Они поженились в мае, 1939 года...
Их любовь была безмерной, цветущей и благоухающей, они души не чаяли друг в друге. А какие грандиозные планы будоражили их, трепещущее безграничным желанием быть вместе, сознания! Их сердца горели от любви, которая искрилась в их глазах, которая была между ними, которая была частью их великолепных планов на будущее. Но это все было так жестоко и нагло разрушено одним сентябрьским утром, когда по широким улицам города Варшавы прошли танки со свастикой, когда по прекрасным скверам и паркам старинного польского города пробежали тяжелые солдатские ботинки, кроша и разрушая все на своем пути.
Кроша и разрушая их счастье...
Кроша и разрушая их такую искреннюю, не успевшую еще полностью расцвести любовь...
Спустя короткое время в Польше началась оккупация. В первые же дни оккупации они попали в плен и вскоре были разлучены друг с другом, он – в мужской концлагерь, она в женский. Поначалу они думали, что это временно, что все скоро закончится, что война не будет длиться долго. Но с каждым новым днем изнурительного труда, с каждой новой каплей издевательства и муки, надежда гасла, она медленно умирала с тоскующей душой.
Поначалу, чтобы хоть как-то поддерживать связь, они мысленно разговаривали друг с другом, им каждую ночь снились сны друг о друге. Но вскоре только щемящее чувство разлуки и несбывшееся счастье семейного уюта осталось с ними, то безнадежно умирая тогда, когда уже жизнь казалось невыносимой, то медленно воскресая тогда, когда появлялись новые силы или посещал слабый луч надежды.
И война продолжалась...
А жизнь в концлагере становилась невыносимой, жизнь теряла всякий смысл, жизнь таяла, видя каждый новый труп или прервавшуюся коротким выстрелом жизнь. Надежда выжить умирала, надежда на освобождение растворялась в воздухе вместе с каждым новым окриком эсесовца. Сбежать?! Разве для того, чтобы только приблизить свою смерть, ведь любая попытка завершалась возвращением смельчака обратно в лагерь на долгие издевательства и потом - привселюдный расстрел. Продолжать жить?! Как, для чего? Чтобы работать для блага оккупантов, чтобы работать до изнеможения и закончить жизнь по распоряжению грубого палача?
Оба из них в разных местах и, будучи далеко друг от друга, прошли примерно через одно и то же. Жизнь нагло дарила им ужасные картины прощания с жизнью: или коротким выстрелом, или долгими невыносимыми издевательствами, или смертью в крематориях, от которой душераздирающий крик умирающих долго звучал в ушах. А их жизнь продолжалась... С ужасными страданиями, с изнуренным трудом, несколько раз с страшной болезнью тифа, лихорадки и воспаление легких. Но они, порой вопреки своим желаниям, выживали.
И однажды настал день освобождения...
Для Мистера Розинского это был день, когда он с высокой температурой боролся с затянувшейся болезнью тифа. Он уже несколько дней бредил, что по тогдашним законам концлагеря его жизнь уже должна была бы закончиться коротким выстрелом. Для него самого это было бы просто прекращением его страданий, освобождением от мук, ведь в лагере не было медицины, врачебной поддержки, и больной был просто оставлен или на выживание или на приближение смерти. В тот момент, когда Мистер Розинский сквозь затуманенное сознание увидел рядом с собой солдатов-освободителей, ему померещилось, что это ангелы пришли за ним, чтобы перенести его от ужасной жизненной ситуации в лучшую и вечную. И вскоре он оказался в лучшей ситуации, но не в вечной...
Его поместили в военный госпиталь и началась борьба за жизнь.
Три месяца врачи и медсестры боролись за его жизнь. Иногда им казалось, что он не выживет, и тогда он уже сам продолжал бороться за жизнь. Если он пережил концлагерь, тогда как же ему сдаваться сейчас, ведь теперь все самое страшное позади! Тем более, теперь он мог даже помечтать о том, что скоро он возможно встретится снова со своей любимой и милой женой.
А она в то время скрывалась в подвале одной немецкой семьи в Австрии. Тогда, когда немцы услышали о наступлении освободителей, они решили уничтожить следы своего зверства и вместе с этим всех свидетелей этого пулеметными очередями. Но убитыми оказались не все! Миссис Розинская была сильно раненной, но живой. Вскоре на смену сбежавшим эсесовцам пришли местные жители и начали подбирать тех, кто еще был жив.
Ее, исхудавшую и тощую, раненную телом и разбитую душой подобрала эта семья и приволокли домой. Но в городе все еще было много немцев и тех, кто любыми путями хотели помочь им, даже если это и было в ущерб своему собственному народу. Ночь могла спрятать под своим покрывалом их приход домой с раненной гостей, но того, что мог принести им новый день, в том случае если кто-то увидит бывших обитателей концлагеря, никто не знал. Тогда и было решено скрывать ее в подвале, до лучшего времени, до того времени, когда либо закончится война, либо наладятся обстоятельства.
А ее рана была глубокой, ей нужна была срочная медицинская помощь. Но как же это сделать, кому можно было открыться, чтобы не навлечь на себя беду? Ко всем переживаниям о ее здоровье еще добавилось то, что Миссис Розинская боялась темноты и одиночества. С тех пор, когда в концлагере она увидела, как грузовик-самосвал, нагруженный битком детьми-подростками, подъехал к крематорию и просто так бездушно, бессердечно, как будто бы он привез машину дров, высыпал их в раскаленную печь, тем самим оставляя в воздухе душераздирающий нечеловеческий крик. Этот крик не покидал измученное сознание молодой женщины вот уже несколько месяцев.
Его невозможно было стереть из памяти...
Единственным спасением от парализующего страха темноты в лагере была ее напарница, с которой они делили кровать. Только прижавшись вплотную к ней, Миссис Розинская могла в темноте сомкнуть глаза, прося Бога о силе снова их открыть. Ее подруга по несчастью была для нее источником тепла и укрытием от ужаса, преследующего ее с того ужасного момента возле крематория.
Там же в холодном подвале, где она пряталась от тех, кто мог бы при случае снова причинить ей зло, отыскав ее с новым желанием уничтожить, она была одна, и одним спасением от ужаса темноты была только постоянно горевшая свеча. При блеклом свете свечи она могла спать, она могла хотя на короткое время сна освободить свое сознание от терзающего ее ужасного крика жертв крематория.
Шел день за днем...
Рана от выстрела начала заживать и от хорошей заботы ее спасителей Миссис Розинская начала поправляться. Война еще продолжалась, но многие уже начали поговаривать об ее скором окончании. Время от времени в ее, все еще страдающей психическим расстройством душе, начали просыпаться картины далекого прошлого, картины короткого счастья замужества. Но как и где она могла отыскать своего любимого? Где можно было бы об этом узнать? Да и жив ли он вообще?
А жестокая война подходила к своему концу...
Война писала свою ужасную заключительную главу!
Для супругов Розинских жизненные страницы раскрывались по разному.
Она была в Австрии, он - длинными путями и, пройдя через многие тяжелые жизненные ситуации, через несколько лет попал снова в Польшу. Стараясь отыскать своих родственников, он узнал, что многие из них погибли от немецкой жестокой руки, несколько из оставшихся в живых были инвалидами. Из его, некогда огромной родни, остались считанные люди, которым посчастливилось уцелеть от жестокого вихря войны. Из семьи же родственников его жены он никого не мог отыскать. Любые справки об концлагере, в котором сперва была помещена его жена, приводили его в тупик.
Но он не сдавался, что-то в глубине души подсказывало ему, что однажды они снова встретятся. Спустя два десятка лет, он переехал в Австралию, где к тому времени жило много выходцев из Польши и окружающих ее стран, все те, которых немилосердно разбросала в разные страны и по разным жизненным обстоятельствам война. Там он по-настоящему повстречался с Иисусом, Которого знал с детства, но только косвенно и не по-настоящему. Там в Австралии, он однажды попал в церковь, где было много поляков и, начав посещать ее, он вскоре понял, что без Иисуса он больше не сможет жить.
Поиски своей жены не прекращались и там.
Ему даже посчастливилось отыскать женщину, которая во время войны была в одном и том же концлагере и лично знала Миссис Розинскую. Она также рассказала ему о той жестокой эсесовской расправе в то время, когда наступали войска освободителей. Ее рассказ дал ему понять, что только немногие уцелели тогда, когда автоматные очереди улаживали ряд за рядом человеческие тела на дышащую кровью землю, которая стонала от кощунственной человеческой жестокости. Только немногие из того ужасного смертельного месива были подобраны местными жителями еле дышащими и раненными, только немногие могли увильнуть от дождя автоматных очередей, еще меньшему количеству посчастливилось быть освобожденным от трупов, которыми тяжелыми кучами устилали землю.
Мистер Розинский слушал ее рассказ и мысленно старался представить себе свою крохотную, маленького роста, худенькую девчушку, которая была его милой женой всего только несколько месяцев. Сумела ли она перебороть тот тяжелый изнурительный труд, сумела ли она превзойти ужасы расстрелов и крематорий, сумела ли она пережить болезни тифа и малярии? Могла ли она быть в том маленьком крошечном числе немногих, которых выгребли, которых вытащили из куч человеческих тел местные жители?
Могла ли она быть в том числе немногих?
Его надежда таяла, его надежда умирала с каждым новым прошедшим днем. А каждый новый прошедший год заново ставил свое жестокое клеймо: “Ушла! Навсегда!” Его реальность была неотрывно связана с ужасным прошлым, прошлым, которое оставило свой жестокий след в судьбах многих людей; прошлым, которое давило сердце и душу безысходным чувством потери.
Спустя десять лет он иммигрировал в Америку и поиски его супруги продолжились здесь. Он надеялся, что среди новых людей, в новой местности он сможет отыскать тех, кто желали захоронить свое ужасное прошлое связанное с войной, но еще способны хоть как-то воскресить то, что было в то тяжелое военное время. Он надеялся, что кто-то сможет приоткрыть вуаль того прошлого, что таило хоть какую-то информацию о его жене.
Но проходили года и все оставалось безрезультатным. Время ставило такое же жестокое клеймо, с каждым новым годом оно еще сильнее и больнее чеканило: "Ушла! Навсегда!”
Эти слова долго и мучительно висели в воздухе...
Каждый раз от которых блестели болезненно глаза.
То было тяжелое время разлуки...
Миссис Розинская долгое время проживала в дачном домике людей, которые спасли ее от смерти, выходили после тяжелого ранения и позаботились об ее благополучии. Она долгое время не могла избавиться от преследовавшего ее страха, ужасы концлагеря казалось никогда не смогут оставить ее истерзанное ужасными картинами сознание. Война отобрала у нее все: любимого, родных, ее дом и все, что было в доме, оставив ее с небольшой поклажей, в которой хранилась свернутая в трубочку их свадебная фотография, ее девичья шляпка и небольшое покрывальце, которое она сшила, украсив его мозаичной вышивкой с изображением двух ангелов.
Когда-то она мечтала, что однажды этим покрывальцем они вместе будут укрывать своего первенца, оберегая от холода, согревая своей любовью и лелея своими заботливыми отцовскими и материнскими руками. Проходя через все лишения концлагеря, она старалась никогда не расставаться со своей драгоценной ношей, будь-то на работе или при скудном обеде или за ужином. Она прижимала его теснее к себе, в то время когда над ее головой свистели пули, она упала вместе с ним, сраженная пулей, намертво зажав его в руках. Так и подобрали ее те люди, которые помогли ей выжить. Она берегла свое богатство с огромной силой, надеясь, что однажды они снова будут вместе и их сокровенное желание семьи исполнится.
Но года бежали, и надежда отыскать друг друга медленно умирала.
Через некоторое время она вернулась назад в Польшу и, разыскав своих дальних родственников, осталась жить там. А душа ее продолжала страдать, разбитое счастье острыми осколками тоски ранило ее сердце из года в год все сильнее и сильнее. Неужели судьба, управляемая немилосердной войной, навсегда разлучила их, разбила их такое кратковременное счастье, погубила их сокровенные мечты?
Спустя годы, Миссис Розинская наконец начала смиряться с мыслью, что то прекрасное и краткосрочное время любви было нагло уничтожено внезапно ворвавшейся в человеческие судьбы ужасной войной. Она смогла заглушить надежду на встречу, но она верила, что никогда не сможет уничтожить со своей памяти того короткого времени их супружеской жизни. Воспоминания об этом помогали ей жить, они постоянно поддерживали в ее душе память о своем любимом.
В середине семидесятых годов она вместе со своими родственниками переехала в Америку и поселилась неподалеку от Нью Йорка, в городе Бронкс. В этом районе жило много выходцев из восточной Европы, много тех, которые прошли через такое же страшное время войны и концлагерей. Она даже смогла отыскать женщину, с которой жила в одном бараке, которую так же как и ее, подобрала австрийская семья и сберегла от неминуемой смерти, холода и голода.
В Америке она занялась своим любимым рукодельем и время от времени продавала свои особые покрывальца, которые очень напоминали искусные гобелены, для местных жителей. А то первое, самое дорогое, которое предназначалось для особого случая, бережно хранилось как драгоценность в ее шкафу. Мечты не исполнились, но воспоминания, спустя десятки лет, были живы.
А жизнь продолжалась...
Однажды, проведывая свою подругу, которая жила в центре старого города Бронкса, Миссис Розинской пришлось зайти в близлежащую церковь. А получилось это так... Идя к остановке автобуса, она на несколько минут остановилась возле маленького магазинчика, чтобы купить себе чашку горячего кофе, но этой короткой остановки было достаточно для того, чтобы опоздать к автобусу. Следующий должен быть только через час.
Была слякоть и холод. Миссис Розинская стояла на остановке и оглядывалась по сторонам. Вскоре подошли молодые мужчина и женщина и, заговорив с ними, она поняла, что они тоже надеялись успеть к автобусу. Узнав от нее, что следующий будет только через час, они предложили ей пройти вместе с ними в церковь, которая была в нескольких минутах ходьбы от остановки и провести время в середине здания, где было намного уютней. Она согласилась.
Зайдя в церковь, Миссис Розинская была удивлена увиденным. На одной из стен висело ее рукоделье. Она спросила женщину о том, где ей удалось приобрести такой гобелен и та ответила, что купила его с рук одной женщины. Потом Миссис Розинская подошла к тому небольшому покрывальцу, на котором также искусно были изображены два ангела и, приподняв один из углов, скромно сказала,
- Это изделие принадлежит мне. Видите, вот в этом углу вышиты две буквы “М” и “Р”, что значит “Маргарита Розинская”. Когда-то давным-давно я сделала мое первое покрывальце или гобелен, как вы говорите, а спустя года продала несколько десятков в этой местности.
- Неужели? - удивилась молодая женщина, - Это же здорово! Нам с мужем очень понравился этот гобелен, и мы подумали, что он будет хорошим дополнением в нашей церкви.
Миссис Розинская только вздохнула, но события, связанные с происхождением того первого изделия не стала им рассказывать. Да и кому же это интересно? Это была ее боль, это ее потеря, это ее история, это ее давние, но не забытые раны, далекие, но такие живые воспоминания.
Они разговорились и узнали, что живут совсем по-соседству друг с другом. Молодые мужчина и женщина были семьей, совсем недавно переехавшей сюда с южного штата Луизианы. Муж являлся пастором этой ново-образовавшейся церкви, церкви, в которой насчитывалось всего только несколько десятков членов.
- Но мы надеемся, что скоро количество увеличится, - с энтузиазмом сказал молодой мужчина, - ведь город же этот большой. Да и вы иногда заходите, тем более, что теперь наша церковь будет хранительницей вашего искусства.
Миссис Розинская пообещала им иногда приходить, тем более, что ее подруга проживала уж совсем рядом. Вскоре, дождавшись очередного автобуса, они доехали до своей остановки и, распрощавшись со старушкой, пообещали друг другу иногда встречаться. В тот вечер, придя домой, она долго не могла уснуть. Ее мысли вернули ее в далекое время, в старинный польский город, где она провела свое детство, где рождались ее девичье грезы, где родилась ее любовь и где, к сожалению, так скоро закончилось ее счастье.
А спустя месяц прямо в вечер Рождества в ее дверь постучались.
Но этому предшествовал другой визит в ту же самую церковь, только другой личностью.
Мистер Розинский посетил близлежащую церковь прямо в сочельник. Зайдя в нее одним из первых, он оглянулся по сторонам и сразу же заметил картину, которая вернула его в далекое время. Он присел на скамейку и, опустив голову, заплакал. Скупыми мужскими слезами, но с таким разбитым, истерзанным давней разлукой, долгими годами поиска и медленно умирающей надеждой, сердцем.
Он никогда не смог забыть того короткого счастливого времени, проведенного вместе. Оно было для него таким трепетным и незабываемым, таким живым и навсегда оставшимся в его сердце, оно было тем, которое помогало ему просыпаться каждый день, давало ему новые силы, заставляло его улыбаться и продолжать жить. То короткое время их любви, то короткое время, проведенное вместе со своей любимой, было для него залогом счастья, с которым он прожил свою жизнь, никогда заново не женившись, всегда ожидавший встречи.
Если не на земле, то в вечности...
Но в тот вечер ему вдруг почувствовалось, что силы покидают его. Он слушал молодого пастора, который говорил о надежде, пришедшей в мир с рождением Спасителя, о счастье, которое подарили ангелы своим приходом пастухам, и его сердце рыдало. Где же его счастье, где же его надежда? Почему же так жестоко все получилось? Почему война, ворвавшись в человеческую жизнь всего только на несколько лет, оставила свой след навсегда? Почему же мир такой жестокий? Почему же столько страданий?
Счастье? Надежда? Были ли они в его жизни? Его мысли вихрем кружились в его голове, перемешиваясь со словами пастора, терзая его измученную душу, теребя его больное сердце. Он старался сосредоточиться на том, о чем говорил пастор, но время от времени мысли уносили его в далекое прекрасное прошлое. То прошлое, которое придавало ему сил жить, то короткое время, но сильное, способное делать его жизнь полной, дающие ему возможность продолжать жить.
- Своим рождением Христос принес в мир надежду, - уловил он мысль пастора, - хотя многим было тяжело ее заметить. Их жизнь была угнетенной, подавленной от римского насилия, тяжелой работы и издевательств. Рожденный Младенец дарил свет, но его надо было увидеть, Он мог подарить счастье, но его надо было захотеть принять, Он мог подарить надежду, но этим воспользовались немногие. Эта надежда жива и сейчас, радость Рождества передается из поколения в поколение, она вечная!
Мистер Розинский слушал эти слова, а его глаза были прикованы к картине, висевшей на стене. Два ангела... Точно такие, как он запомнил их, точно такие же, какими они остались в его радостных глазах, когда его любимая показывала ему свое изделие и рассказывала свои сокровенные мечты. А он, дрожащими пальцами трепетно сжимал ее руку, в то время когда его сердце наполнялось счастьем и радостью.
- Неужели эта картина могла бы быть изделием моей любимой? – тяжелая мысль сверлила его сознание.
Она была настолько упорной и неотступной, что Мистер Розинский даже не заметил, когда посетители начали один за другим покидать церковь. Он сидел, не двигаясь на своем месте и не сводил глаз с картины. Вскоре к нему подошел пастор и, поздравивши его с Рождеством, сказал,
- Могу вам чем-то помочь? Может вас что-то интересует?
- Извините меня, - теребя дрожащими пальцами свою шляпу, сказал Мистер Розинский, - ваша проповедь и убранство церкви вернули меня в далекое прошлое. Оно, это прошлое, взбудоражило рану, которая никогда не заживает, воскресило воспоминания, которые время никогда не сможет стереть. Сентиментальность... только и всего... Извините меня!
Он устало покачал головой, сжав губы. Тоска пронизывала каждую клеточку его тела, боль о потерянном спазмами сжимала его сердце. Пастор понимал, что перед ним стоит тоскующий человек и хотел хоть как-то помочь.
- Тем не менее, - сочувственно продолжил пастор, - чем я мог бы вам помочь?
- Можно мне посмотреть вашу картину?
- Конечно, конечно! – предложил ему пастор, удивившись.
Мистер Розинский поднялся и направился подошел к картине. Каждый проделанный шаг казалось возвращал его в далекое щемящее прошлое, то, которое болезненно всплыло в его сознании при виде изображения на стене. Приятные воспоминания, перемешанные со жгучей болью, заполняли все его дрожащее от тяжелых воспоминаний тело. Он подошел вплотную к стенке и приподнял один из углов. Его взгляд впился в две буквы. Те же самые, до боли знакомые, две буквы, которые он видел много лет назад, те же самые, которые однажды были вышиты его любимой.
Он прижал голову к холодной стене и его плечи содрогнулись в горьком рыдании. Горячие слезы далекого прошлого, горячие слезы глубокой раны. Это была она, он чувствовал, он верил! Здесь в этой картине хранились прикосновения рук его любимой, здесь хранились мечты прошлого, несбывшиеся мечты прошлого с таким живым прикосновением любимого человека!
Мысли вернули его в то далекое время. Он, касаясь виском угла гобелена, казалось прикоснулся снова к ней, к своей любимой! Ведь это изделие было сделано ее руками, оно таило ее прикосновения, время не могло, оно не имело права уничтожить это! Здесь в этом изделии хранилась память о далеком прошлом, которое он потерял, по которому спустя года безмерно скорбел. Это было прошлое, которое никогда не было забытым, которое осталось живым в его сознании, которое постоянно причиняло ему боль. Боль, которая терзала его и сейчас, от которой тяжело содрогались его плечи.
Вскоре Мистер Розинский почувствовал прикосновение руки. Пастор тихо сказал,
- Дорогой Мистер... Извините, я даже не знаю вашего имени... но позвольте мне хоть чем-то вам помочь.
Он медленно оторвал голову от стены и, не сводя глаз с картины и все еще держа в дрожащих пальцах угол гобелена, тихо спросил,
- Каким путем это оказалось у вас? Оно... оно...
Комок застрял в его горле, спазмы сковали его голос, а тело наливалось свинцом и становилось тяжелым и неуправляемым. Мистер Розинский не мог выговорить то, что всего несколько минут осознал и понял; то, что заполнило его сознание. Он не сводил глаз с увиденной картины и не отпускал из своих пальцев ее кончик, боясь, что увиденное может ускользнуть от него навсегда. Он не мог это потерять сейчас, но в то же самое время, он был больше не в силах вместить в своем разуме только что увиденное и пережитое. Силы покидали его. Он медленно опустился на пол, боясь не потерять сознание. А глаза все также не отрывались от изображения двух ангелов, которые были сделаны руками его любимой. Но вдруг они начали теряться в темноте, в ушах загудело и ему хотелось крикнуть,
- Нет! Не исчезайте! Не уходите! Оставайтесь со мной!
Но силы покидали его, медленно погружая его мир в темноту.
Очнулся он через несколько минут, устало открыв глаза и стараясь вспомнить где он и что с ним случилось, оглянулся по сторонам. Рядом с ним стояли пастор и молодая женщина со стаканом воды.
- Что с вами? – озабоченно спросила она, - Ох, как вы нас напугали! Как вы себя чувствуете?
Мистер Розинский, озираясь по сторонам, вспомнил то, что послужило причиной его расстройства, он припомнил где он и что происходит и тихо сказал,
- Не беспокойтесь обо мне, извините меня за причиненные неудобства.
Потом, подняв снова глаза на висящий на стене гобелен и как бы заново убедившись, что это не сон, что он на самом деле видит изделие рук своей милой жены, спокойно сказал,
- Со мной все хорошо. Даже я могу сказать, что намного лучше, чем было до того, как я зашел в эту церковь, - он приподнялся с пола и, присев рядом на скамейку, продолжил, - Подарите мне эту картину. Она сделана моей женой, которую я знал очень короткое время и потерял навсегда во время войны.
Тут глаза пастора и его жены засверкали искорками счастья. Их улыбки были такими широкими и счастливыми, что старик даже растерялся. Пастор обнял мужчину и тихо сказал,
- Я думаю, что мы можем для вас сделать больше, чем вы просите. Я очень надеюсь, что мы можем вам подарить, то о чем вы даже не мечтали.
Они вместе покинули церковь.
Направляясь к дому, к которому вели долгие годы поиска.
Он ехал в машине и думал о том, кто сейчас предстанет пред ним. Пастор молчал, а любопытство старика росло. Он всячески старался представить себе, кто бы это мог быть. Может быть это будет женщина, которая возможно провела хоть какое-то время с его милой женой, может быть кто-то из ее родственников, кто каким-то образом смог сохранить это рукоделье.
Глаза постоянно блестели от слез, которые невидимым потоком текли по щекам, вместе с рыдающим сердцем, которое сжималось в спазмах тоски. В глубине его глаз помимо безмерной любви, которая была смешана с тоской о тяжелом прошлом, таились воспоминания далекого прекрасного, перемешанные со щемящей болью о потерянном времени в разлуке. И хотя истоки этого далекого прошлого уводили его в седые дали, тем не менее, они были так живы и реальны, они были так близки, они вместе с радостью настоящего были приправлены горечью прошлого. Прошлого, которое никогда нельзя будет уничтожить из памяти или стереть из своего сознания, оно постоянно будет о себе напоминать радостью и болью.
Через короткое время дверь открыла она; его милая, его дорогая, та, с которой они расстались так давно и неожиданно, та, которую он долгое время искал и которая никогда не покидала его сознание.
Его душили слезы, которые горячей струей катились по щекам, а глаза с такой затаенной и трепетной любовью смотрели на свою жену. Потом он взял ее руку в свою и нежно преподнес к губам. Несколько слезинок, упорно катившихся по щеке, упали на ее руку, обжигая ее искренней и такой давней любовью, которая никогда не исчезла, которую он пронес через тяжелое время войны и концлагерей, с которой он просыпался каждое новое утро и уходил на ночлег после каждого прожитого длинного дня. Любовь, которая была живой и которая продолжала дарить ему надежду на встречу; любовь, которая помогала ему жить.
Любовь, которая была вечна, которая продолжалась столько, сколько продолжалась жизнь. Любовь, которую они пронесли через года одиночества и которая теперь искрилась на их исперещренных тяжелыми годами и лишениями лицах. Года не изменили ее, они только закалили ее! И, заново встретив друг друга, они позволили ей снова расцвести и ее буйное цветение было наслаждением для многих.
Для них жизнь теперь не просто продолжалась...
Она была наслаждением!
То было самое прекрасное Рождество в жизни супругов Розинских, ведь спустя почти пятьдесят лет они снова встретились. Спустя почти полстолетья они заново обрели друг друга.
То было Рождество, которое принесло им огромную радость!
| |
|
Каталог христианского творчества / Конкурсы / Рождественское 2011 / Рождество, которое принесло радость! (Любовь Павлюк)
