Купались как-то жарким днём мальчишки в Свислочи. Глядь ─ плывёт бутылка из-под шампанского, заткнутая пробкой. Выловили ребята её и увидели внутри свёрнутые в трубочку листы из ученической тетради, перевязанные тонкой прочной нитью. Конец нитки свисал из горлышка: разумно поступил «летописец» ─ не надо разбивать бутылку, чтобы достать листочки, исписанные мелким разборчивым почерком. Это было письмо… Рюрику.
«Приветствую тебя, великий князь Рюрик! Классно, что тебя можно называть на «ты» и ты не обидишься, ибо я знаю из истории (а я очень люблю историю!), что тысячу лет назад уважение к человеку выражалось не столько словами, сколько делами. Лишь с тобой я могу быть откровенным, и ты не станешь смеяться.
Ты, наверно, помнишь, княже, как пришли к тебе северные славяне и сказали: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет; иди княжить и владеть нами». Трудолюбивыми были мои далёкие предки, хоть и не имели машин, строительных кранов, комбайнов, самолётов; однако умели выращивать хлеб, ловить рыбу, ремесленничать. Но никак не могли мирно ужиться между собой. Вероятно, у кочевых хазар научились, которые на братьев-славян разбойные набеги совершали. Похоже, в твои достославные времена дурной пример тоже был заразителен.
Я так радовался, светлейший Рюрик, когда читал, что ты принял предложение моих праотцов и приплыл с дружиною своей княжить. Как свидетельствуют летописи, ты судил виноватых, мирил ссорящихся, охранял границы Руси изначальной. Сколько с тех пор воды утекло! Границы Руси всё расширялись, расширялись и достигли аж Тихого океана. Но, знаешь, чем больше и обильнее становилась наша земля, тем меньше оставалось на ней порядка…
Думаешь, Рюрик, зачем я тебе пишу. Просто мне не с кем посоветоваться. А я хочу знать, для чего живёт человек на свете, в чём смысл его существования, есть ли Бог… Мне уже двенадцать лет, и я многое понимаю, но не могу взять в толк, почему люди говорят одно, а делают другое; воруют, пьянствуют, лицемерят, убивают, да и свою жизнь в копейку оценивают. Вот начал ты, Рюрик, княжить на Руси. В Великом Новгороде построил себе обширные хоромы, и подданные твои имели просторные избы, разные подсобные строения (по раскопкам судить можно). А у нас, спустя почти двенадцать веков, на четверых ─ комната двенадцать квадратных метров в коммунальной квартире… Ах, ты, счастливец, не знаешь, сколько это двенадцать квадратных метров. Представь, что ты завёл в такую комнату своего боевого коня. Развернуться ему там невозможно, и пришлось бы тебе вытаскивать его за хвост…
Князей, которые потом стали именоваться царями-императорами, мы уже давно, прости, Рюрик, извели. Надоели они нам, сказывают ста-а-арые люди, как горькая редька. Правда, я им не верю. Сам-то не видел. А люди и учебники обманывают. Приведу тебе такой пример. Помнишь, Рюрик, Новгородское вече? Вижу-вижу, что ты недовольно морщишься. Попадало тебе от него! Но ведь, согласись, поделом. Законодатели Великого Новгорода не для себя старались, а для всех жителей! И никто им за старания денег не платил…
У нас тоже есть народное собрание, которое парламентом прозывается. Эх, знал бы ты, Рюрик, каких обещаний наслушались мы, пока выбирали наше «вече»! Пять лет народные избранники спорили, выясняли отношения, некоторые даже голодали в знак протеста какого-то (кстати, а почему ты, Рюрик, ни разу не объявил голодовку, ведь Новгородское вече часто с тобой не соглашалось? Что, слабо?); причём «трудились» они не на площади, в снег и дождь, как новгородцы, а в огромном красивом зале, где можно собрать на выпас всех лошадей твоей, Рюрик, доблестной дружины. Скажу тебе по секрету: пусть бы лучше там кони дружинников паслись, радостно ржали и нажимали кнопки «за» и «против»! Это обошлось бы дешевле для нашего бедного княжества. Ведь народные избранники наделили себя такими при-ви-ле-ги-я-ми (извини, Рюрик, не могу объяснить тебе этого слова: в варяжском и старославянском языках его в помине не было), какие тебе и не снились. Не дай Бог, приснятся ─ воскреснешь, Рюрик, и вновь сядешь на своего боевого коня!.. А мы по-прежнему живём, светлейший князь, в своём «стойле», только уже втроём: папа не вынес трудностей послерюриковского периода истории Руси Великой и, бросив нас, ушёл искать счастья на другом берегу Свислочи…
Что же такое, Рюрик, счастье? В чём смысл жизни? Обещать ─ и не сделать? То есть обмануть и радоваться наивности поверившего? Посадить дерево? Но один посадит ─ обязательно найдётся десяток желающих обломать ветки, выкорчевать. Может быть, смысл жизни в том, чтобы не воровать?.. Ты, Рюрик, в ужасе схватился за свои светлые варяжские кудри? При тебе разве не воровали? Видно, ты прав. Замки появились значительно позднее. А вот у нас даже чудо-замки не помогают. Воруют, воруем, и всё равно несчастливы…
Знаешь, Рюрик, однажды, выходя из автобуса, я подал руку старушке, чтобы помочь ей спуститься с высокой ступеньки. Кто-то из учеников видел это, и назавтра весь класс надо мной смеялся; с того дня прозвали меня «жентельменом». Неужели, Рюрик, и двенадцать веков назад пацаны были такие же чёрствые, грубые, невоспитанные?..
Конечно, это письмо в никуда. Тем не менее, засуну его в большую бутылку (это всё, что осталось у нас от папы), заткну её пробкой и брошу в Свислочь. А вдруг попадётся она на глаза твоему истинному потомку ─ Рюриковичу, который знает, для чего пришли славяне и «расселись: по лесам ─ древляне, по Днепру ─ поляне, по Полоте ─ полочане, между Припятью и Двиною ─ дреговичи…» Почитает он письмо и…
Увы, Рюрик, ты не угадал. Не советовал бы я твоему разумному потомку вновь связываться с нами, неразумными. Нет на нас диких хазар, половцев, печенегов…
Мне вот кроссовки приобрести бы, пусть даже самые дешёвые, а денег нет. Не плакала бы моя мама от жизни беспросветной; работала бы на одной работе, а не на двух; получала бы зарплату, на которую можно купить недорогое платье и хотя бы раз в неделю кусочек мяса. Да жить бы нам в квартире достойной и знать бы, для чего… Прощай, великий князь, Рюрик! Алёша Мазура, уже шестиклассник. 30 мая 1996 г.»
Посмеялись мальчишки-рюриковичи, прочтя письмо. И то польза ─ узнали, что жил-был некогда князь Рюрик…
| |
|
Христианское творчество / Боровой Евгений Васильевич / Письмо Рюрику
