым, неся в руках папки с протоколами, направились в диспетчерскую.
- Ой командир, быть мне битым сейчас много раз, и причём нещадно... Мож ты без меня зайдёшь?
Медведев обнажил в улыбке красивые зубы:
- Победителей не судят! Пойдём... Если что, прячься за меня...
Нина Петровна сидела в кресле, отрешённо глядя в окно. На столе перед нею стоял пузырёк валерьянки.
Она повернулась к парням и, красными от слёз глазами, молча смотрела то на Медведева, то на Алексея... Видимо, хотела что-то сказать, но махнув рукой, снова отвернулась к окну. Она беззвучно плакала. Первым нашёлся Лёха: подойдя тихонько сзади кресла, он положил руку ей на плечо:
- Тёть Нин, не надо... Всё уже позади. Теперь уже ничего не случится.
Он вдруг загадочно улыбнулся, взглянув на часы:
- Уже давно наступила пятница...Вчерашний страшный день в прошлом! И я обещаю вам: он больше никогда не повториться.
Женщина, ссутулившись, молчала. Молчал посерьезневший Медведев.
- Тёть Нин, ну, правда, я обещаю вам! Не верите? – Лёха, волнуясь, нервно похлопывал её по плечу... ну вот, смотрите... Где-то проклятое письмо?
Вынув из нагрудного кармана смятый листок, тётка Нина, не глядя на Алексея, протянула его ему.
Лёха заглядывая плачущей женщине в лицо, с силой рванул листок пополам. Потом ещё и ещё раз.
- Вот, смотрите! - он подбросил к потолку ворох рваных бумажек и, торжественно, взглядом победителя смотрел, как кружась, словно снежинки, падают они на пол, - всё, не-е-е-ту!
И того, что я боялся сегодня – тоже нет! То, что происходило со мной, не было моей дурью. Вчера мне действительно суждено было погибнуть! Но Бог пожалел меня, оставил мне жизнь! Я не знаю - почему, за что? Но знаю теперь, что это так! И командир вот, приказал мне жить три жизни! И теперь мне не нужно просить прощения у моей мамы, у моей Леночки! И ребята не будут поминать меня! И в боёвке своей я ещё сам повоюю! Тёть Нин, вы мне верите?
Нина Петровна, устало повернувшись к нему, вытерла мокрые глаза, и тихонько похлопала его по руке:
- Всё, Лёша , всё... Я успокоилась. Я тебе верю... Идите отдыхайте...
Лёха растерянно развёл руками и вышёл к гараж, забыв на столе свою папку.
Бойцы, поливая из шланга машины и игриво резвясь, гоготали! Кто-то сворачивал рукава, кто-то носил их к мачте на задний двор; всё было в движении.
Выражение Лёхиного лица немного обескуражило Толика:
- Ты что, герой, сник? Чё такой вялый? Притомился, что ли?
- Да, есть малость, - соврал Алексей, и прошёл в кухню.
Толик, пожав недоумённо плечами, снова направил струю воды на капот ЗиЛа.
С заднего двора вошёл Сапаров. Как-то странно глядя на Лёху, он явно хотел что-то сказать.
Лёха, поняв это, помог ему:
- Ну, что, братка, скажешь? Как понравилось тебе представление?
Сапаров присел на стул, нервно затеребил лацкан рубашки...
- Командир... Я решил уволиться...
Стараясь оставаться невозмутимым и абсолютно спокойным, Лёха, прищурившись от папиросного дыма, пристально смотрел в глаза Сапарову:
- Что братан, в штанишки наложил, али как?
Сапаров вздрогнул, словно его ударило током!
- Что, что ты сказал сейчас?!!
Лёха вдруг, словно потеряв всякий интерес к теме, наградил Сапарова едва ли не презрительной ухмылкой:
- Да чё уж там, бывает... Он помолчал. Глубоко затянулся дымом и резко выдохнул.
- Я вот в пожарке три года, но столько уже раз слышал такие базары... Много было таких... Приходят, думают: здесь тебе сплошная расслабуха: днём можно выспаться, а ночами видео до утра... А на пожаре можно покрасоваться перед сельскими бабами в боёвке и с рацией в руках. А как понюхают такие настоящего дыма, да запаха палёных волос – так только их и видели...
- Командир, глаза Сапарова горели огнём - я не трус! Я сюда пришёл не рисоваться перед бабами!
Он вдруг осёкся, опустил взгляд... -Но сегодня я струсил... Когда взорвался баллон я...- он силился выдавить из себя фразу, - я... упал за пригорок и почувствовал...
- ...И что же ты почувствовал... Лёха поднял на него взгляд, - что эта работа не для тебя? Что это дело для таких придурков, как я , как Медведев, как Толик, да?!!
- Командир! – фальцетом чуть не закричал Сапаров, ты не понимаешь, я почувствовал... что мои брюки мокрые! Ты понимаешь, о чём я..?
Сапаров смотрел на Лёху жалобно, умоляюще, словно ожидая, что тот сможет убедить его, что это не так... Лёха поднял взгляд на парня:
- Ты... ты это серьёзно сейчас, или в переносном смысле?
- Да в том то и дело, что в прямом! – Сапаров чуть не плакал от отчаяния.
Лёха сосредоточено раздавливал в пепельнице окурок:
- Сядь!
Сапаров, обессилено, сел.
- Теперь остынь и расскажи мне что было дальше...
- ???
- Что было после того, как ты вышел из-за пригорка? Давай, давай, рассказывай по порядку!
И расскажи, что было до того?
Сапаров молчал. А Лёха, вдруг начав волноваться, встал. Нервно закурил новую папиросу.
- Сначала ты с Толиком, не думая о себе и о том, что эта проклятая халупа может в любую минуту рухнуть тебе на голову, без АСВ, пошёл в огонь и, травясь угарным газом, прикрывал мой отход! Ты, рискуя жизнью, оттащил горящий баллон в огород и сбил с него пламя! Ты вытащил меня и командира из этой проклятой хаты, когда мы уже собрались отбросить копыта! А потом, после взрыва, ты стоял один на один против стены огня! И кто ты после этого, трус?!!
Сапаров взволновано дышал, словно снова переживал эти страшные мгновения. Он смотрел на своего командира, не веря, что тот говорит всё это серьёзно! А Лёха вздохнул, восстанавливая дыхание, и уже заметно спокойнее закончил:
- А насчёт мокрых брюк – это тебе показалось... В горячке такое бывает. Это же я тебя задел случайно струёй... Ты просто был облит водой во время работы. И не выдумывай глупостей. И не рассказывай этого больше никому! Забудь! Впрочем, если ты всё-таки твёрдо решил увольняться, – никто, конечно, тебе не может помешать. Но только запомни тогда одно: сейчас парни придут на кухню пить чай. И, может быть, командир разрешит дёрнуть по рюмахе «дядь Петиной» за возвращение...Так вот, знай, что я с тобой тогда пить не буду! Всё! – отрубил Лёха и, не дожидаясь ответа, вышел из кухни.
Сапаров догнал его на выходе в гараж. Взволнованно дыша, он молча схватил его ладонь, и лихорадочно тряс её, счастливо улыбаясь!
Лёха серьёзно и спокойно заглянул ему в глаза:
- Заканчивайте тут и все на кухню.
Медведев, балансируя перед своим шкафом на одной ноге, натягивал спортивные сухие штаны.
- Ну, ты, пенёк старый, - Лёха крепко хлопнул его по плечу, - в штанину попасть не можешь!..
- Подожди, подожди, - наигранно обижаясь, Медведев покачал головой, не за горами и твой полтинник. Посмотрю я тогда, каким ты будешь...
- Ладно, ладно, командир, не ругайся, я ж любя... Ты это, как насчёт... чтоб хлопцам по капелюшке для сугреву... После такого пожара, оно вроде как, положено...
Медведев, расплывшись в широченной улыбке, запустил руку в нутро ящика и торжественно извлёк из него бутылку дорогого коньяка:
- Как чувствовал! Для особого случая берёг! А-а, что скажешь?
- Скажу, что сегодня мы всё, начиная с тёть Нины, просто заслужили маленький праздник... – просиял Лёха!
- А я скажу, что парни готовят тебе интересный сюрприз... Любишь сюрпризы?
- Сюрпри-и-из? Вот те на! А почему мне?
Медведев, лишь шаловливо, как мальчишка улыбнулся, и пошёл к ребятам на взлётку.
Было уже четверть четвёртого утра, когда караул, в полном составе, собрался за кухонным столом. Торжество открыл Медведев короткой, но сильной речью:
- Я горжусь всеми вами! Сегодня я испытал чувство гордости за всех вас, чувство удовлетворения качеством боевой подготовки каждого. Завтра, теперь уже сегодня, я буду ходатайствовать об объявлении благодарности с занесением в личное дело...- он сделал паузу, - всем!
Продолжая держать в руке свой стакан, он посмотрел на Сапарова:
- Особо должен отметить мужество и профессиональную подготовленность Коли Сапарова.
Николай, сегодня ты принял боевое крещение, поэтому первую пьём за тебя!
Лёха, первым подняв стакан, встал. Встали все за столом.
Сапаров, задыхаясь от волнения и не веря свои ушам, растерянно смотрел на ребят:
- Я...я... я буду пожарным!!! - только и смог он выдавить из себя!
- За тебя, дорогой – Медведев тронул его стакан своим. К застывшей руке Николая потянулись руки со стаканами.
Плеснув каждому ещё понемногу, Медведев загадочно посмотрел на Толика. Толик встал.
- Лёша, тут у нас для тебя забавный сувенир нарисовался. Это тебе чтобы помнил, что теперь у тебя три жизни!
Он, не выпуская из руки стакан, вынул из под стола обгоревший, с рваными краями осколок разорвавшегося баллона. Внутренняя сторона его было очищена от гари и исписана чёрным фломастером - дата, и семь подписей!
Толик, счастливо улыбаясь, передал Алексею экспонат, и не дожидаясь тоста, опрокинул свой стакан.
- А дырочку для гвоздя сделаешь сам – закончил он свою речь.
Лёха смущённо крутил в руках трофей:
- Эт вы чё, из люка отсека выковыряли?
- Ага – Толик довольный удавшимся эффектом смачно хрустел огурцом.
- Ну дела-а-а-а! Только и смог выговорить Лёха,
- За такой трофей полагается...? – он оглядел товарищей...
- Для этого и собрались – рука Медведева призывно взметнулась вверх.
Снова чокнулись, снова выпили. Посидев ещё не много, тёть Нина пожелала всем не упиться и ушла в диспетчерскую. На кухне неторопливо, негромко завязался разговор.
Скоро забрезжил рассвет и ребята, один за другим, утомлённые бессонной ночью и согретые изнутри, потянулись в спальное помещение. За столом остались Медведев с Алексеем..
Сидели молча, думая каждый о своём. Потом, Лёха глухо, словно сам себе заговорил.
- Всё, кажется, у меня начинается «расслабуха»...
- Эт как? - подняв на него слипающиеся глаза, не понял Медведев...
- Помнишь, было дело, ночью придурок какой-то вломился в часть и приставил нож к моему горлу...Ты тогда выручил...Помнишь?
- Ну?...
- А помнишь, как потом, к утру, когда всё давно уже кончилось, меня долбило до утра от страха?..
- Я не заметил...
- Заметил, заметил... Так вот, сейчас я чувствую примерно то же.
- Там, на пожаре, смеялся смерти в лицо, а теперь, когда вспоминаю, как врезался этот проклятый осколок в рукавный отсек, как раз на том месте, где мгновение назад была моя голова... ноги становятся ватными. И водка не помогает, блин!
Медведев, бессильно моргая слипающимися ресницами, лишь пробормотал:
- Лёш, не думай ты об этом...
- Да, конечно, ты прав... Ты иди уже спать, не то за столом уснёшь...
- А ты?
- А я ещё посижу малость... Нужно поговорить кое с кем...
Медведев задумчиво щурил глаза:
- С Богом?
- Да...
Медведев молча одобрительно кивнул и, шатаясь, поплёлся к своему топчану.
Лёха, прихватив с собой стакан остывшего чая, вышел на задний двор.
Птичий хор оглушал окрестность, радостно возвещая о рождении нового дня. Лёха, сев на траву, смотрел в бледнеющее небо и молчал. Слова были лишними. Он, отбросив вдруг папиросу, начал глубоко вдыхать прохладный воздух.
Сколько было в нём сейчас... жизни, сколько смысла, сколько радости! Он, прикрыв глаза, лишь повторял снова и снова: « Я жив! Я жив! Я жив...»
Утренняя звезда молча смотрела на молодого, но в эту ночь заметно поседевшего человека, и улыбалась. Ей не нужно было слов благодарности за подаренную человеку жизнь.
Лучше всяких слов, говорило сейчас его молчание. Молчание о радости жизни, о её ценности!
18. 07. 2005.
Вместо послесловия:
Спасибо, командир!
-Ну, вот и свиделись командир... Кто бы мог подумать что пять лет минует... Я знаю-ты на меня не обижаешься. Ты всегда любил меня как сына... и прощал. Оно может быть и лучше что так много времени прошло - будет о чём поговорить. У нас ведь с тобой сейчас много времени...
Давай вспомним с тобой тот, теперь уже ставший далёким 94й год.
Как провожали меня в Германию, как сидели под деревом... Я играл на гитаре грустные песни, а во дворе за столом компания моих друзей хохотала слушая банальные анекдоты. Я их не винил за это, но петь хотелось тогда только тебе... и себе. Потом были ещё дежурства, бессонные ночи, когда после очередного боевого выезда проходил напрочь сон и мы с тобой, пропахшие дымом пожара бывало до утра сидели на кухне и пили горький чай.
Порою в такие минуты меня начинало трясти, когда перед глазами проносились картины только что прошедшего боя, когда понимал насколько близка была ко мне смерть в те мгновения!
А ты, пол часа назад спасший мне жизнь - вырвав в последнюю секунду из-под падающей стены - хмурился недовольный и потягивая чай с алюминиевой кружки говорил что в нашей работе за такое не благодарят, что это нормально и естественно.
Мы сидели на скамейке, отодвинув закопченные шлемы и ты спрашивал меня почему любящий Бог допускает в нашей жизни столько несправедливости, боли, горя? Почему батюшка в церкви говорит одно, а делает совсем другое?...
А потом мы прощались с тобой и ты желал мне: «тебе не везло с утра так пусть же тебе повезёт до вечера! Пусть там, в Германии у тебя будет всё, о чём ты мог только мечтать!»
В тот день мы расстались. Я улетел на другой край света, в чужую для меня страну, а ты остался там...
Потом через пол года я получил от тебя письмо. Ты писал что совсем «сдал», что начальник части всё чаще намекает что «пора уже на заслуженный отдых», пора уступить место молодым, здоровым... А ещё через пол года мне написали родственники что ты сильно болен; у тебя рак!
Первым моим желанием было во что бы то ни стало приехать к тебе. Но тогда это было невозможным, и мне оставалось лишь думать о тебе день и ночь и молить Бога о твоём выздоровлении.
Когда в очередном письме от родственников я прочитал что ты обречён, что жить тебе осталось пол года-год - я был в отчаянии!
До тех пор я ещё ни разу в жизни не переживал смерть близкого мне человека, и я просто не мог поверить что когда-то и мне суждено ходить в трауре.
Я ждал хороших вестей, что тебе стало лучше, что случилось чудо! Я молил Бога о чуде! Мне хотелось кричать от боли сожаления что я не апостол Пётр, что не так свят перед Богом, и не могу Его силой излечить тебя от твоей болезни!
Как мог я молился, и снова и снова просил Бога сжалиться над тобой - сохранить тебе жизнь.
Я просил Его сжалиться надо мной; ведь я был совсем не готов к такому удару.
У меня не было настоящих друзей кроме тебя. Ты был для меня столь многим!
Ты был со мною тогда, когда меня оставили все! Ты понимал меня без слов, и сам просто молчал сочувствующе в ответ на отчаяние в моих глазах!
И всё это я должен был оторвать от себя и отдать безропотно смерти!!!
...Ты не прочитал того письма, в котором я умолял и приказывал тебе, своему командиру, не сдаваться ни за что!
Где говорил что если даже почувствуешь что остановилось твоё сердце и начинает наливаться холодом и тяжестью тело - не верь! И не сдавайся смерти!
Многого мне тогда стоило - послушаться Тихого голоса и не отправлять тебе это письмо. Я не знаю почему тогда так было правильно...
Через месяц я со слезами на глазах читал что «Похоронили моего командира...
Что гроб с твоим телом пронесли мимо пожарной части, что разрывал сердце хор пяти пожарных сирен провожая тебя в последний путь, и что последним твоим желанием было чтобы одели тебя в твою тёмно синюю гимнастёрку начальника караула»
Но это было не всё.
В том же письме я прочитал радостную весть - ты умер познав Христа!!!
Только спустя некоторое время когда я был в состоянии размышлять, я вдруг с необыкновенной ясностью осознал что ты не умер! Ты только сменил место жительства! Ты оставил здесь всё, что имел, но получил за это несравненно больше!
То, что несчастные, не познавшие Христа называют концом, стало для тебя началом всех начал! Первой страницей настоящей, счастливой жизни с Христом там, где нет печали и скорбей.
...То, через что тебе пришлось пройти называют долиной смертной тени...
Я не знаю как это... Но я знаю что там где она кончается - начинается немеркнущий Свет. Свет который светит и греет вечно! Там начинается жизнь.
...Ты сейчас знаешь что такое вечность, а мы, те кто пока ещё здесь - можем только смутно это представлять. Нашему разумению, скованному рамками пространства и времени невозможно понять что пройдут миллиарды столетий - а это не будет даже и началом вечности!!! Но мы знаем что каждому из нас уготована эта вечность, и где её проводить-выбирать нам.
Невольно думается «что такое 70 лет человеческой жизни в сравнении с вечностью? Мгновение! И это мгновение дано нам для того что бы приготовиться к вечности»
Я бесконечно Благодарен Господу Богу за то, что Он по милости Своей в последние дни твоей земной жизни приготовил тебя к встрече с небесами!
Я безмерно рад за тебя! За то, что ты не отверг голос твоего Спасителя в последний момент и дал оправдать себя перед Богом Его Кровью, пролитой на Голгофе!
Эта радость больше чем если бы я узнал что ты тогда всё-таки не умер - выжил и теперь жив здоров! Теперь я знаю что мы с тобой увидимся однажды там, у нашего Бога-Отца! Поплачем с тобою слезами неописуемой радости и поблагодарим Того, кто так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного что бы мы с тобой не погибли, но имели жизнь вечную!
А пока от всего сердца благодарю тебя, Командир за то, что хотя бы за тебя я теперь спокоен!
За то что здесь, под этим, заросшим травою холмиком - нет тебя!
От тебя здесь только фамилия и инициалы на скромном надгробном камне - не более! За то, что этот холм не заставляет меня рыдать безутешно. Напротив: мне хочется петь от радости и снова и снова благодарить Бога за Его Милость и Любовь к нам грешникам!
Я обещаю что никогда больше не приду к тебе сюда. А если доведётся случайно проходить мимо - я только улыбнусь радостно посмотрев на могилу, где нет тебя!
Я рад за тебя Командир! Порадуйся и ты за меня; кончилось моё двадцатилетнее блуждание по пустыне! Теперь и я с Богом! И теперь навсегда! Я знаю что Он никогда не выпустит меня из своих объятий!
Слишком уж долго Он ждал меня - своего «блудного сына»! Слишком дорогую цену заплатил Он за меня на Голгофе! Очень многого ждёт Он теперь от меня!
Ты в своей жизни не успел послужить Ему; я «отработаю» за тебя и за себя!
Подожди ещё немного, ещё лишь одно мгновение моей земной жизни, и тогда мы встретимся с тобой и поговорим обо всём ...там, в стране солнца! 22.11.02
| |
|
Христианское творчество / Josef Piel / Когда труба зовёт 2 часть
