"... Добрый крокодил Гена работал в зоопарке, крокодилом".

Лежал на солнце, широко раскрыв пасть, и делал вид, что спит. А на самом деле он внимательно наблюдал за посетителями, стараясь разгадать замысел Создателя. В чем, собственно, интрига? Быть может, эта мирная суета - всего лишь отвлекающий маневр, а настоящие события разворачиваются в другом месте?

"По вечерам крокодил Гена играл сам с собой в шахматы".

Согласитесь, что играть в шахматы с самим собой - последнее дело. Но Генины шахматы были не совсем обычными. Ведь по сущности он был творцом, гением одной из сфер вечности. Заведовал, так сказать. Но сказать легко, а в чем это заведование состоит, Гена понимал бесконечно давно. Понимать, собственно, было нечего. Сфера - она и есть сфера, колобок. Что его круть-верть, что верть-круть. Приходилось придумывать понятия и пытаться с их помощью разбираться.

Так Гена и создавал свои шахматы.

Прототипом одной из первых фигур, курносика, стал забавный толстяк в поношенном костюме. Разглядывая Гену, он поднимал верхнюю губу и курносился. Курносики у Гены обладали незначительными возможностями - они смешили противника и тем вызывали его легкое смятение.

Возможности Гены, как творца, были безграничны. Он мог все. Кроме одного - брать ходы назад.

Порой, перегревшись на солнце или хватив лишку по дороге домой, Гена начинал резаться чуть ли не в поддавки. А когда приходил в себя, материала на доске оставалось мало, причем самого завалящегося. Наиболее мобильные и боеспособные попадают под удары в первую очередь. А всякие курносики и неваляшки остаются невредимыми. Потому, что никому не нужны. После хмельных вечеров эпохами приходилось ухаживать за доской, как за подмороженной грядкой.

Зоопарк давал все меньше свежих впечатлений, и придумывать фигуры становилось труднее. Видно, не тот пошел посетитель. Только и делают, что закусывают и выражают несложные эмоции вроде "Ах, какой ужасный крокодил!". А один, в очках, говорит дочурке:

- Вот такой и проглотил солнышко в сказке, что я тебе вчера читал.

Гена разыскал эту книгу. Сказочка-то была с подтекстом. Мол, если ты такой крутой, то и без солнца над головой проживешь. Главное, чтобы оно у тебя внутри было.

Но порой забредали интересные типы. Один, косой в дым, в панамке, которой он беспрестанно вытирал порнографическую лысину, долго сидел перед Геной, называя его "служивым", жаловался на стукача Никодимова, паленую ханку и повсеместное падение нравов. Лысый череп живо напомнил Гене его сферу в самом дебюте. А лысому, судя по всему, ничего, кроме белки и инсульта, впереди не светило. Какие виды имел на него Создатель? Успел ли он сделать предназначенный ход или угодил в партию случайно? Когда панамка, допив из горла "Гжелку", рухнула рядом с ограждением, парочка милиционеров попыталась ее забрать. Но не тут-то было! Лысый встрепенулся и, обзывая блюстителей "ментами", достал из кармана удостоверение. Ознакомившись с ним, сержанты судорожно откозыряли и исчезли. И Гена решил, что обязательно введет в партию вечно пьяного, который "пьян да умен - два угодья в нем". Серенькая, несуразно ходящая фигурка, от которой никто ничего не ожидает, в определенный момент будет получать право на длинный косой ход, разом изменяющий соотношение сил. А назвать его можно косоглотом.

И порой ферзя берет

Вечно пьяный косоглот.

Зимой посетителей являлось немного, в основном школьные экскурсии. Гене удалось узнать, что он не просто крокодил, а аллигатор, в отличие от каймана-недомерка. Еще он подслушал, что шкура его стоит бешеных денег и идет на чемоданы и обувь. Это придавало веса в собственных глазах. Не макака все-таки, годная лишь на медицинские опыты.

Но течение игры замерзало. Между ходами проходила вечность. При равенстве сил необходимы свежие идеи, а их не доставало.

Ошалев от скуки, Гена устраивал на доске побоища. Завалится, бывало, на бровях, и давай двигать фигуры. Через несколько ходов вместо мирного противостояния с экивоками и тонкой вязью изящных контриг наступал бедлам. Под боем оказывались все! Угроза нависала и над теми, о ком Гена думать забыл. Они растили детей, копались в огородиках и мечтали о приобретении подержанного авто. Но проносилась буря, и Гена сгребал их с доски дрожащей лапой.

Если вам кажется, что гений сферы должен быть лишен мелких слабостей, то попробуйте сами. Каждому по силам подобрать сферу по своим размерам и устроить все по вкусу. И вы убедитесь, что сфера недолго просуществует в мире и согласии. И вдребезги разнести попробуете ее не раз, и от отчаяния маяться, и от непонимания. А жаловаться некому будет - сферу-то сами выбирали. Гена же имел сферу, как данность.

Приходила весна. Первый пленэр, подзабывшиеся интерьеры вольера, симпатичные одиночки-любители живой природы. А то какая-нибудь крохотуля пропищит:

- Клокодилцик ты мой холосенький! Хочу домой такого!

И давай орать благим матом! Мелочь, а приятно. Партия расцветала пастельными тонами. Никаких прямых конфликтов. Улыбки, реверансы, любезные предложения дружить флангами. Да и в центре собирались по-доброму, говорили за партию. Мечтали, как оно дальше будет.

Хотя все понимали, что и как именно будет дальше.

И под малиновый перезвон незаметно концентрировались силы. Неваляшки не валялись, где попало, а собирались в группы. Косоглоты похмелялись, брились и даже пытались одолеть что-нибудь из устава партии.

Напряжение росло. Количество обоюдопозитивных ходов всегда ограничено. Гена вводил новые, прекрасные фигуры с выдающимися правами. Но в тесной суматохе, царящей на доске, воспользоваться ими не удавалось. Явившиеся по Гениному хотению и велению добрыми ангелами-хранителями, они старались ослабить давление на флангах и без лишних жертв спустить пар в центре. Но где там! К концу мая фигуры скучивались на теплых местах и сутолока достигала апогея. Хода не удавалось сделать, не наступив на чей-то хвост, хобот или суверенитет. А дальше сами знаете. Как в автобусе в час пик: слово за слово, мордой по стеклу!

И вчерашние ангелы на глазах превращались демонов. А с их-то возможностями?! Они реяли над доской, уничтожая все на своем пути. Гена переживал, метался от края до края, но зато жил! Это вам не зимняя спячка.

Наступающее лето радовало разнообразием. Многочисленные посетители, понаехавшие из провинции, относительно не развращенной массовым шоу-бизнесом, несли Гене свои теплые живые души и разные вкусности типа ножек Буша. Хотя и висели таблички "Животных не кормить!", но доброхотов-нарушителей хватало. Их штрафовали, но они реагировали достойно:

- Бог с ним, зато ребенок получил наглядный урок доброты и любви к братьям нашим меньшим!

Резня на доске понемногу стихала и переходила в центре в позиционные дискуссии, а на флангах образовывались свободные зоны. Самых ретивых из ангелов-демонов приходилось пускать в расход. Кого через самоубийство, кого в честных поединках на шпагах и ядерных томагавках. А некоторые просто спивались, узрев, до каких высот низости взлетели они от благих начинаний, и переходили в разряды второстепенных фигурантов, вроде курносиков и тыбышелбиков.

Гена чувствовал, что партия находится под пристальным вниманием Всевышнего. Но оценок Его не знал, а мог судить о них только по ощущениям. А они так обманчивы!

Кто не пивал с друзьями водки под хорошую закуску? И не закреплял потом успех коньяком? И не лакировал все это портвейном, а затем и пивом в подворотне? И как было чудесно, какие милые, родные лица вокруг!

И какое наступало потом утро...

А случается и по-другому. Работаешь день и ночь, из сил выбиваешься. Под ногтями грязь, на голове колтун, жена ушла к другому. Но приходит время урожая, расцветают розы и разом забываются неприятности. Ты бодр, упруг и готов к новым свершениям. И всего хочется: и встречных улыбок, и добрых слов. И ножек Буша тоже хочется.

Гена был не злоблив и отходчив, но азартен до потери самоконтроля. Знал он это, но превозмочь себя не мог. Да и не пытался. Ведь Гена как рассуждал:

- Если меня, гения сферы, таким Господь создал, значит, я, такой именно, ему и угоден. А начну я самосовершенствоваться да и изменю ненароком строй своей сферы, ее аккорд в симфонии хрустальных сфер и тем самым нарушу великую гармонию мироздания. Нет уж, мы лучше будем оставаться такими, какими нас Вседержитель задумал. Понемногу дружить, в меру подвоевывать.

Короче, лень ему было, да и некогда. Очень трудно одновременно и партию вести и умом раскидывать. Вообще, как тонко подметил один из знаменитых посетителей, от ума одно горе и недоразумения. Того и гляди в чемоданы угодишь или пойдешь на штиблеты какому-нибудь недоумку. Ум - он вроде лопаты или молотка. Хочешь воды - выкопай колодец. Хочешь орех - расколи скорлупу. А захотеть чего-нибудь с их помощью не получается.

Самосовершенствование - занятие богоугодное, но ведь некогда им заниматься! Сколько Гена себя помнит, все перед ним черно-белые поля, и надо суетиться, чтобы партия не развалилась.

А зачем это, даже он, творец по рождению, не знал.

Однажды, обдумывая ход и внимательно оглядывая свои творения, Гена обнаружил, что, помимо его воли, то здесь, то там происходят разные события. Масштаб их был ничтожен, и влияния на течение игры они не имели. Пока Гена крокодилил, на доске появлялись новые фигуры. Запахло авантюрой. Гена придумает комбинацию через серию жертв за белых и пытается организовать черным достойную защиту. А те срываются в неукротимую матовую атаку. Для спасения партии приходилось вводить наемных убийц, устраивать дворцовые перевороты и кровавой ценой покупать продолжение позиционного развития.

Осенью холодные дожди загоняли крокодила в террариум, где он под кварцевыми лампами предавался ностальгическим воспоминаниям о дебюте.

Вылепишь, бывало, фигурку из глины, а то и из кости вырежешь, поставишь на доску, подтолкнешь нежно - и вот она робко, но пошла. Первые ходы - самые обнадеживающие. Все впереди: первая любовь, первая измена, первое предательство и первая кровь, на руках или на совести. Таковы содержание и суть партии. Фигурки обретают опыт и достоинство. И любуешься ими и гордишься. А потом в роковую минуту смахиваешь их с доски, как слезы с глаз.

Но наступает время, когда под носом затеваются чужие игры, и ты теряешь контроль. Уничтожить этот муравейник до смешного просто, а добиться согласованных действий не удается.

Все чаще Гена садился за доску и упивался в стельку. Кому это надо, если ему, гению сферы, становится наплевать?

Но осенняя слякоть сменялась благородной снежной чистотой и морозной трезвостью. Гена засучивал рукава. Одни галактики, изуродованные космическими войнами, приходилось заменять черными дырами. В других для стабилизации гравитационного равновесия зажигались сверхновые. И, хотя матовых угроз оставалось предостаточно, появлялись реальные шансы на дальнейшее развитие.

- Какая же гадость - эта ваша заливная рыба, - почему-то вспоминал Гена, с вселенской тоской взирая на неведомые пределы сферы, - а завтра ведь в зоопарк. Смотритель опять мяса не доложит. Надо бы его ущучить слегка, чтобы не забывал, кто в вольере хозяин.