На самом дне мусоропровода, с дурным характером апостола – совсем без видимого повода я умирал в предместьях Бостона, я умирал в глуши Монголии, я умирал в ущельях Индии, и зарево моей агонии в воде перерождалось в мидии. Я паучок с крестом на панцире, я принесенный в жертву первенец. Меня не надо трогать пальцами. Я все окурки наших пепельниц, я все, какие есть, проклятия, и все, какие есть, затмения. Уже почти что на закате я – горю восходом тем не менее. И города в испуге жмурятся, и жмурики тенями лёгкими спешат по опустевшей улице, хрипя прокуренными легкими. |