*
ОТ АВТОРА
kuziaart@yandex.ru
www.kuzia.org
. . .
Самое трудное в подобном описании – это придерживаться объективности. Но я постараюсь, хотя не обещаю, что все написанное здесь – чистая правда. Так же предупреждаю о том, что некоторые факты своей биографии я в какой то мере исказил или отразил не совсем точно.
ДО ТОГО, КАК...
Как я рождался – убей, не помню. Знаю только, что этот факт действительно имел место в 1964 году, в январе месяце, в городе Медногорске. Назвали меня Сергеем, а так как отца, хотя я его ни разу и не видел, звали Борис, то и отчество мне дали Борисович. Вот и получилось – Кузнецов Сергей Борисович.
Свое первое ощущение того, что я могу не только слышать, видеть, но и помнить, можно весьма осторожно отнести к тем дням, когда от роду мне было уже месяцев шесть-семь. В то время мы с мамой жили в бараке, хотя и назывался он общежитием, на территории дома отдыха «Оренбургский». А так как мама работала в этом заведении организатором по культуре, то, соответственно, дали ей комнатку в общежитии. В бараке.
Я и называю это ощущение первым воспоминанием в жизни. В комнате я был один, не считая какого-то серого мохнатого существа, которое появилось на печке. Оно шевелилось и рычало. Страшно я тогда испугался! Что это было? Не знаю. Знаю только с полной уверенностью, что к домашним животным это существо никак нельзя отнести, разве что к семейству домовых. Сильным было это впечатление, потому и запомнилось.
Проблем со мной в раннем детстве особо не было по тем причинам, что:
- Иногда я бывал очень даже спокойным малым;
- До шести месяцев питался исключительно грудным молоком и из бутылочки;
- По переходу на более взрослое меню временами давал себя накормить, не выплевывая в разные стороны кашу, молочные смеси и другие, ненавистные мне в то время блюда;
- Года в полтора интуитивно осознал, для чего именно существуют туалеты, тем самым избавив маму от постоянных стирок;
- В больнице лежал всего лишь один раз с каким то осложнением после простуды. Тогда мне было два года;
- Руку ломал всего лишь один раз, и то по причине ветхости дерева, на которое залез;
- По поступлению в детский сад иногда не устраивал истерик, когда мама меня туда отводила, но ненависть к этому заведению твердо сохранил вплоть до поступления в школу. Был я тогда очень наивен и никак не мог предположить, что жизнь в детском саду была Раем по сравнению со школьной, в которую я сознательно вошел лет эдак в шесть.
Конечно же, хотя детские легенды об ужасах школьной жизни оказались существенно преувеличенными, к школе я адаптировался не сразу. Но до пятого класса включительно учился на четыре и пять. За это время я успел:
- Поступить в музыкальную школу и вскоре бросить это «постыдное занятие, недостойное пацана»;
- Приобрести опыт по срыву уроков при помощи горючих и взрывчатых веществ;
- Получить несколько раз «уд» по поведению, но, видимо, это было случайно;
- Поступить в Пионерскую организацию из которой чудом не был изгнан за посвящение в пионеры дворовой школьной собаки, которой я повязал галстук из чисто моральных соображений;
- Ну и, наконец, просто понял, что в слове «мама» никак не может быть четыре ошибки, благодаря чему научился читать, писать и считать.
Видимо, учителя немного переусердствовали в обучении меня чтению и, перейдя в шестой класс, а заодно и в другую школу, я стал отдавать предпочтение не произведениям программы школьной литературы, а более серьезным, на мой взгляд, творениям литературных классиков, тем самым заработав первую и естественно не последнюю двойку по столь любимому когда-то предмету.
Впрочем, и с другими предметами дела обстояли не лучше... Причин тому можно было найти множество.
В тринадцать лет я начал работать киномехаником. С раннего детства я мечтал об этом! И сбылась эта мечта так рано благодаря тому, что мама уже была директором дома отдыха и нелегально меня оформила на вышеупомянутую должность. Надо сказать, что выполнял я свою работу честно и с любовью, уйдя в неожиданный отпуск по совсем необычной причине. Дома случайно активировал детонатор, который используют для взрыва горных пород. Зря я это сделал. Большая потеря крови, множественные осколочные ранения, серьезная травма правого глаза и, как следствие, – сложная операция, двухмесячный постельный режим с забинтованными глазами – это когда происходящее вокруг только слышишь, да и то после того, как последствия контузии прошли. Было о чем подумать «мальчику» за эти шестьдесят дней.
И «мальчик» о многом передумал и многое познал! Он познал, что такое настоящая боль, стал понимать, как плохо приходится тем людям, которые навсегда лишены зрения. Он начал задавать себе совсем-совсем не детские вопросы и сам давал на них ответы. Узнав о том, что на соседней койке поселился десятилетний мальчик Саша, которого привезли из какого-то далекого поселка, и поэтому его никто не навещает, стал делиться с ним теми продуктами, которые приносила мама. А однажды проревел всю ночь, узнав о том, что Сашу привезли не лечить, а просто на формальное обследование... Поздно было лечить. Глаукома была в запущенной форме, и Саша никогда не будет видеть. НИКОГДА. Это страшно, когда ты видишь беспомощность и бессилие врачей, которые спасли твое зрение, но ничем не могут помочь Саше.
Когда сняли швы и повязку, и мне разрешили понемногу вставать, я впервые увидел Сашкино лицо. Красивые и огромные выразительные глаза, которые никогда не будут видеть! Мы подружились. Я помогал ему передвигаться по отделению, водил в столовую, в игровую комнату, в туалет и душ. Сашка стал для меня как бы родным. Я рассказывал ему о своей жизни, он мне – о своей. Я знакомил его с миром, который он никогда не видел, прожив в нем десять лет. А он знакомил меня со своим миром – миром теней и фантазий. Никогда я не видел его грустным, плачущим. Это я тихо ревел, когда он засыпал со мной в одной кровати после сказок, которые я читал или рассказывал ему перед сном.
Удивительно – за три месяца, проведенных в больнице, я познал куда больше, чем за мои двенадцать лет. Первую настоящую боль, изоляцию от мира света и красок, первое настоящее сочувствие и первую злобу на бессилие, на невозможность что-либо изменить, первую настоящую дружбу, хотя я бы назвал это другим словом. С тех пор я начал делить жизнь на части, на периоды. Да так наверное и у всех людей – ощущение «до и после…».
Меня выписали, а Сашку перевели в другую больницу. Я пытался узнать в какую. Оказалось – в Москву его отправили. Так вот и окончилась наша дружба. Больше мы не встречались.
Ну, а после больницы в школу я пошел не сразу. Еще месяца два проторчал дома – такой вот режим назначили. А когда в школу вернулся, понял – я отстал в учебе. Отстал навсегда. Да и не было особого желания учиться.
«Не хочу учиться, не хочу жениться, все бабы - дуры, весь мир - бардак, вокруг все построено на лжи и на лицемерии; сбор металлолома превращается в дежурное воровство железок одним классом у другого, и, если в этом мире и осталось немного правды, так она в том, что конец света не наступает лишь потому, что ему просто лень».
К таким вот выводам я пришел в свои тринадцать лет, и единственным светлым лучиком правды и добра для меня оставалась мама. А еще Осень и музыка группы «Space».
Никогда особо не увлекался музыкой, а тут случайно услышал ЭТО, и перевернулось все во мне. Не... Не все так плохо! Кроме книжек, любимой работы, бутылки пива с сигаретой и первыми опытами с мастурбацией есть еще и то, чего мне так не хватало в этом мире. Есть музыка «Space»!!! А времени для занятий на инструменте хватало. И я начал учиться. Сам. Без чьей либо помощи.
Вот так постепенно и овладел инструментом. К тому времени – годам к пятнадцати - созревавшая у меня в голове (или там еще где) «коварная» идея начала проситься наружу. С виду-то она, эта идея, казалась весьма безобидной: создать попсовую группу с направлением, которого еще никто не касался. Петь должен мальчишка лет тринадцати. И петь не про «Взвейтесь кострами», а о своих проблемах, которых в тринадцать ох как много!!!
Только взрослые так не считают. Они думают, что подростковые переживания – ничто, по сравнению с их проблемами. Глядя на них можно было предположить, что они и детьми-то никогда не были... Ну, это их дело. А мне нужно было как-то двигаться дальше. Решил я попробовать поступить в музыкальное училище.
Ну, пришел. Рассказал о своем неполном среднем образовании, упустив, конечно тот факт, что и неполным среднем его можно было назвать лишь окончательно потеряв совесть где то в подвалах и на крышах домов, где я проводил учебное время. Сыграл что-то там на пианино им. Рассказал, что музыке нигде не учился. Конечно, они, эти преподаватели, весьма были удивлены моими данными, но все же решили, что музыкальное училище – не экспериментальная лаборатория, а солидное заведение, и поступать туда надо с соответствующими взглядами и подготовкой. Пусть и с неполным среднем, но хотя бы с оконченными пятью классами музыкальной школы.
Ну, ничего не поделаешь. Пришел я с флагом капитуляции все в ту же музыкальную школу. С повинной, так сказать, явился. Раскаялся в своих малолетних грехах, в том, что бросил в детстве обучение музыке лишь по своей лени и наивности. Простили они меня. И договорились «стороны», и заключили устное соглашение о том, что «сей отрок обязуется за один год честно пройти весь курс пятилетнего музыкального образования, после чего, сдав с честью и достоинством все экзамены, получит аттестат об окончании этой самой школы».
Так оно и вышло. Окончил я за год весь курс обучения. Честно закончил и поступил наконец-то в музыкальное училище. Приняли меня на ДХО – это значит Дирижерское–хоровое отделение (ненавижу хор!), и получил я статус полноценного студента. Ненадолго, но получил.
Выходило так, что по предметам, которые мне нравились и были нужны, я получал пятерки, а по основному предмету – дирижированию - были сплошные тройки да двойки. Так же дело обстояло и с общеобразовательными предметами. Учителя, почему-то, настаивали на том, я могу не подготовиться вовремя к сольфеджио, теории музыки, но математику и английский выучить обязан!
Я как-то намекнул им, что пришел, вообще-то, учиться музыке, но понят не был. С тем и ушел из училища, потеряв надежду на всякое музыкальное образование, надежду на взаимность (девчонка с того же отделения) и стипендию в размере тридцати рублей в месяц. И не жалею. Зато я обрел ощущение свободного времени, полную уверенность в том, что для того, чтобы писать музыку совсем не надо учить русский язык и влюбляться в девочек. Есть варианты... Ну, и продолжал работать киномехаником. Правда, доставали вечерней школой: «Ну, что тебе, трудно два раза в неделю сходить туда? Условия же нормальные! Пришел – пять, не пришел – четыре». Но и эту проблему я как-то обошел. А музыкой продолжал сам заниматься.
В восемнадцать лет я достиг договоренности с Вооруженными Силами СССР об отсрочке по причине хирургического вмешательства в мой неокрепший организм. Вмешательство было пустячным, но неотложным и довольно болезненным. Короче – аппендикс, который люди издавна считают ненужным отростком в организме человека, в моем организме тоже оказался ненужным, но болел страшно. По этой причине и был безжалостно удален славными хирургами больницы имени Пирогова. Впрочем, безжалостно по отношению не к самому отростку, а ко мне.
Но, так как двух аппендиксов у одного человека быть не может, меня и призвали в армию в девятнадцать лет. Я, конечно, возмущаться не стал, а с честью пошел отдавать долг Родине. Только вот никак не мог припомнить, что и когда я у нее занимал.
Служил в Войсках химзащиты. Служил как все. Особо не выделялся. По вечерам собирались в армейском клубе, играли песенки сомнительного содержания и сомнительных авторов типа меня. В то время я уже начал писать понемногу. Некоторые известные хиты, которые потом слушала вся страна, были написаны именно в армии.
Дембельнулся я в 1986 году, в разгар перестройки. Кто и что перестраивает, я примерно догадывался, но веры в то, что перестроят все именно так, как надо, у меня не было. Хотя новостными программами по ТВ немного интересовался.
Так же продолжал работать киномехаником, пока не стукнуло в голову попробовать снова сунуться в детский интернат номер два. До армии я уже устроился там руководителем самодеятельности, дали мне кучу денег (безнал конечно). Приобрел я много чего... Но так и не успел все это запустить – армия помешала.
Ну вот. Пришел я в этот интернат, директор уже другой, многое изменилось. Что – в лучшую сторону, что – наоборот... Оборудование, которое я в свое время закупил, было на месте, но изрядно потрепано.
Пришлось все восстанавливать.
Ну, восстановил. Только заниматься не с кем. И тут однажды...
Но это - уже совсем другая история.
РАЗГОВОРЫ С ОСЕНЬЮ
1984 - 1986 г.
...Тогда тоже была такая же хитролисая желтая осень. Она так же лукаво улыбалась мне:
- Ну, что, авантюрист, начинается новый виток в твоей девятнадцатилетней жизни. Значит, все таки решил своего добиться? Ну-ну... Дерзай. А я наперед знаю, что ждет тебя дальше... Найдешь ты, наконец-то, этого пацана, которого так долго ищешь. Обязательно найдешь! Напишешь ты для него такие песни, которые никогда не пели в тринадцать лет мальчишки (на концертах, по крайней мере). Будет у тебя куча проблем и немного счастья из-за всего этого. Чем это обернется? После поймешь...
А все-таки, зачем тебе это? Крутишь кино, возишься со своими этими... Пьешь иногда водку в своей киноаппаратной... Ну, а чего ты в музыку-то лезешь? Из училища ушел, бросил – не понравилось. Пробуешь что-то писать уже который год... Ну и что получается? Так себе... Дело твое конечно, но я бы на твоем месте не ходила бы ни в какой интернат, не выпрашивала бы денег на инструменты, не искала бы Его...
Жил бы тихой мирной жизнью «неудавшегося музыканта»...
Да ладно, не обижайся! Шучу. Просто непонятны мне твои стремления... Жил бы без проблем. Работа, зарплата приличная…
Нет же! ВСЕ бросил! Захотелось тебе сделать из детдомовца «звезду»! Делай…Я тебе в этом не помощник.
- Ну и сделаю, - зло ответил я Рыжей, допил остатки портвейна и двинулся, раздвигая занавес дождя, к интернату.
Рыжая мокрая Осень уже все знала. Знала, какую огромную по тем временам сумму выделят мне на покупку аппаратуры - двадцать тысяч рублей - это не мелочь! Она знала, в каком восторге я буду, когда начну подключать, проверять все эти инструменты. А потом долго возиться с паяльником, перепаивая, перекоммутируя все эти совковые монстры, на которых сделать что-то более-менее современное ну никак невозможно!
В комнату, которую мне выделили, частенько заглядывали любопытные глазенки воспитанников - для них все это было страшно непонятно и интересно. Многих я прослушал, но увы... Того, что мне нужно, пока не находилось.
А Осень все твердила: "Не спеши. Придет он. По-другому быть не может – это закон. Закон предопределенности".
Как-то в одно октябрьское утро прихожу я в интернат и узнаю такие вот новости. Прежнего директора больше не будет. Вместо него будет работать женщина. Валентина Николаевна Тазикенова.Она приехала из Акбулака, где работала тоже директором детского дома. А вместе с собой Валентина Николаевна привезла нескольких пацанов, которые тоже будут жить в интернате.
Ну, думаю, может кто из них...
Нет. Не было того, которого я искал. Зато я познакомился с одним пацаном. Славка Пономарев. Он, как потом оказалось, немного музыкой увлекался. Вот мы и скорефанились. Вместе занимались, импровизировали. Ну, и пили тоже вместе.
Вот так проходили дни за днями, а тот, кто мне нужен, так и не появлялся. Я уж столько ребят прослушал - счет потерял… Но не то все это… Не то!!!
Как то в один из вечеров мы со Славкой и с двумя бутылками водки слушали шум ливня и размышляли над вечным "что делать?". И вот с этого-то все и началось. Славка внезапно оживился и сказал: "Кузя, я же совсем забыл! Есть в Акбулаке один малыш! Как с голосом - не знаю, но слух - охренеть!"
В общем, тем же вечером смотались мы с ним за 130 км. И привезли мальчишку! Симпатичный пацан тринадцати лет. Отмыли его, одели, накормили и дали в руки гитару.
- Играть то умеешь?
- Пробую немного…
- Ну, вот и давай…Спой что-нибудь.
Юрка запел.
Такого я еще не слышал и тихо сидел, медленно обалдевая.
- Вот он!!! Вот то, что я так долго искал.
Последнюю фразу я кажется сказал вслух, когда Юрка допел.
А после, укладывая его спать, я прошептал Юрке: "Не знаю, хочешь ты этого или нет, но тебе придется стать "звездой".
- Вот видишь! Нашел же ведь! Теперь работай над ним - время дорого сейчас для вас обоих стоит! И помни о том, что ты "другой".
Это Осень прошептала мне...
«ДРУГОЙ»
«Другим» я почувствовал себя лет так в тринадцать. Начал замечать: многое то, что нравится всем – никак мне не по душе. И иначе – то, что всем не нравится – меня очень даже устраивает.
Меня стало удивлять – как это люди не умеют говорить с Осенью. Ведь Она столько может рассказать! Вы пробовали с Ней заговорить? Наверное, нет. А если и пробовали – конечно же, совсем не ждали ответа. А поэтому ответа и не было. Не верили вы, что Осень вам ответит.
ВЕРА – вот одна из составляющих Чуда! Чуда для нас, людей. Только вы не подумайте, что я Библии начитался. Нет... Я пробовал читать эту Книгу много раз, только вот трудно это. Но то, что Бог есть, или то, что люди называют Богом, существует очень даже реально – это точно!
А как вы думаете? Кто своими руками изготовил ядерный реактор и расставил вокруг него шарики? Кстати, на одном из таких шариков живем мы с вами. Но это совсем не значит, что другие шарики существуют просто так... "Просто так" Бог ничего не делает. На этих шариках тоже есть своя жизнь, только незаметна она для нас. Да и зачем? У них – свои дела, у нас – свои.
А кто поставил Луну на такое расстояние, что во времена полного затмения она очень точно прикрывает Солнце? И мы видим сказочный венец? Это ведь надо так все выверить!!!
Кто провел аналогию? Семь цветов радуги – семь нот в музыке? Двенадцать месяцев – и двенадцатилетний цикл в жизни каждого человека?
А семь дней в неделе – и магическая цифра СЕМЬ?
Если внимательно наблюдать – многое обнаружить можно... Здесь – на Земле.
Я думаю – глупо это: строить космические корабли, чтобы слетать на какую-нибудь планету. Или в галактику. Во-первых – все это совсем недалеко. Все это рядом. Ну, как лабиринт, например. Можно бродить сколько угодно в поисках выхода, а можно просто протиснутся в незаметный проемчик в стене – и ты почти у цели. Думаю, во Вселенной так оно и есть.
Во-вторых – к чему тратить бешеные деньги, исследуя Космос, когда и так понятно – Космос в нас. Он везде. Нужно только понять, что не одни мы хозяева здесь, на Земле. Кроме нас здесь столько миров!!! Миров, которых мы не видим. Они так же живут, как и мы, у них тоже есть счастье и печаль, любовь и ненависть. А вот уровни развития видимо разные. Хотя это тоже понятие относительное. И не видим мы друг друга по разным причинам. Здесь, наверное, и сдвиги во Времени, и так называемые «параллельные» уровни.
Я, конечно, пытаюсь все это понять. Давно пытаюсь, а все никак не могу. Могу только Верить.
Как-то я пробовал рассказать это своим знакомым, но они только усмехнулись в ответ: «Странный ты какой-то... Не как все. Другой».
Только вот не понимают они, что нас, «других», не так уж и мало. И мы тоже имеем право жить и думать так, как считаем нужным. Потому, что мы – «ДРУГИЕ». Вот. Вроде все сказал, что хотел. Или не все?
Нет, не все. Есть еще и «ДРУГАЯ» любовь. Любовь, которая не имеет Будущего. Но это уже отдельная тема для обсуждений…
ПЕРВЫЕ ШАГИ
1986 год. Последние дни октября.
У меня сегодня две новости – одна хорошая, другая – не особо...
Первая новость – я написал специально для Юрки первую песню, и мы отрепетировали ее. «Вечер холодной зимы».
Вторая новость – Юрка ударился в бега.
Ну, где его искать – было ясно. У своей тетки в поселке. Вот меня и командировали за ним.
Черт возьми! Рано еще метелям–то... Но вьюга разыгралась не на шутку. Я бродил по поселку часа два, пока не нашел его дом. За эти два часа–то и родилась «Метель в чужом городе».
Ну, нашел я его. Привет, говорю, что же ты из «инкубатора» свалил? Он, конечно, объяснил мне причину. Я не буду здесь все это комментировать, но те, кто виновен, позже свое получили. Больше Юрку никто не трогал.
Начались ежедневные репетиции. Мы поставили перед собой цель – подготовить концертную программу к Новому Году. «Мы» это теперь - Юрка Шатунов, Слава Пономарев, Сергей Серков и я – группа без названия.
У каждого свое дело. Юрка занимался вокалом, гитарой и на клавишах, Славка – бас гитара, Серега – за световым пультом, а я писал песни и мы их разучивали. Конечно, вместе с нами тусовались и другие пацаны. Кто-то помогал, кто-то – наоборот. Но было весело!
В общем, к Новогодней дискотеке репертуар был готов. Только с названием группы была загвоздка... Я как-то (это было седьмого декабря – снова эта цифра «семь!») предложил название из строк песни. Название довольно символично, но как-то слащаво звучит. Никому из нас не понравилось. И мне тоже. «Ласковый май». А символично потому, что в песне была такая фраза: «Но ласковый май вступит в права...» Подумали мы и решили пока с названием повременить. Только все равно пришлось его оставить.
Когда до выхода на сцену оставалось минут десять, мы переглянулись – ну, как назовемся? Все вопросительно смотрели на меня, а я на них.
«А, Бог с ним... Пусть так и будет. – «Ласковый май».
- Дурак, - это шепнула мне Осень...
* * *
Далее?
А далее пошли серые будни 1987 года. С их проблемами, маленькими радостями, ну, и не только с маленькими – Юрка делал большие успехи в музыке. Он буквально за несколько недель освоил клавишные... Конечно, он не стал виртуозом за такой короткий срок, но подбирал любую мелодию с ходу. Начал кое-что понимать в гармонии... И все же на первом месте из его увлечений был хоккей.
Довольно больших трудов стоило мне затащить его с улицы на репетицию. Вот интересный факт. Нужно было записать вокал на «Тающий снег». Песня была уже отрепетирована давно, фонограмма готова, оставалось только спеть. Уж как мы его уговаривали! Он ни в какую... У нас, говорит, только игра началась, а вы со своей песней достали!
Уговорили мы его. Он пришел в комнату, где мы делали запись, прямо на коньках, при этом перерезал несколько кабелей этими коньками. «Я нечаянно... Оно само...» Встал у микрофона, спел песню «насквозь», с первого дубля и снова ушел играть, перерезав по пути еще несколько кабелей. Мы прослушали запись. Все чисто. Спел на 5!
Вот так постепенно мы осваивали студийную запись. Поэтому если услышите случайно старый вариант этой песни, помните – он записывал ее, не снимая коньков...
В конце апреля вызывает меня к себе в кабинет директор. Надо, говорит, пару песен спеть на каком-то там смотре художественной самодеятельности детских домов и интернатов. Ну, надо – значит надо...
Приехали мы на эту тусовку в спешке и суете. Народу – тьма. Хоры там разные, танцевальные коллективы. В спешке вышли на сцену, спели под «минус» «Тающий снег» и «Лето».
После меня вызывают в кабинет, где заседает жюри. У них там, оказывается, все по серьезному было – присвоение первых, вторых и третьих мест, вручение грамот разных. А вся эта тусня, как потом выяснилось, проводилась в рамках «Дня рождения незабвенного Володи Ульянова». Во, бля, думаю – «попали» мы с нашим-то репертуаром!
Вот члены жюри и сидят в недоумении, и смотрят на меня. Я стою, глаза в пол.
- Думали мы тут, думали, - начал один из членов, - я бы лично вам первое место дал, но сами понимаете, что это за смотр... А вы с такими песнями... Можно же было что-нибудь патриотическое подготовить...
В общем, кончилось все это тем, что мне пришлось уйти из интерната. Вернее, меня «ушли». Впрочем, это особо не помешало нашей работе с Юркой. Я устроился в ДК «Орбита», и мы продолжали репетировать, записывать песни. Иногда на дискотеках Юрка пел. Так и прошло все лето. Незаметно как-то прошло, за исключением одного случая...
ПЕСНЯ ЧЕРЕЗ БОЛЬ
Летом, в один из вечеров, мы с пацанами, которые работали тогда в ДК, очень даже неплохо «поднакушались водовки». Но как до дома добрался, помню ясно и четко. Помню, как в голове вертелась совсем неподходящая для данного состояния глупая фраза «белые розы». С чего бы это? Какие розы? – Это я размышлял остатками сознания и совести. На этих мыслях и заснул.
Утром, как обычно, заварив чаю покрепче, сел за инструмент. Начал что-то тупо импровизировать, почти на уровне подсознания. Я частенько вот так, отключаясь от Этого мира, импровизировал. И снова в голове нелепая фраза – «белые розы». Странно... А минут через пятнадцать читал текст, написанный, почему то ручкой с красной пастой. Я никогда не пишу красным, а в этот раз просто под руку попалась именно эта ручка. Он до сих пор лежит у меня, этот листок - оригинал песни. Правки, зачеркивания...
В этот же день мы с Володей Туманиным (звукорежиссер тогдашний) записали фонограмму. Приехал Юрка. Послушал. Мы с ним несколько раз пропели песню. Я подправил кое-что. А на следующее утро решили писать.
Спели первый дубль. Я занялся чисто технической работой и совсем не замечал, чем мой пацан занят. А Юрка просто захотел попить водички. Вот только никак не мог он предположить, что в бутылке из-под шампанского была не вода. Перекись гидропирита там была. Это мы приготовили для дыма на дискотеку.
Я метнулся к жаждущему, но было уже поздно – Юрка отхлебнул порядочно. Тут же конечно тошнота, рвота. Вызвали «скорую», промыли желудок. Ему вроде полегчало. А через час снова то же самое – мечется, места себе не находит... Вызвали еще раз. Слава Богу – все обошлось. Тут уж не до второго дубля. Решили оставить это на потом...
Вот так, через Боль родилась эта песня. Позже мы, конечно же, ее перепели. А тогда, в начале лета 1987 года уж не до этого было. Юрка неделю проболел. Получается – песни, они как дети... Тоже через Боль?..
ОТ КИОСКА ДО ПОПУЛЯРНОСТИ
Осень 1987 г.
Конечно же, ты не предавал. И я понимаю тебя. Наша с тобой любовь была в самом зените. Но пришел он... Вы вместе уже с прошлого вечера, и я чувствую – вам хорошо. Ни тебя, ни его не смущает мое присутствие.
Нет. Я не ревную. Я знаю, что он, наспех наигравшись с тобой, уйдет. И все-таки, мне не по себе.
Я помню, что ты сказал мне в те осенние дни 1987 года.
- Не переживай, Кузь, все будет нормально. Он-то - всего на один день. А нам с тобой быть вместе дальше... Я не предам тебя. Не предам никогда. Даже тогда, когда я буду далеко... И ты, я знаю, будешь помнить о том, что я есть и жду встречи с тобой. И люблю... Тебя.
- Я верю тебе! Ты ведь знаешь, что я всегда верил. Просто он все испортил. Ну да ладно... Скоро все встанет на свои места. Все будет нормально. Ведь мы же договорились? Я верю тебе! Мой любимый, мой нежный и добрый СЕНТЯБРЬ! А этот наглец, первый снег... Да Бог с ним...
Я опять шел знакомой и такой родной дорогой в интернат, куда меня снова пригласили работать. Дискотеки-то проводить надо! А за такую зарплату какой дурак пойдет? «Дурак» шел. И он тоже – первый снег в сентябре. Я знал, что он ненадолго, поэтому и не особо расстраивался. Ведь я снова смогу нормально работать с пацанами, с Юркой, со всем тем, что назвал «Ласковый май».
«Ну, совсем как в песне», подумал я, вспомнив «Тающий снег».
* * *
Ну и опять все вроде как встало на свои места. Каждый день мы занимались с Юркой, с пацанами музыкой. По субботам и воскресеньям – дискотеки в интернате. К тому времени я параллельно работал в Доме детского творчества. Там-то мы и репетировали в основном. Это совсем рядышком с интернатом, и Юрка частенько вместо учебы приходил ко мне утром. Естественно, руководством учебного процесса это справедливо не поощрялось. А что делать? «Не хочу, - говорит, - на уроки... Скучно там. Я лучше на клавишах позанимаюсь... Ладно, Кузь?»
А что мне оставалось делать? Не прогонять же...
А дело-то уже близилось к Новому Году. Программу новую для концертов и дискотек делать надо... На этот раз мы решили поступить по-другому. В техническом аспекте. Решили записать все инструменты на четыре канала. В то время мне начал помогать в этом Олег Андреев. Он, помимо меня, внес множество изменений в нашу так называемую «студию». Вот мы и записали несколько «минусов». Звучало все гораздо профессиональнее, чем «вживую». Конечно, неслыханная по тем временам наглость – под «фанеру» изображать исполнение! Но Юрка–то пел «живьем»!
В конце концов - Новый 1988 год...
Мы отыграли весьма неплохо! Хотя многие, услышав неплохое (по тем временам) качество звука, прямо на концертах подходили ко мне на пульт и выясняли – как работают пацаны. «Живьем» или нет? Я отвечал молча. То есть, просто убирал на пульте «фанеру», а Юрка тем временем продолжал петь. Вопросы сами собой отпадали. Тем более, что Славка, помимо фонограммы, на клавишах играл еще некоторые партии, а у Юрки гитара тоже шла «живьем».
Время шло само по себе, подчиняя и меня, и всех своему темпу, а то самое желание, которое я носил в себе не первый год, продолжало назойливо будоражить мою не всегда трезвую голову. Я мечтал о записи первого полноценного альбома. Сколько я обошел Домов культуры в поисках необходимого мне оборудования... Но все бесполезно. Откуда в нашей тогдашней провинции взять хотя бы на время те инструменты, которые нужны были для записи?
Ну, вот и все это привело к тому, что я просто решил наложить голос на концертную фонограмму. А там будь что будет...
Итак, 18 февраля 1988 года мы с Юркой приходим в «нашу студию», прописываем «насквозь» три раза все песни и я сажусь выбирать наиболее удачные дубли. Выбрал. Получилось немного: «Белые розы», «Я откровенен...», «Лето», «Пусть будет ночь», «Седая ночь», «Ну, что же ты…», «Тающий снег». Все.
В этот же день пришел на железнодорожный вокзал. Там работали знакомые ребята в киоске звукозаписи. Альбом я отдал за чисто символическую цену – 30 рублей. Все... Больше я ничего не сделал для распространения его в широкие массы. «Массы» сами нашли то, чего им так не хватало. Через три месяца вся страна слушала «какого-то мальчика из детского дома».
Все, что произошло потом, я, конечно, предвидел, но не в таких масштабах. Пацаны в киоске звукозаписи только и успевали выполнять заказы на наш так называемый альбом. Все остальные группы отошли на второй план – с утра и до утра записывали только «ЛМ». Я с этого не получал ни копейки, но таковы были условия... Да и не важно для меня было, сколько денег и кто зарабатывает на наших песнях. Главное – альбом пошел!!! И в мае месяце его слушала вся страна.
Мне снова (теперь навсегда) пришлось уйти из интерната. Причина – банальная пьянка, но это не слишком огорчило меня. Плохо было то, что мне запретили заниматься с Юркой дальше... Хотя он тайком и прибегал ко мне. Шла подготовка к следующему альбому. Только вот недолго эта подготовка длилась. Администрация интерната узнала об этом, и Юрка был поставлен в жесткие рамки. Пришлось на время (как я тогда думал) отложить занятия.
К тому времени появился Костя Пахомов. Он пришел и просто сказал, что хочет петь. У меня тогда было несколько песен, которые не подходили для Юркиного исполнения и, переговорив с Юркой, получив его «не против», я начал работу над Костиным альбомом.
Стали поступать звонки из разных городов СССР (откуда только номер узнавали?) с предложениями по проведению концертов. А что я мог ответить? Юрку-то никуда не отпускали, и я, не объясняя причины, вежливо отказывал. Но один звонок я не оставил без внимания. Звонил директор Оренбургской Областной Филармонии Игорь Петрович Голиков. Он предложил гастроли по области в рамках ежегодного фестиваля «Русское поле». Я, конечно же, объяснил ему ситуацию и причины, по которым проведение концертов «ЛМ» нереально... К тому – же Юрка снова был «в бегах».
Тогда филармония предложила другой вариант – вместо Юрки взять Костю. А к тому времени альбом с Костей был почти готов, песни разучены – путь на сцену открыт. Вот я и согласился на этот вариант, о чем потом пожалел. Стадионы и концертные залы области набивались до отказа. Люди шли послушать «ЛМ», то есть Юрку, а на сцене работал Костя. Но народ не был разочарован – Костя исполнял и любимые всеми хиты из первого альбома. И все-таки это было не совсем то... Хотя у Кости и хороший голос, но песни, которые в свое время были написаны для Юрки, звучали в Костином исполнении не совсем так, как хотелось бы мне.
Гастроли длились немного больше месяца: с 24 мая по 3 июля 1988 года. Конечно, мы порядком измотались – по три концерта в день на разных сценах и стадионах это довольно напряжно... Получали мы тогда по пять рублей с концерта, но это уже не столь важно – таковы были в то время филармонические ставки. Часто работали сборные концерты вместе с танцевальной группой «Дискомобиль», с Сергеем Сарычевым (если кто помнит – группа «Альфа»). В общем, гастроли пошли на пользу.
А третьего июля, приехав домой, я узнаю такую вот новость – из Москвы приехал какой то чел аж из Министерства Культуры. Приехал по мою душу. Андрей Разин зовут... Он позвонил мне в этот же вечер, и мы договорились о встрече.
Какой же я был лох...
Мы встретились с Андреем. Поговорили о музыке, о том, что переживает наша «совковая попса», что «ЛМ» - это то, что нужно именно сейчас!
Я объяснил ему ситуацию с Юрой, на что он сказал: «Главное – ты есть! А все остальное я беру на себя. Я переведу Юру в Москву, и мы начнем сотрудничать. Только и ты помоги мне. Запиши мне альбом своих песен, я неплохо пою, и мы сработаемся! Согласен?»
Я, дурак, согласился, не слышав ни разу голоса Андрея. На этом мы и расстались, договорившись, что я на днях приезжаю в Москву, и мы начинаем работу над альбомом Андрея Разина.
Каково же было мое удивление, когда я, приехав в столицу, узнаю, что группа «Ласковый май» уже давно дает концерты в парке Горького! Фонограмма наша, но на сцене другой солист. Я не буду называть его имени по этическим соображениям.
Конечно, я пытался, в меру своей наивности, воспрепятствовать этому. Но что можно было изменить? Закон об Авторском праве «не работал», как впрочем, и сейчас...
Можно, конечно же, было послать все и уехать домой, что я и собирался сделать, но Андрей уговорил меня: все это на время, надо «встать на ноги», заработать начальный капитал, а потом уж и Юрку переведем в Москву, и все встанет на свои места.
Хорошо, что я не уехал обратно домой – понял я, когда поразмыслил немного... Уехав, я ничего не изменю. А оставшись в Москве, я хоть как то смогу следить за развитием событий. А ЧТО ВЫ БЫ ВЫБРАЛИ?
Начали записывать в одной престижной студии альбом Андрею.
Вот так и стал Андрей Разин солистом группы. Как-то однажды я сказал ему: «Разин! Если бы ты не пел – цены бы тебе не было за твой талант менеджера и продюсера!»
А вы что думаете – создав «ЛМ», я в сказку попал? Да ничего подобного... По-моему, это самая большая моя ошибка в жизни – создание этого проекта. Конечно, поначалу все было вроде как хорошо. Да вы и сами понимаете – тучи поклонниц и поклонников, целые горы цветов – приходилось раздавать, чтобы не завяли. А в гостиничных номерах этим букетам просто не хватило бы места.
Ну и, конечно, непрерывные переезды, перелеты из города в город. Прилетаешь ночью, в какой-нибудь город и сразу спать – день будет, как обычно нелегким...
Это из зала все смотрелось полной идиллией... Знали бы вы всю ПРАВДУ!!!
Так вот после перелета и отсыпания в гостинице вызываешь горничную, и спрашиваешь: «Скажите, а как называется этот город?» - Надеюсь, вы понимаете ее реакцию...
Когда-то давно, в детстве я смотрел фильм «ABBA». Там кто-то из исполнительниц, кажется, Агнетта Фельцког, говорила то же самое в интервью, а я не мог понять – как это не знать названия города, в который прилетел?! Позже понял, каково это...
Но вы представьте сами: днем концерт в одном городе, а вечером надо не опоздать и быть вовремя в другом...
Конечно, удобнее работать сразу несколько концертов в одном и том же зале, но и такое бывало. Рекорд – Йошкар-Ола. Население двести тысяч, зал вмещает от силы тысячи полторы. В этом городе мы отработали на аншлагах неделю по семь концертов в день. В это трудно поверить, но сорок девять концертов, учитывая население города...
А начиналось все просто. Да вы и сами, наверное, всю историю знаете. Конечно же, известно вам не все. Многое вообще перевернуто с ног на голову. Но это уже нюансы... В конце концов так ли это важно, кто работал под Юркину фонограмму, когда он не мог уехать из интерната, так ли это важно – кто написал все эти песни, да и зачем вспоминать, сколько колесило по стране этих «Ласковых маев»? Главное, что феномен имел место! А все остальное – скандалы, сплетни, интриги... Все это «шелуха», которую уничтожит время.
Не мне отделять «зерна от плевел».
Забавный факт вспомнил.
Приезжаю в Оренбург из Москвы. На несколько дней отдохнуть от студии. Да и вообще от Московской бурной деятельности.
Это было началом осени 1988 года. Дай, думаю, схожу в интернат.
Ну, хлебнул для повышения тонуса...
Юрку мне нашли сразу. И тут я рассказал ему все. И то, как под его фонограмму работает множество «солистов», и какие за этим стоят деньги (хотя деньги его меньше всего интересовали). В общем, рассказал все. После недолгих раздумий он сказал «Кузя! Я еду с тобой».
Я пытался объяснить ему, что это не по закону. Но куда там! Он и слушать ничего не хотел. Тогда мы пошли ко мне домой, и я набрал телефон Разина.
- Не вздумай его брать! Приезжай в Москву, и мы все оформим по закону.
«Ага, думаю, один раз ты уже пытался оформить его по закону... Ну и как результат? Объездил пол-области и вернулся ни с чем. А тут такая возможность – поставить все на свои места! В конце концов, на сцене должен быть тот, кто все это исполнил».
Но Разин был неумолим. Тогда я на свой страх и риск беру билеты в Москву. Надо было видеть лицо Разина, когда мы выходили на перрон. В его глазах смешалось все: и испуг и радость и еще, какое то непонятное мне чувство.
Ну, а потом некоторые формальности – и Шатунов Юрий Васильевич становится воспитанником одного из интернатов города Москвы. На бумаге, конечно.
Вспомнил начало 1989 года. Первые дни января. Именно эти дни…Мы давали несколько концертов в «Крылышках», ну, в смысле, во дворце спорта «Крылья Советов». Первое отделение работала какая-то американская группа, второе – мы. Конечно, впечатляло... Тогда... Народу – может 10, может 20 тысяч. Не помню точно. Хорошо запомнил, как наш «Икарус» после каждого концерта был похож на крепость. Крепость, которую штурмуют. Только штурм был мирный. Я не знаю, чего от нас хотела многотысячная толпа, но автобус действительно раскачивали с боку на бок.
Вспомнил и подумал... Надо же! Столько лет прошло, а по телеку какая то группа снова поет «Белые розы». Охереть! На тех концертах ведущий однажды сказал: «А теперь русская народная песня! Догадались какая?» Люди догадались. И пели песню вместе с Юркой.
Сейчас тоже поют... Только уже по телеку. И уже не только Юрка, уже все, кому не лень. Может, я кого обидел этими словами – простите. А песня и вправду народной стала. Не зря мне предсказывали...
ПОСЛЕСЛОВИЕ К МАЮ
А в марте 1989 года я решил покинуть группу. Называть причины ухода нет желания.
Вместе с Сашей Прико записали мы наш первый с ним альбом. В него вошли песни «Розовый вечер», «Всё», «Взрослые», «Медленно уходит осень», «Глупые снежинки», «Ты просто был» ну и т.д.
Также продолжали гастролировать, только уже с другим названием группы: «Мама». Где только не пришлось побывать... Даже на войне. В то время Армения и Азербайджан воевали. Многого тогда мы насмотрелись. Привыкли к тому, что в зале вместо аплодисментов люди палили из автоматов вверх – это боевики так выражали благодарность, знак того, что песни нравятся. И в заложниках пришлось побывать. У кого – не скажу. А забавно порой бывало – работаем в поселке, в ДК, а через гору – Азербайджан. Ну, и палят оттуда из «града».
И в Сухуми были. Прямо перед началом боевых действий. Уехали оттуда за день до войны. А домой приезжаем – по ТВ показывают наш санаторий в Сухуми, корпус, где мы жили, а вместо наших окон и балкона - здоровенная пробоина от снаряда.
А вообще, где бы мы ни были, будь то Армения, Азербайджан, Грузия, Абхазия – везде нас тепло принимали. Только недолго это продлилось, до 1992 года. Времена начались трудные, не до концертов людям. Тогда и прекратила существование наша группа.
Вернулся я домой. В свой Оренбург. И тут неожиданная удача! Нашелся человек, который приобрел для нас студию. Очень крутую по тем временам. Мы благодарны ему за эту помощь и поддержку!!! И всегда будем благодарны. Ведь, если бы не он, не появился бы Игорь Веряскин, не написал бы я свои Инструментальные композиции. Много чего бы не было.
Странно устроена людская память – то, что было двадцать лет назад я вспоминаю с теплом и радостью, а то, что происходило не так уж давно, вспоминать, почему то не очень хочется, хотя с Гарри (с Игорем) мне было очень интересно работать. И записали мы с ним не один альбом! И не только с ним...
Позже, в 1999 году появился Денис Беликин и Артур Еремеев.
Денис появился неожиданно. Звонок в дверь. На пороге мальчишка лет одиннадцати на вид. Оказалось – почти четырнадцать. Хочу, говорит, петь. Ну, давай пробовать. Все пробы я снимал на видео. Спросил, когда День рожденья – оказалось, на днях.
- А ты чё, подарить чего-нибудь хочешь?
Назвали мы группу «Стекловата». Записали три альбома, только вот издать не получилось... Другая музыка теперь нужна…
Совсем недавно появился Влад Иволгин. Записали мы с ним полноценный альбом. Очень помог мне в этом Ярослав Никитин, белорусский журналист, поэт и музыкант.
А на днях заканчиваем мастеринг песен, которые спел Женя Коннов.
Конечно, один бы я не воплотил все эти проекты, если бы не Олег Андреев, наш звукорежиссер. Мы работаем с ним вместе уже шестнадцать лет. Прекрасно понимаем друг друга. Даже во время работы над каким-либо произведением мы почти всё делаем молча. А зачем говорить, когда он чувствует, что мне нужно, какой выбрать тембр, как обработать, ну и так далее.
На данный момент в студии существует несколько проектов. Это «Чернильное небо», «Стекловата», «Новые формы», «Пятое измерение», Женя Коннов и кое что ещё, о чем пока говорить преждевременно.
Так уж получилось, что события последних лет разворачиваются как в пошленьком детективе. Несколько московских хищников от шоу – бизнеса ведут охоту на правообладание и авторство моих песен. Причем охота ведется самыми грязными методами. Кое – кто в этом уже преуспел. Говорить кто именно пока не буду. Это уже относится не к творчеству, а скорее к работе соответствующих органов.
А дальше – время покажет…
С. Кузнецов 2006 г.
. . .
http://www.proza.ru/author.html?kuzia
*
Все права на материалы, размещённые на сайте, защищены.
© Сергей Кузнецов, 1986-2006 гг.
Любое использование возможно только с разрешения автора.
Дизайн сайта © Ярослав Никитин, 2006 г.
| |
|
Христианское творчество / Кузнецов Сергей Борисович / Мой творческий путь
