Что ревность нам,- всего лишь страсти яд,
В твоих страданиях - лишь зыбкая утеха.
Когда ж в любви ты не найдешь успеха,
Тогда и горьким чувствам будешь рад!
_____________________________________________________________________________________________
Сколько раз Грегор давал себе слово не заводиться с пол-оборота!
И, все равно, стоит ему остаться с ней наедине, как его тут же начинает «нести по кочкам». Вот и сегодня, после очередного скандала, Грегор заперся в своей комнате, и, слушая шуршание шин за окном, начал вспоминать…
…Как славно все у них тогда начиналось! Что же случилось потом, где, в чем он ошибся? Может быть, когда-то обидел, был невнимателен к ней?
Или дал повод для подозрений в неверности? Да вроде нет, он был все эти годы примерным семьянином. Вот только иногда засиживался допоздна с коллегами и партнерами по бизнесу, да несколько раз сходил с «нужными» людьми в ресторан.
Так это, и ежу понятно, сделано было для пользы дела. Бывало, правда, иногда: приходил с работы усталый, не до молодой жены ему было. Так понять должна была, вроде уже не маленькая… В семейной жизни часто бывает так: сегодня ты не можешь, завтра она не хочет, а послезавтра, – все «О-кей»!
…Сколько лет тянется эта вялотекущая шизофрения их сегодняшних отношений? Когда же это началось, когда оказалась между ними та, зловещая, трещина?
…Была зима, и в тот злополучный день он был занят до шести, а потом отмечали с коллегами чей-то день рождения, ну, и как водится, немного выпили.
Позже он ехал на метро, шел от станции по уже пустым и темным улицам, хотя было еще не поздно, что-то около восьми.
…Вот и их дом, нужно было только войти во двор, и, пройдя его насквозь, повернуть к своему парадному...
Как все было просто: зайти во двор, пройти те пятьдесят шагов, что отделяли его от парадного…
Пятьдесят шагов, и вся жизнь…
Он прошел только половину этого пути, и жизнь для него закончилась.
Он не погиб в физическом смысле этого слова, нет!
Просто он престал быть счастливым.
…В темном провале двора, рядом с садовой скамейкой, стояли двое: мужчина в куртке, и женщина в дубленке с накинутым на голову капюшоном. Они стояли так близко друг к другу, что Грегору даже показалось, что за секунду до того, как он поднял голову и посмотрел в их сторону, они целовались.
Что привлекло тогда его внимание к этой парочке, Грегор не понимает до сих пор.
Он по инерции прошел еще несколько шагов по тротуару, потом повернулся к парочке и сделал еще один, последний шаг, перед тем как остановиться метрах в шести от них.
Женщина, заметив его движение, резко повернулась к нему спиной и пошла, - почти побежала прочь.
Немного помедлив, пошел за ней и тот, в куртке.
Недоуменно и пьяненько покачав головой, Грегор побрел к своему парадному.
Уже ступив на ступени крыльца, он вдруг понял, что привлекло пару минут назад его внимание.
Женщина!
Вечерняя мгла скрыла от Грегора, размыла черты её лица!
Да, несомненно, это была Она!
Та же длинная, почти до пят, дубленка, тот же перестук каблуков, который он мог отличить от сотни подобных.
Но как же так, как такое могло произойти?
…Машинально вставив ключ, Грегор повернул его в замке и открыл дверь своей квартиры. Так и есть, - на вешалке пусто, значит, ее еще нет.
Тихо закрыв за собой дверь, он стал спускаться вниз по лестнице.
Что делать, когда он найдет их, думал Грегор?
Что-то ужасное поднялось тогда в нем, - обида, злость, ревность, - все перемешалось в его душе!
Грегору стало трудно дышать, и, стараясь облегчить накатившийся приступ удушья, он рванул на себе ворот рубахи так, что градом посыпались пуговицы, запрыгали по ступеням, белыми пятнышками мелькая в колодце лестничного пролета.
-Убью их, а потом, будь что будет, - как в бреду, повторял он, ничего не видя перед собой.
Но что это?
Снова знакомые шаги, снова этот торопливый перестук каблуков!
…С запрокинутым вверх лицом, по лестнице, ему навстречу, поднималась Она, и в тусклом свете лампочки, висящей над площадкой второго этажа, ее лицо казалось желтым, как у мертвеца.
Она старалась казаться спокойной, но глаза… Ее выдавали глаза, - глаза нашкодившей сучки!
-Ты куда? – не поздоровавшись, и, явно встревожено, спросила Она.
-Прогуляться, - ответил Грегор, продолжая спускаться вниз.
Он поравнялся с ней, чувствуя, как деревенеют его ноги, как прилипает к гортани язык, уже готовый сказать что-то обидное, затем он сделал шаг, еще один, и пошел вниз, не в силах смотреть Ей в глаза…
…Похоже, она пыталась задержать его, задавая какие-то вопросы, но что-то истеричное было в ее голосе, и он, не дослушав, ушел.
…На улице Грегора встретили осевшие, недельной давности сугробы, простроченные желтыми метками собачьей мочи и одинокий фонарь, тусклый свет которого тщетно пытался пробиться сквозь мрак.
Черная лента тротуара со слюдяными пятнами замерзших лужиц, огромная, тревожная луна, всходящая над крышами домов...
Пусто...
Ни-ко-го…
Только чужие, равнодушные окна, подслеповато глядели своими глазами на Грегора, словно спрашивая его: «ну что, дождался»?!
«Ну почему тогда, во дворе, я не пошел следом за ними, почему не догнал и не заглянул под низко опущенный капюшон»? – спрашивал себя Грегор все последующие годы.
Если бы он тогда сделал это, то не было бы стольких лет лжи, и червь сомнений и ревности не терзал его исстрадавшуюся душу.
…Конечно, она потом твердила ему, - «ты не прав, это была не я»! «Да ты ведь был пьян, Грегор»!
А тогда, на утро следующего дня, переставляя с места на место обувь в прихожей, Грегор вдруг заметил, что один ее сапог лопнул ниже щиколотки, точно по шву, и его сомнения превратились в уверенность, - узкое голенище модного сапога не выдержало вчерашнего, когда она, не разбирая дороги, побежала прочь от него.
…Тогда Грегор отступил, потерпев полное поражение; как говорится, - «не пойман, – не вор»!
…Раньше он слышал много рассуждений о загадочности женской души, об особой миссии лучшей половины человечества…
«Но правда ли все это? Да и лучшая ли это половина? – вдруг задал он тогда себе вопрос. «Ведь ни одно существо на Земле не сможет додуматься до того, до чего додумываются эти подлые, самовлюбленные, самонадеянные, лживые существа! Играя на наших чувствах, часто используя свои излюбленные «женские» приемы, они упорно идут к своей цели – захватить, овладеть, использовать. И не важно, о чем идет речь, - о карьере или о любви, - они одинаково подлы как с мужчинами, так и со своими подругами, когда на карту поставлено их благополучие» - так рассуждал Грегор, все чаще и чаще мысленно возвращаясь в тот зимний вечер.
…Жестоко устроена жизнь.
Она давно превратилась в конкурс, в котором победителю достаётся Женщина.
Она и ждет, и ищет себе не просто мужчину, а сильного, обеспеченного, успешного самца, - с дорогой машиной и «Роллексом» на руке за пять тысяч долларов.
Женщина хочет быть не «замужем», а «за мужем», за его могучей спиной!
А если не все успешные, как тогда быть?
-Бездарь! – кричала Она Грегору, - что ты сделал для меня хорошего в этой жизни?
«Действительно, что я сделал для нее хорошего»?, - словно извиняя её, спрашивал себя Грегор, - не оказался богатым, не свозил на Канары, не подарил машину...
Грегор понял одно: он ее ра-зо-ча-ро-вал…
…Ей было двадцать три года, когда она вышла замуж за него, сорокалетнего.
Она была вчерашняя студентка, он был сегодняшний инженер.
Конец восьмидесятых, конец перестройки, конец нормальной, не очень сытной, но, спокойной жизни.
…Это был банальный, курортный роман.
Он, и молодая женщина, решившая «сбегать» замуж.
Он, - последний романтик, она…
Я думаю, он ей был тогда немного симпатичен, а еще, наверное, ей импонировало то обстоятельство, что он сходил с ума от любви, и прямо у неё на глазах!
…Когда закончился отпуск, он продолжал встречаться с ней.
Между их городами было 750 километров пути.
Каждую пятницу, после работы, он садился в самолет Аэрофлота и летел к любимой, а в воскресенье, - возвращался к себе домой, чтобы всю следующую неделю мечтать о новой встрече.
Что это было, умопомрачение или любовь?
Я думаю, - это была Любовь. Во всяком случае, - у него.
…Чем можно измерить чувство, пришедшее тогда к Грегору слишком поздно?
Чем можно оправдать поступок, совершенный им ради такого призрачного понятия, как «счастье»?
…Тогда он был счастлив. Он любил, и думал, что Она любит его тоже.
И он, не колеблясь, сделал роковой шаг, и тем самым, сжег за собою мосты, перечеркнув свое прошлое, забыв своих друзей, уйдя из своей прежней семьи…
…Врут сказки про рай в шалаше, и Грегор очень скоро это понял.
Когда он однажды упрекнул Её в том, что она не честна по отношению к нему, то в ответ услышал:
-Я жалею о том, что, раньше, слишком мало изменяла тебе!
Вот так. Слишком мало…
…Я давно знаю Грегора, он мне, - как брат.
Когда он рассказал мне свою печальную историю, я решил, что не стоит накалять страсти, не стоит писать об их не сложившейся жизни.
Но шло время, а в жизни Грегора так ничего и не менялось.
И, тогда, я решил: будь, что будет!
И, с его позволения, написал этот рассказ.
Сейчас он живет в Германии, работает рабочим на маленьком заводе.
Он думал, что, переехав из Руссланда в Германию, каким-то образом сумеет повлиять на ход событий, уладив свои взаимоотношения с женой.
Коллеги Грегора, рабочие парни, видя, как он изводится, часто дают ему совет, - «разобраться» с ней.
Так, как всегда в таких случаях делали это мужья со своими неверными женами на Руси. А Грегор не может поднять на нее руку.
Да и не хочет…
Горько.
Горько и одиноко Грегору.
И страшно остаться ему одному, в пустой, холодной, холостяцкой квартире, - без жены, без детей…
…Наверное, он слабый человек, этот Грегор.
А может быть, он просто до сих пор любит Её, эту подлую, лживую, прекрасную дрянь?
Юрий Берг. Май 2006
| |
|
Христианское творчество / Риссенберг Юрий Семенович / Любимая дрянь
